Как вы могли!

Когда позволите, сеньора,

То вам я посвящу быка… 

 Тирсо де Молина, «Благочестивая Марта»

- Как вы могли! – встречает меня возмущением учительница моего сына. И, прежде, чем я успеваю сообразить, о чем это всё, добивает еще более возмущенным. – Он влюбился! Как вы могли?!

Прошла еще пара секунд, пока я поняла, что учительница, она же – моя читательница, добралась до кульминационной истории «Грубого сватовства», и речь идет о пробоине в отсутствующем сердце Белокурого (да-да-да, ноль эмпатии у всех). Так вот, свой двухсотый пост на АТ посвящу-ка я господину графу, несколько ушедшему в тень крыл liebellula и ктырей, Патрику Хепберну, «могучему и сильному», как писалось в официальных документах его эпохи.

- Как вы могли! Он влюбился! Такой мерзавец – и влюбился!

Сказать «мерзавец» про Белокурого – это как примерно «лишена эмпатии» про Элу, ну такоэ. Поверхностный взгляд, невнимательное чтение. Несмотря на то, что XVI век – специфическое времечко в плане гуманности человека к человеку (в мире сем, а не ином), я не могу назвать ту эпоху временем серой морали. И героя своего человеком серой морали назвать не могу. Собственно, «Белокурый» - это в изрядной степени роман воспитания чувств. История о том, как мальчик с чувствительным сердцем и привязчивый учится «быть мужчиной» и одевает себя целиком и полностью в броню при помощи отбитого на чувства (тоже защитный механизм) дяди-священника, но под броней остается живым человеком. Пылким, чутким, ошибающимся, гневающимся, яростным, способным к привязанности и любви. Саном и воспитанием он не приучен проявлять чувства – он приучен проявлять силу и действенно, эффективно управлять. Однако со своими людьми честен – с друзьями и капитанами, да поначалу и с королем тоже. Но жизнь вносит свои коррективы в его благородные планы по обустройству жизни, и начинается тропинка во тьму, к тому, чтоб стать воплощением лучших и худших качеств мужчин своего рода – в их предельном развитии, чтоб стать идеальным Хепберном, «тварью, по природе своей предназначенной для блуда, предательства и убийства». И каждый конкретный шаг его вроде бы обратим, но каждый марает его снова и снова, а цепочка шагов приводит к закономерному концу. 

Считать ли его мерзавцем? Ангус, его заклятый сосед и кровный враг, прямо говорит брату: «Босуэлл - слабак, не убивает детей и женщин, не хочет мараться». Мерзавец сдал бы Робби королю и тем купил бы себе помилование. Мерзавец, не сомневаясь, убил бы спящего кузена. Мерзавец не казнил бы себя за гибель Бинстона. Мерзавец не пощадил бы Марион, попавшую ему наконец в руки, убил бы за подозрение беременную, не взял бы на руки ее дочь. Мерзавец не вернулся бы на Девять камней говорить с тенями любимых людей. Не попытался бы вернуть дружбу  брошенной жены – да, пусть и после стольких лет. Как мерзавец, Белокурый, прямо скажем, крайне несовершенен. А вот как человек – вполне живой. 

Собственно, это мне в нем и дорого, несмотря на количество пролитой им крови и искалеченных им судеб. 

- И влюбился!

Больше скажу: я два с половиной тома и вела его к этому краху – снова почувствовать себя живым и ранимым под многими слоями брони.

КПДВ Лестница в Крайтоне, построенная внуком Белокурого. Если вы недоумеваете, что тут такого, лестница и лестница – так я вам доложу, что это крайне редкий пример прямой, а не винтовой лестницы в шотландском замке той эпохи. Как бы не вообще единственный, в смысле, первый.

Фото (С) 2017