О добрых людях и о рукописях, которые не горят (или приветственный пост)

Поразительно, сколько добрых и отзывчивых людей в мире, на этом сайте и у меня в друзьях. Сидишь, выкладываешь потихоньку старую вещь (одну из немногих, которая вычитана и потому не лежит, надежно спрятанная на ноутбуке и гугл-диске, в отличие от всего прочего), починяешь примус, можно сказать, и вдруг, как из рога изобилия на голову валятся лайки и комментарии.

Если такое случается, то я всегда иду спрашивать у одного хорошего человека, что случилось, потому что этот всплеск обычно связан с тем, что он где-то что-то упомянул о  :) Этот хороший человек всегда почему-то стесняется и расстраивается, как истинный служивый ничего толком не говорит, храня секреты, но на самом деле мне очень приятно. Спасибо и на этот раз, хотя я так и не установила толком источник - откуда все пошло.

Вообще судьбы произведений поразительны. Я все больше убеждаюсь, что Булгаков был прав, когда писал устами своего героя, что рукописи не горят. Не горят и не тонут. На другом ресурсе я сейчас в процессе выкладывания перевода старого дневника восемнадцатого века, написанного одним из офицеров британского флота, и меня неизменно восхищает судьба: и дневника, и автора (мне вообще кажется, что я в него немного влюблена, как бы шизофренически это не звучало; впрочем, у меня так и с некоторыми писателями).

Автор хотел издать книгу; сейчас бы ее назвали этнографической. Он тратил по пять-шесть часов на корабле, записывая то, о чем слышал, то, что выдумывал, то, что казалось ему интересным - записывал гусиным пером, в дождь и ведро, в адскую жару и в ужасный холод, учил другие языки, общался с людьми: с другими офицерами, со слугами и с рабами, с маркизами и адмиралами. Он закончил один том, который успел отредактировать, начал второй - но закончить его было не суждено: безвременная смерть забрала его.

Разумеется, у него остались родственники: мать, три брата и сестра. Почтенные торговцы, они никак не могли взять в толк, почему их средний брат вдруг в почтенном возрасте (ему было чуть за тридцать) ушел на флот. Я почти вижу, как они горевали, получив весть о его смерти, и наверняка кто-то обронил фразу, обнимая собственных детей: "Если бы он остался в Лондоне, то дожил бы до преклонных лет. А так не женился, и не оставил детей, и сгинул на чужбине."

Его дневники (их было, как минимум, два: один описывал Ньюфаундленд, второй - Карибские острова) пропали после его смерти. Казалось бы, от человека не осталось ничего.

... В середине девятнадцатого века в книжную лавку где-то в Англии зашел канадец из Ньюфаундленда, который был здесь по делам. Торговец после приветствия сказал ему: "Сэр, у меня есть кое-что интересное для вас, про ваши родные края. Не хотите ли почитать?" Да, это был один из дневников. Канадец увез его домой, где он пролежал еще сто лет, и его доставали только тогда, когда хотели похвастаться диковинкой. В 1960-х этот дневник был издан. Через 150 лет после смерти автора.

Такая же история случилась и со вторым дневником: он всплыл в Америке и теперь хранится в библиотеке университета Майами. Он оцифрован, и любой интересующийся может его полистать. Наверное, наибольшая ирония в том, что о тех, кто сожалел о безвременной кончине автора и о том, что тот ничего не оставил после себя, не осталось ничего: даже в архивах теряется упоминание о родственниках автора, и мы знаем о них только из дневников, их голоса звучат из копий писем, которые сохранил автор. 

Я не знаю, как другим, но мне кажется это чудом.