О преодолении и одиночестве

Из интервью лауреата Русского Букера Олега Павлова (к сожалению, ныне покойного):

"– Нормально ли испытывать некую ломку и дискомфорт во время работы со своим текстом?

– Наступает такой момент, когда ты уже не можешь не писать, настолько измучен своим замыслом. Но это тяжелая работа. Легкое дыхание – второе условие работы. Первое – тяжелое, грубое: нужно просто заставить себя писать. После того как ты заставил себя писать, обязательно придет второе дыхание, когда тебе захочется переписывать, развивать. Потом наступает великолепное время – время работы с тем, что ты уже написал, редакторская правка. Она очень важна. Сильнее те писатели, которые сильны как редакторы. Творчество – преодоление себя во всех смыслах. А преодоление легким не бывает.
Способность к преодолению нужна писателю и для того, чтобы иногда чего–то не писать. Тарковский говорил: важно не просто снять фильм, важно еще не снять фильм. Важно что-то не писать: не свое, чужое, не пойти на какую-то сделку с самим собой, на компромиссы. Промолчать. Надо жить главной идеей, главным замыслом, не пытаться обрасти ворохом рукописей. Здесь невозможно без интуиции. Она ведет художника по жизни."

Сразу вспомнились слова Шварца о Пантелееве:

"Пантелеев дал мне прочесть свою повесть. Прочел пока одну главу. Кое-что есть. Но очень много дубового. У него, как у всех одиноких и замкнутых на семь замков художников, образовались свои каноны, своя поэтика. Он старательно выполняет свои законы, а мы об этом и не догадываемся. Мы видим довольно неуклюжее, топором вырубленное строение. Он, когда пишет, подчиняется обязательному для внутреннего его слуха размеру. Растягивая фразы, громоздит эпитеты, чтобы все улеглось так, как ему нужно («… дикое, черное, страшное, безобразное…» — о бреде мальчика), а мы, кроме нагромождения, ничего и не слышим. И за всем этим ощущаешь силу чистую, но не находящую выхода. Деревянная непробиваемая скорлупа скрывает эту драгоценную силу. А иной раз кажется, что эту силу ощущаешь только потому, что знаешь автора лично. Тут эта сила находит себе выражение. Тут, в жизни. А в повести он связан по рукам и ногам — и связал он себя сам. У этого много читающего человека нет любви к литературе как к мастерству. Он сидит над каждой страницей ночами, заменяет один средний вариант другим, в лучшем случае равноценным, чудовищно напрягаясь, пробует дышать ухом, смотреть локтем и, не добившись результатов, падает духом. А говоря смелее — нет у него чувства формы, таланта. Точнее, есть, пока он живет, и нет, когда он пишет."

Мне кажется, что Павлов прав: часто наступает такой этап, когда начинаешь сомневаться в каждом слове, вычеркиваешь ненужное и добавляешь то, что кажется, должно сработать. Но и Шварц прав, когда это преодоление переходит в "дышать ухом", нет в этом ничего хорошего. Вероятно, многое значит личность писателя, его внутренний стержень, опыт и все такое прочее. И насчет писателя-одиночки и собственных канонов - истинно. Одинокие ходят окольными тропами.