Почему Чингисхан был неизбежен

Вообще, я и на Рюрике порядочно пар выпустил. Однако, как бывает здесь на АТ, народ попросил проды. А значит, придётся немного продолжить научпоп, за который, по мнению Сан Саныча Дьюка, уважаемого, меня надо бить ногами. Больше ада!

Тему же, раз пошла такая пьянка, мы возьмём ту, которая , по моему прежнему публицистическому опыту, относится к самым ядрёным. И тема эта — монголы. Точнее, не они сами даже — честно, мне попросту лень после многолетнего перерыва опять объяснять логистику их нашествия. Вместо этого предлагаю совершить экскурс в предысторию самого их возникновения и оформления в WAAAGH, пересёкший огромный кусок Евразии.

Начинается же наше путешествие в конце III века до нашей эры. Период между двумя первыми Пуническими войнами, если быть точнее. И Ганнибал такой молодой, и Канны ещё впереди. Нам, впрочем, не сюда, а сильно восточнее. На границу между едва появившейся империей Цинь и степями на севере.

Про то, как на китайцев с самого того времени набегали злые дикие гунны, знает любой, кто ну хотя бы «Мулан» смотрел. Однако несколько меньше народа в курсе, что насчёт дикости гуннов — это изрядная гипербола. Нет, то есть, конечно, порядочки у них были те ещё, особенно по меркам наших с вами современников. Но вот чисто технологически и в чём-то организационно... Скажем так, противостояние Китая с гуннами — это лабораторно чистый пример соревнования оружия с бронёй. Далеко не из хороших побуждений, без удовольствия, но всё же они очень конкретно тащили прогресс друг друга, и делали это столетиями. А началось всё именно тогда, при Цинь, когда отдельные укрепления по границам прежних царств слились в единую Великую Стену, и, до кучи, в императорской армии завели массовых арбалетчиков.

Нет, эти ребята и близко не походили на средневековых европейских коллег. Во втором случае арбалетчик был жутко дорогим профи с жутко дорогим мощным стрелялом. В Китае же арбалет изначально стал способом сделать неумелого ополчагу чем-то большим, чем просто цифрой в списке потерь. Арбалеты у них были маломощные и примитивные, прицельно бить из них они толком не умели. Но если согнать толпу таких и приказать всем разом выстрелить куда-то в направлении противника, то это всё будет не так уж важно. Уж кто-то хоть случайно, но попадёт, а там уже сработает закон больших чисел.

Гунны от этого конкретно офигели, и даже прошли через своего рода тёмные века. Но затем всё же выфигели и вернулись на манеж со своими нововведениями — системой подготовки абсолютно отмороженных штурмовых головорезов, навыком давать залпы из луков на скаку и государственной должностью шаньюя, который по смыслу был чем-то вроде китайского императора. Наглядно они это всё китайцам предъявили на рубеже между империями Цинь и Хань — и весьма эффектно, так, что первый император Хань даже отдохнул в гуннском плену, а закончилось дело мягкой формой капитуляции китайцев. Так называемым Договором о Дружбе и Родстве, по которому степняки получали китайскую принцессу шаньюю в жёны и изрядную дань. Ханьцам это, само собой, пришлось не по вкусу, и они принялись готовить ответ. На который у гуннов тоже находились контрмеры.

Так и началась трёхсотлетняя война слона с китом между империями Хань и Хунну. Осложнялось всё тем, что Хунну имели в виду завоёвывать Китай, их интересовала скорее добыча и, в идеале, новая дань. А Хань ограничивались глухой обороной. Лишь один единственный раз они выбрались в действительно масштабный поход по степям, очень качественно там огребли и более не высовывались. В такой парадигме, с одной стороны, неудивительно, что Хань и Хунну друг об друга порядочно прокачивались. Но с другой, крайне предсказуем и итог: обе стороны в конце концов надорвалась. Сперва китайцы, понимая, что уже не вывозят, натравили на гуннов племена сяньби, и без того имевшие на них порядочный зуб. Империя Хунну на этом, в принципе, и закончилась, а население её западного осколка получило от сяньбийцев такого залихватского пинка, что, перенеся по пути кучу тягот и лишений, долетело аж до Европы, где внесло пикантной безуминки в уже потихоньку начинавшееся Великое переселение народов. Сами же ханьцы с чувством выполненного долга ухнули в «весёлую» эпоху Троецарствия, от которой их заменившие гуннов сяньби решили вежливо не отвлекать по случаю того, что их собственная наметившаяся было империя радостно треснула по швам, как только отбросил коньки её основатель.

В процессе наступившего после всего этого периода весёлой раздробленности и увлекательных усобиц на севере постепенно оформился Жужаньский каганат, занимавший плюс-минус те же границы, что и империя Хунну, а затем — недолговечная держава сяньби. Собственно, жужани по происхождению сяньбийцами и были, если конкретнее — потомками отдельно взятого сяньбийского племени татар. Нет, не родни тех татар, что в Казани ныне живут, а тех, которых Чингис потом приказал под корень вырезать. Но это было сильно позже. А пока жужани были ого-го. Сяньбийцы в принципе были ничего себе, шутка ли, эти ребята тяжёлую кавалерию почти рыцарского образца изобрели. А жужани в своё время были вообще прямо всем сяньби сяньби. Из-за чего ряд других племён, таких как мужуны и табгачи, сбежали от них в Китай. Где, что характерно, со временем порядочно окитаились, сохранив, впрочем, остатки прежней культуры, вроде того же умения в тяжёлую кавалерию.

Кстати, мужуны были ребята занятные, и к успеху они какое-то время шли бодро. В особенности под предводительством легендарного вождя, которого в отечественной литературе именуют то Мужун Хой, то Мужун Хэй. Вы же понимаете, какую букву заменяют интеллигентные русские историки, не так ли?

К успеху, однако, пришли не мужуны, а табгачи, основавшие в конце концов свою почти китайскую империю Тоба Вэй. Эти ребята успели отметиться тем, что грохнули Жужаньский каганат, выпустив против него из ящика Пандоры прежде вполне себе мирных тюркютов-ашина. Которые к тому моменту, как затейники из Вэй по случаю смены династии пересобрались в империю Чжао, успели вырасти в весьма деловой и агрессивный Тюркский каганат, объяснивший всем встреченным по пути народам, типа реликтовых почти-скифов усуней и их родственников динлинов, что отныне они тоже тюрки, и нечего тут, и добравшийся таким образом аж до Волги. От перекорма территориями он, правда, радостно треснул на Западный и Восточный каганаты, но тут уж что поделать, бывает. Можно завоевать Вселенную, сидя на коне, но управлять ею, оставаясь в седле, невозможно. Это, если что, из романа «Чингис-хан» Василия Яна, а не из изречений самого Чингиса, а то многие путают.

Восточный каганат сперва помогал Чжао кошмарить другие царства расколотого Китая. Но когда Чжао докошмарили их до взятия под свой контроль, новообразованная империя Суй тут же, простите, насувала тюркам полную панамку благодарности и нахально поставила каганом своего человека. Который, впрочем, оказался тем ещё жуком, и, когда в империи приключился кризис, чуть было её не завоевал. Однако, быстрее династию Суй смела династия Тан — тоже, кстати, табгачская. И вот она уже тюрков начала последовательно бить. Сперва расколотила Восточный каганат. Затем, чтобы два раза не вставать, и Западный. Подмяла под себя всю степь, и Корею до кучи завоевала. В общем, получилась довольно интересная штука, двойственная такая. С одной стороны, китайцы таки кооптировали степняков, с другой степняки-табгачи таки задоминировали Китай, а иронии ситуации добавляло то, что табгачский хан и китайский император были одним и тем же человеком. И это стало поворотным моментом, на самом деле. Империя Тан спустя какое-то время загнулась — не будем здесь вдаваться в подробности, там отдельный очень объёмный разговор, как и почему это вышло, — но бывшая территория Хунну, населённая теперь многочисленными и разными потомками сяньбийцев, с тех пор на очень долгое время стала так или иначе частью Китая. Все эти племена стабильно становились вассалами императоров. Или, если сказать точнее, самые суровые ханы, задоминировавшие степь, взяли себе за комильфо делаться императорами хотя бы в северных осколках Китая, косплея тем самым императоров Тан.

Там, в принципе, ещё много всякого происходило в течение нескольких столетий. Однако, подозреваю, обилие неевропейских названий вас уже могло утомить, а концептуально там оно всё равно было в плюс-минус одних и тех же уже описанных рамках. По крайней мере, до первой трети XII века, когда в отработанный процесс вклинилась аномалия, называвшаяся «чжурчжени».

После многочисленных юэчжи, хунну, сяньби, жужаней, мужунов, табгачей и киданей, они иногда воспринимаются на уровне «а, ещё одни». В смысле, очередная кочевая орда припёрлась, эка невидаль. Но в том и дело, что нет. Чжурчжени были оседлым народом, типа корейцев или японцев. Просто кочевники их достали, вот они и научились их бить. Да так квалифицированно, что их столкновение привело к разгрому и захвату рулившей тогда над севером Китая и степью киданьской империи Ляо.

Чжурчжени были не похожи ни на китайцев, ни на сяньби. Потому немудрено, что пятисотлетние местные порядки при них начали ломаться, и не менее понятно, что ни китайцы, ни сяньби во всех их многочисленных проявлениях дикого восторга от этого что-то не испытывали. Особенно сяньби. Особенно наиболее шилозадых в моменте племён нирун и дарлекин, которых уже можно, не греша против истины, запросто обзывать монголами.

Дело ещё было в чжурчженьской политике по отношению к степному элементу. Они эту публику не только не любили, но ещё и неплохо знали. Имели, так сказать, представление, что получится, если степняков предоставить на какое-то время самим себе. И потому всех ханов, демонстрировавших способности и амбиции сверх заданного весьма невысокого уровня, они старались превентивно пристукнуть. Иногда сами, иногда чужими руками. На какое-то время это помогало, но, думаю, понятно, что игра здесь шла до первого же случайно проскочившего через чжурчженьские карательные сетки ханчика. Собственно, однажды он и проскочил, а его имя и ключевые деяния вы все знаете.

И вот мы на десятой тысяче знаков статьи, посвящённой Чингисхану, добрались наконец до собственно Чингисхана. Та-дам! А раз так, то, наверное, стоит пояснить, к чему было всё это словоблудие.

Очень часто можно встретить такое представление о монголах, что они взялись непонятно откуда из какого-то прямо папуасно-дикого состояния, и непонятно с чего вдруг пошли устраивать дестрой по континенту. Что вот просто сидел тёмный и дикий Чингис, тыкал палочкой в овечьи шарики — и вдруг решил, что ему капец как надо захватить мир. Кое-кто находит такую картину неправдоподобной, и немудрено, поскольку она в корне неверная. Не непонятно откуда, а из провинциальной знати огромной империи, с доступом, хоть и не задёшево, ко всем её ноу-хау. Не такие уж дикие, скорее по-провинциальному квадратно-гнездовые, но точно не до уровня «вчера слез с пальмы». Очень боеспособные, по причине происхождения из региона, где собраться большой кучей (ибо маленькой ловить нечего) и со знанием дела проломиться через китайскую оборону испокон веков было чем-то вроде национального вида спорта. Ну, и не вдруг.

Разобравшись с чжурчженями, Чингис занял позицию, сопоставимую с табгачскими императорами Вэй или Чжао, и с претензией на то, чтобы сравняться и с императорами Тан. То есть, с обоснованными для себя претензиями на все земли, входившие в империю Тан. Оттуда, наверное, и происходила отмечаемая многими непроходимая наглость монгольских послов. Они несли всё вот это вот «ваш законный повелитель велит вам прислать дары и ждать дальнейших распоряжений» не чтобы нарваться на секир-башка, а потому что верили в каждое произнесённое ими слово. В их представлении всё так и было, а что «вассалы» вместо того, чтобы обрадоваться возвращению обожаемого государя, начинают от таких заявок звереть, казалось им наоборот аномалией. И дело было не в какой-то особой мозгопромывающей харизме Чингиса, да и вообще не столько в его личности. Не стоит, конечно, отрицать за ним некоторые способности и в особенности — очень нехилую везучесть. Но не в нём, в сущности, было дело. К чему-то такому всё уже очень давно шло.