Немножко разговоров по душам...

Просто разговор двух героев. В чем-то сильных, а в чем-то слабых.

— Дагги, посмотри на меня.

Голос тих. Голос мягок. Голос вкрадчив, от интонаций мурашки бегут по коже. Еще несколько часов назад он был уверен – будет рад увидеть, взглянуть в зеленущие, словно драгоценные изумруды, глаза. Оказалось – все не так. Все иначе.

Посмотреть – увидеть отметины шрамов, вспомнить тот день… Вспомнить и очередной раз спросить себя – как так вышло, что не уберег? Почему посмел не уберечь? Проворонил, упустил, не сумел защитить. А ведь должен был. Обязан.

— Посмотри на меня, - пока еще просьба. Чужой дар согревает, ложась на сердце накидкой из пушистого меха. Но эту просьбу так сложно выполнить.

— Прикажи мне…

Тихий вздох в ответ.

— Ну и дурак… - Рэй садится рядом. Ловит искалеченным пальцами его руку. Просит снова. - Посмотри.

А он не может даже виновато улыбнуться – мышцы лица свело. Мышцы дрожат – пока еще незаметно, но еще немного и забьется на лице тик. Он сам забьется в конвульсиях.

— Так я и знал. Винишь себя.

Ни обиды, ни укора, констатация факта. И тихий вздох. И легкое пожатие его пальцев искалеченными пальцами.

— Давай не будем…

— Будем… - все тот же легкий выдох, без изменения тональности и модуляций.

Но взгляд, помимо его воли, помимо его желания изменяет траекторию, и вот он уже смотрит в лицо мальчишки. Смотрит и не может отвести глаз. Секунда, другая, третья, и чужая воля, оставляет его… Чужая рука тянет к лицу его внезапно замерзшую руку. Рэй прижимается к его ладони щекой, прикрывает глаза.

— Это всего лишь шрамы, Дагги. Всего лишь. Не вини себя. Не нужно. И вина за них на Корхиде. Не на тебе.

—Я, дурак, виноват, - признаться в этом тяжело, но от признания становится легче, - если бы не я, ты бы мог уничтожить Корхиду. Спастись.

— И всю жизнь корить себя за твою и отца смерть. Ты мне такой судьбы хотел? – Непостижимо, но Рэй улыбается. - Попытаться спасти вас – это был мой выбор. Хочешь – надери мне уши за то, что я такой оболтус. Но не смей себя грызть. Я же знаю, ты и так взвалил на себя вины больше, чем кто либо в мире. И тащишь… Отпусти.

— Рэй?!

— Давай поговорим без недомолвок. У тебя есть право на тайны, Дагги, но иногда они становятся грузом, который невозможно нести. А ты… Я давно знаю кто ты. Я же мелкий был, но не тупой. То как ты смотрел на Лию и Иридэ… на Ордо… Я же сразу понял, что они – родня тебе по крови. А то, как вздрагивал когда кто-то заговаривал об Ареттаре… Дали небесные, да мне десяти лет не было а яуже знал кто ты, каким именем тебя когда-то звали, что ты до глубины души боишься мою милую бабушку. И Алашавара.

Голос Рейнара звучит ровно и тихо, а у него самого отчего-то начинает сбиваться сердце – то отчаянно спеша, то замирая и делая долгие пропуски. И пересыхают губы, и краска приливает к лицу.

Наивный. Он думал, что надежно хранил свои тайны, а они оказались очевидны мальчишке. Желторотому воробью. И снова становится страшно – если уж этот смог его разгадать, то там, на Эрмэ, не приведи судьба встретиться с теми, кто его знал – и подавно узнают. Вычислят. Признают, как признал Таганага – стоило только встретиться.
А ехать придется. Не ехать нельзя. Приглашение Императора не отклоняют. И только надеяться, что Судьба на его стороне. Впрочем, что такое судьба? Разве она – не дуновение ветра, не выдуманная людьми сверхъестественная сила – реальность которой покуда еще никем не доказана?

— Ты боишься чего-то. Чего? Меня?

Вопрос заставляет собраться, вынырнуть из своих страхов и дум.

— Не тебя. Боюсь, что задуманное мной сорвется, что не получится.

— Расскажешь мне? Поделишься? – не приказ. Предложение. И так хочется выговориться. Разделить хоть с кем-то свои замыслы. И нет страха, что мальчишку могут заставить выдать чужие тайны. Этого – не заставишь. Он – хозяин себе. С ним не могла сладить и всемогущая Императрица. Не могла подчинить своей воле. И сломать тоже не сумела. Но тяжело вздохнув он только отрицательно покачал головой – ни к чему перекладывать груз с своих плеч на эти хрупкие плечи. Он сам достаточно крепок. Он вынесет. Должен.

Рейнар неожиданно усмехнулся – словно прочитал его мысли.

Показалось, сказал: «что может этот калека?» Нет, ни словом не потревожил тишины, но отчего-то стало неловко – будто и впрямь он считал его только бессильным калекой.

— А оно тебе надо, Рэй?

— Странный ты. Думаешь, незнанием можно кого-нибудь защитить? Или незнание спасет кого-нибудь?

— Иногда и знание защитить не может тоже.

— Почему ты боишься мою бабку? Ты видел как она убивала?

Тишина… В тишине только шепот дождя, да завывание ветра. А под ногами словно раскрылась пропасть. И ничего не хочется говорить. Тайны… нехорошие, грязные тайны. А кровь, предательство, отвращение к самому себе как удавка на шее – полной грудью уже не вздохнуть.

— Благодаря ей я стал убийцей.

Вытолкнуть эти слова из гортани невероятно тяжело. Кажется – пока не сказал, еще ничего непоправимого не случилось. Признаться страшно. Так же – как посмотреть в глаза своему отражению - страшно смотреть в глаза тому, в чью душу заглянула бездна. И странно, что Рэй не отпрянул, не отвернулся. Так и сидит, держа его руку – и отчего-то кружится голова, и кажется, что эта слабая ладонь вытаскивает его из бездны.

— Она сделала тебя убийцей…

— Я сам, Рэй. Она поставила меня перед выбором, сказав, что только мне решать, кто умрет – другие или мой сын. Выбор я делал сам. И когда она поставила выбор – убью я или убьют моего ребенка, я тоже сам сделал этот выбор.

— Выбора тебе не оставили. Ни первое, ни второе – не выбор. Тебе давно нужно было это понять. И свобода выбора в той ситуации – лишь иллюзия. Она пустила пыль тебе в глаза, а ты казнишь себя.

— Я не снимаю с себя вины.

— Ты казнишь себя, - повторил Рэй. - Но если бы ты ушел, сделал другой из двух возможных выборов – ты бы так же казнил себя. Ты называл бы себя убийцей сына. Она не оставила тебе выбора. Любое твое действие давало просчитанный ею результат. Выбор… О каком выборе ты говоришь? Она сломала тебя твоими собственными руками.

— Ты не понимаешь…

— Понимаю. Немного больше, чем ты. Потому предлагаю помощь. И надеюсь, что ты ее примешь.

Усмехнуться бы, покачать головой. Отказаться. Делай свои дела одиноко, и не втягивай в них тех, кому игры твои не по силам. Играть с Судьбой дано не каждому. Но отчего-то нет сил отказаться. Поверить словам Рейнара и отпустить – перестать мучить себя, перестать самому себя жечь. Простить.И себя простить за то, что попал в ловушку. И сына…

Что таить – не складывалось у них дружба, да и общение не складывалось. Стоилооказаться рядом, посмотреть в лицо – и вспоминалось… Эрмэ, воины-тени, чужая кровь и собственные грехи.

А прощения хочется нестерпимо. Невероятно хочется жить – отпустив, подняв голову. Взять бы самому аволу в руки, тронуть струны, запеть… Только как петь, неся такой груз на своих плечах?

Он закрыл глаза, хотел было высвободить руку из сухой лапки Рэя. Не посмел. «Это всего лишь шрамы».

И все же разбередил мальчишка душу. Поманил несбыточным. Вот только его собственные раны – они не на лице, не на теле… Они невидимы и глубоки. И ничего с этим не сделать. Только вот отчего-то кажутся, что под взглядом искалеченного мальчишки те старые глубокие раны способны затянуться и зарасти.

Бред… не бывает такого. И все же тихий голос добрался до самого сердца. «Выбора тебе не оставили». А ведь это – правда. Больше, чем правда. И от этого сердцу больно и тесно в груди. А еще жарко – от внезапно раскрывшей крылья надежды.

— Рэй…

— Тебе нужна помощь.

Не вопрос – утверждение. И спорить с ним нет сил. Потому что и это – правда. Память изводит. Сомнения грызут. И страх – что уж скрывать это от самого себя – страх точит силы. И давно, даже во снах не приходит кураж. Не кружит голову, даря силы и позволяя забывать о препятствиях на пути.

Да, ему нужна помощь. Ему нужен собеседник и друг. Тот, к кому не подберет ключа Высокородный, из кого не сможет сделать слепое орудие послушное своей воле…

— Мне нужна помощь, но…

— Давай не будем о «но»… Ведь помощь нужна и мне. Рони уедет. Он так хочет быть полезным для Рэны. Мечтает искупить свою вину. Удерживать его я не стану. Да и не имею права. Но если он уедет, то я останусь здесь один. Я не хочу этого.

И отчего-то отказать после этих словРейнара уже немыслимо. Как и не отделаться ничего не значащим «я подумаю». Отказаться от помощи – все равно что оставить без помощи того, кто ему дорог и отчаянно в ней нуждается. Немыслимо.

— Ладно, помощник. Только, потом не жалеть.