Моменты безумия и озарения

Есть у меня один перс - обычный и совершенно необычный при этом. Наивный, местами даже слишком. Но при этом с такой глубиной, только присмотрись.

В Пространстве нет смены дня и ночи, а время отсчитывает корабельный хронометр. Точнейший прибор ошибается не более чем на секунду за тысячу лет. Но мне показалось, что он сломался. Когда я собрался с духом и вернулся в рубку, оказалось, что отсутствовал я меньше получаса.

— Арвид, Азиз умер.

Казалось, самое сложное — сообщить, выдавить из себя эти слова, но смотреть на замершее лицо Арвида оказалось сложнее. Был бы рядом вместо Арвида кто-то другой, может, и мне самому было бы легче, а так... Старик покровительствовал торговцу, так же, как мне. Это тоже стало вдруг очевидным.

Я не удивился, что Арвид бросил пульт и вышел, просто перехватил управление. Курс — рассчитан, цель — задана, скоро в прыжок. Скоро снова сменится рисунок созвездий.

Торговец вернулся в рубку до прыжка, сел рядом, как-то совершенно растерянно огляделся и глухо приказал:

— Выйдем из прыжка — яхту в дрейф. Надо похоронить Азиза.

Спорить у меня не повернулся язык, хоть я и не забыл о преследователях. Торговец словно прочитал мои сомнения:

— Несколько часов форы у нас есть, — проговорил резко. — А старик заслужил хоть немного почестей.

Он замолчал. Блеснули глаза. Отвернувшись, Арвид уперся невидящим взглядом в экран и словно выпал из реальности, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники.

С тяжелым сердцем я отправил яхту в прыжок. На миг показалось — лучше нам из него не выходить. Не могло закончиться хорошо то, что началось настолько плохо. Ком отчаянья забил глотку — ничего не исправить. Но бездействовать — тоже неправильно. И нам бы сейчас не свихнуться в скорлупке корабля. Наедине с воспоминаниями и такой огромной бедой.

Когда навалилась реальность, я тяжело вздохнул.

— Арвид, — прошептал, — Каэнни ведь когда-то протянул тебе руку помощи. Так же, как мне.

И сразу понял, что явно сказал что-то не то, потому что Арвид ответил каменным голосом:

— Положи яхту в дрейф и помоги, — и вышел из рубки, обрывая всякую возможность продолжения разговора.

Следующие несколько часов прошли как в затяжном сверхреалистичном кошмаре: разум мой словно укутало анестезирующим туманом, и, выполняя приказы торговца, я не чувствовал ничего. Совсем ничего — ни когда мы вдвоем несли тяжелое тело к аварийному шлюзу, ни когда укладывали его в несколько тесноватую, хоть и самую объемную из имевшихся на борту спасательных капсул, ни когда я вновь сидел за расчетами... Оставить тело Каэнни вечно мотаться в пустоте, пока пыль и шальные астероиды не разнесут в клочья его последнее пристанище было не по-людски, и я сделал все, что мог, рассчитывая траекторию, ведущую к местной звезде. Так оно все же лучше.

После того, как капсулу выстрелило из корабля, я стоял около монитора и смотрел на удаляющийся, уменьшающийся в точку силуэт, на то, как она постепенно гаснет, теряется, становится неразличима... Только аварийный маяк капсулы попискивал на всех используемых людьми частотах, равнодушно и методично повторяя сигнал СОС: система запроса помощи не отключалась, хоть тресни, хоть сдохни. И от этого попискивания я очнулся. Показалось, что меня режут — одним звуком, как тупым ножом медленно режут на куски.

Если бы можно было отмотать все назад. Но время не ходит вспять. Прошлого не вернуть. Неживое, застывшее лицо Каэнни мне не забыть, как и того, что всему виной — мои безрассудство и глупость.

Может быть, и существуют ситуации, попав в которые уже не найдешь верного решения. Но держаться за слова старика как за отпущение грехов я не мог. У всего в мире есть своя цена, и нельзя оказаться убийцей, мерзавцем или глупцом наполовину. И осознавая это, мне никогда не спрятаться за щитом наивного детского «я этого не хотел». Не хотел, но должен был думать о последствиях.

Не один раз я задал себе вопрос: «Рокше, почему же получается так, что ты сначала действуешь, потом думаешь?», прежде чем, учуяв знакомый запах вина, сорвался с места и кинулся искать Арвида.

Найти его, вырвать свежепочатую бутылку из рук, запихнуть ее в утилизатор было делом нескольких секунд. Поймать торговца за плечи, встряхнуть, приводя в чувство — тоже не сложно. Сложнее — выдержать пустой взгляд.

— Арвид, с ума сошел! — выпалил я. — По следу идут Иллнуанари, а ты вздумал пить. Хочешь попасть им в руки? Может вообще развернуться — и назад, чтобы нас искать не трудились?

Накатила ярость, но не горячая, сбивающая дыхание, а ледяная. И под влиянием этой ярости мне захотелось ударить Арвида, вкладывая в удар всю свою боль и разочарование — так, чтобы вышибить дыхание, согнуть его пополам, заставить хватать губами воздух. Может, мне самому стало бы легче. Может быть, и стоило бы. Но с ясной отчетливостью — словно через увеличительное стекло — я видел, к чему может привести этот порыв. Не хватало еще, чтобы мы стали врагами.

— Чтобы через пять минут был в рубке! Я не собираюсь дожидаться перехватчиков.

И развернувшись, ушел. Мысль, что бутылка явно была не единственной на борту, догнала меня, когда я сидел в пилотском кресле; однако возвращаться не имело смысла. Будет у торговца желание напиться, напьется все равно; наше пребывание на Рэне, и бесконечные его пьянки — тому свидетельство.

Машинально я погладил серый пластик там, где когда-то положил некрупный теплый синий камушек. Вспомнился сон. Ощущение единства, и голос, зовущий, манящий. Падение и... трансформация?

Все самое лучшее, что случилось со мной, произошло после этого: вдруг вспомнилось тепло Ирдала, шуршание волн по песку, синь неба и синь моря, приветливость незнакомых людей; тогда я жил, словно птицу счастья держал в руках, сам этого не понимая. Почему выпустил? Почему не попросил разрешения остаться? Ох, идиот! Гордый, обиженный отъездом Эдны, идиот.

Прозвучали шаги, и екнуло сердце: Арвид шел неровной, слегка покачивающейся походкой. Плюхнувшись в кресло, торговец скосил взгляд в мою сторону. Спросил:

— Ты ничего не попутал, командуя на чужом корабле?

— Хочешь разорвать контракт? — я говорил медленно и тихо; насколько мог медленно и тихо, чтобы не позволить злости затопить собственный разум. — Я не буду против. Только давай доберемся до твердой земли живыми.

И вновь тишина. Молчание, показавшееся нестерпимо долгим.

— Проехали. Прости, я чуть не сорвался. — Словно повинился: «мне очень плохо, рыж».

Признание отчетливо прозвучало в моей голове, противореча словам. И ведь это было, действительно, так — без вранья и уверток. Достаточно было посмотреть внимательнее, всмотреться. И я уже жалел, что не оставил Арвида в покое, не дал ему надраться до отключки, не увел корабль, продолжая, как заяц, петлять и путать след. Зачем я приказал ему прийти в рубку? Толка от него, как от пилота сейчас нет, и долго не будет.

— Арвид, — предложил я, чувствуя, как испаряется ярость. — Я рассчитаю каскад. Уведу корабль. Я не позволю Иллнуанари нас поймать. Поверь. Я сделаю все, что в моих силах. А ты — проспись. Не нужно садиться пьяным за пульт.

Он отрицательно мотнул головой.

— Я не стану мешать.

«Не гони, мне нельзя быть сейчас одному!»

Он сидел неестественно притихший, смотрел в пустоту с таким лицом, словно двигал неподъемные глыбы. Иногда казалось, что-то бормочет тихо себе под нос, я оглядывался, оттого сбивался в расчетах. Казалось — так подступает безумие. И неважно — ко мне одному или нам обоим.

А самое худшее — мы, вдвоем, заперты на одном корабле. И есть только мы и корабль. Надеяться не на кого. Просить помощи — не у кого...

Показалось — в реальности такого не может происходить. Не может. Вся эта история, начиная с заключения контракта с торговцем, внезапно представилась затяжным, мучительным кошмаром. Пора, давно бы пора, проснуться. Вот только кто бы меня разбудил. Я ущипнул себя за руку, на что-то глупо надеясь. Разумеется, не помогло...

Кое-как я провел корабль очередным каскадом, перевел дух — писк передатчика спасательной капсулы смолк, отстав на десятки световых лет. Еще пара прыжков и можно будет перестать метаться, словно обезумевший зверь. Еще немного. Я принялся за расчеты, но внезапная мысль заставила меня остановиться.

Каскад — это отсрочка. Всю жизнь не проскачешь из системы в систему, словно блоха, не промотаешься в пространстве среди звезд. Пока еще есть топливо, запасы пищи, и работают системы регенерации — есть время на раздумья. Его не так и мало, но все же оно ограничено.

Нам бы чудо. Найти в малоисследованной части Галактики не занесенную в атласы планету с пригодной атмосферой, подходящей силой тяжести, водой и жизнью... Глупо надеяться на везение, но ведь Стратегам время от времени удавалось находить затерянные миры.

Нам бы чуточку везения и — бросить корабль, затеряться меж аборигенов, прожить тихую жизнь: до зубовного скрежета унылую и тихую. Но жить — не боясь, что найдут, и, не имея необходимости решать судьбы мира. Только вот от подобной картины мне стало холодно.

Можно спрятаться от Иллнуанари. Можно залечь на дно. Можно жить подобно дикарю — собирательством, рыболовством, охотой, и не мечтать о звездах. Можно. Только, закрыть глаза, чтобы не видеть беды — совсем не означает закрыть ей дорогу в свой дом.

...Высокородные не станут спрашивать разрешения. Они войдут в твой дом как хозяева, установят правила, которым нельзя не подчиняться.

За непослушание ты заплатишь.

Кровь матери впитается в узорчатый ковер, брата оскопят и удавят, ты будешь гладить волосы младшей сестры, лежащей в луже крови с раздвинутыми ногами и вспоротым животом. И будешь знать, что эта расправа — последнее, что видел в один миг поседевший отец, прежде чем ему выжгли глаза.

Познав запах крови и смерти, ты поймешь, что потерял всех, кто был дорог, по собственной глупости: вдруг окажется, что лишними были два слова, сказанные любимой — и ты разучишься любить: на годы, если не навсегда... и будешь бежать — от любви, от семьи, от ответственности за тех, к кому прикипаешь душой.

Тебе придется жить с кровью на руках, и ты едва не сойдешь с ума от горя и несправедливости — уже по-настоящему едва не сойдешь с ума, будучи обвиненным, что убил родных, находясь в помраченье рассудка. Твои слова станут обвинением против тебя — для тех, кто рожден вне касты торговцев, Эрмэ не существует, как не существует Высокородных, воинов и их рабов. От тебя отвернутся и торговцы, потому, что ты сам — предатель. Это научит тебя молчать о важном...

А потом произойдет чудо, и тебя, дурака, вытащит из психушки старик-учитель, которого ты не ставил ни в грош, и которому пять лет обучения хронически не нравился сам. Его люди придут с документами, свидетельствующими о твоей полной вменяемости, сунут взятку врачу, вернут в Академию. И ты станешь учиться... жить заново.

Ты замкнешься и станешь циником, не позволяя себе вспоминать о самом страшном дне своей жизни. Но когда единственный знающий тебя настоящего человек умрет, ты не выдержишь — вспомнишь: кровь на ковре, кровь на руках, склизкое тепло внутренностей, падение, шершавую шерсть старого ковра, скрежещущий звук ветки по стеклу, запах смерти и пыли...

Ты проживешь этот проклятый день заново...

Я забился пойманной рыбой, пытаясь разорвать сети. Очнулся — словно вынырнул с глубины: сидел в кресле пилота, невидящими глазами уставившись на дисплей.

— Рокше, — Арвид тронул за рукав, протянул планшет со строчкой цифр. — Это координаты. На всякий случай, если вдруг со мной что...

Внимание привлекло отражение на темном участке дисплея, то, как дрожали его губы и дергался кадык. Я повернулся к торговцу.

Дали небесные! Как же ему хреново! Разве реально так — за несколько десятков минут постареть на добрый десяток лет? Арвида словно трепала болезнь. Положив планшет, он посмотрел на свою руку, вздрогнул, и провел по запястью рукавом другой — характерным жестом, словно пытался отчиститься.

Мысль пролетела подобно летучей зарнице. Вдруг пересохло во рту. Подумалось...

Но нет, такое не может быть правдой.

— Я пошел...

— Никуда ты не пойдешь, — прошептал я. — Никуда, слышишь, Арвид? Хочешь бросить меня, прежде чем мы найдем этот клятый флот? Ты стал мстить эрмийцам для того, чтобы сдаться? Мы же...

Я не знал, какие слова подобрать. Вот дурак, что-то нес о чести и долге... И о том, что Холере-Азизу было бы нестерпимо видеть его таким... И отцу, матери, брату, сестре... И что всему свету наперекор однажды он станет счастлив.

Нет, я не помню того, что я говорил, не понимал, высказывал ли слова, или все это только вертелось в моей голове. Знал я одно — не пущу, не позволю уйти, и не дам ему сдохнуть. Он мне не чужой. Прихоть Судьбы, но я носил фамилию Эль-Эмрана.

Очнулся я под пристальным взглядом Арвида. И лицо... да уже совершенно обычное было у него лицо.

— Рыж, отставить истерику, — проговорил он.

У меня с души свалился камень: торговец пришел в себя. И смотрел на меня привычно — иронично, чуть заломив бровь. И искоса посматривал на планшет.

Потом спросил:

— Азиз тебе рассказывал, значит?

Я кивнул. Пусть будет так. Делиться правдою о видениях не хотелось. Инсайт напугал меня самого, пугать Арвида, рассказывая о галлюцинациях, было лишним. Когда-нибудь он поймет, что я соврал. Главное, не сейчас. Главное, что его отпустило, что он стал хоть немного похож на того пройдоху и авантюриста, каким я впервые его увидел.

Он вспомнил о деле, придвинулся к пульту и стал считать, загружая ИскИн: сводил маршрут, вычислял возмущения, остающиеся от прокола, прикидывал время необходимое следу для рассеивания. Я, не став мешать, вытянул информацию по предоставленным торговцем координатам, выяснив, что система кратная: две звезды класса G и черная дыра, притаившаяся в отдалении от сияющих соседок. Удивило примечание — указание на отсутствие в данной системе планет, астероидных полей, да любых более-менее значительных скоплений материи вне основных компонентов.

Что и говорить — интересная система, и все предположения, что я успел себе придумать, в корне неверны. Вот только вопрос не снимается. Крайне любопытно, где тут можно спрятать флот. По логике вещей найтись он должен довольно быстро.

Царапнуло: я внезапно заметил давно проросшую в сознании, угнездившуюся, успевшую хорошо устроиться мысль, которую и не выполоть — так крепко она сидела — просто, легко и быстро не будет. Не может быть просто. Не будет. Не прилетим, не найдем наскоком. Хорошо, если вообще найдем. Раскатали губы два дурака — подайте им флот Аюми. Четыре экспедиции ничего не нашли, а для нас откроется... Да и был ли тот флот?

Был ли? Лежал ли пойманной синей птицей камень в руках? Точно было, а не пригрезилось? Или от нервного напряжения просто привиделось? Дали небесные, может у меня просто расстройство психики, недиагностированное, несмотря на все обследования — и возможно, не первый я в своей жизни глюк ловлю. И где реальность, где галлюцинации не различаю!

Уходила из-под ног почва реальности. В осколки бился привычный нехрупкий мир, остановившись. В этом мире не могло существовать камней, своим наличием нарушающих незыблемые законы физики. Такое случается только во снах, стало быть — бред. И сейчас и тогда. Но достоинство снов — в них можно быть отчаянно-смелым, принимая условия мира в котором возможно все.

Мгновение — и я почувствовал, что улыбаюсь. Невозможные вещи нужно прятать в невозможных местах. Следуя логике бреда, что вряд ли придет на ум человеку мудрому и здравомыслящему, даже не следуя — чувствуя, я выдохнул:

— Миллион к одному: флот в эргосфере.