О разнице между "хорошей книгой" и "бестселлером"

За последние два дня я прочитал три довольно посредственных романа - главным образом, из-за того, что мне осатанела и простуда, и лежание в постели, и мне очень хотелось чем-нибудь себя занять. Первой книгой оказался "Линкольн для адвоката", а потом я по накатанной прочел "Адвоката дьявола" и "Время убивать". И вот что интересно. Все три романа в разное время побывали бестселлерами. Все три были экранизированы и переведены на много языков. Каждый рассказывает интересную историю с умело выстроенной интригой, неожиданными поворотами сюжета и цепляющей темой (что и обеспечило им популярность и высокие продажи). И при этом с точки зрения художественной ценности все три романа - полный ноль. Я помню, что автор последнего романа - Гришэм, потому что я читал его последним, но я не могу сказать, кто написал первые два. Эти произведения настолько поверхностны и лишены какого-либо отпечатка авторской индивидуальности, что имя автора казалось чем-то совершенно лишним, как фамилия кассира на чеке в супермаркете. Если бы мне сказали, что все три написал один и тот же человек, я бы поверил. И уж поверьте мне, что дело тут не в переводе, исказившем авторский художественный стиль. Там просто-напросто нечего было искажать. Я бы назвал подобный текст "антихудожественным". Для сравнения приведу две сцены. Первая: в романе "Визит к минотавру" сыщик узнает о смерти одного из подозреваемых, с которым он разговаривал два раза в жизни. 

"Два дня я читал старые дела, делал выписки, направлял запросы, и тусклое тупое утомление окутывало меня, как туман, и никто не беспокоил меня, не звонили телефоны, куда-то пропала Лаврова, комиссар не вызывал, прокуратура не запрашивала о новостях — какая-то неестественная ватная тишина висела два дня, будто все замерло в мире перед взрывом (...) 

А к вечеру на второй день решил поговорить с Иконниковым. Письмо он получил вчера, и я все время ждал, что он позвонит. Не знаю, почему я этого ждал, это было просто глупо ждать его звонка, но все равно я сидел, читал старые дела и ждал. У него было много времени подумать и позвонить. Но он не позвонил, и я решил с ним поговорить. Набрал номер его рабочего телефона, долго гудели протяжные гудки в трубке, я рисовал на бумаге черным карандашом рогатых чертиков, долго никто не подходил, и я уже хотел положить трубку, когда на том конце ответил женский голос, какой-то напуганный и слабый. 

— Мне нужен Павел Петрович. 

— А кто его спрашивает? 

— Какая разница? Знакомый его спрашивает. 

— Его не будет… 

— Он что, уже ушел домой? 

— Он умер… 

Ту-ту-ту… Сальери умер раньше Моцарта? Ту-ту-ту… Минотавр сожрал живого человека. Ту-ту-ту… Разве людям нужен Каин? Ту-ту-ту… Значит, все-таки характер человека — это его судьба? Ту-ту-ту… Вы не знаете приступов болезни «тэдиум витэ». Ту-ту-ту… Он ждет какой-то депеши, и тогда, мол, все будет в порядке. Ту-ту-ту… 

Гудки в трубке метались, громыхали, неистовствовали, они голосили, визжали, барабанили по моей голове, как молотками, острыми и злыми, я думал, что они разобьют мне череп. 

Сыщик, ищи вора!.." 

Вторая сцена - в романе "Линкольн для адвоката" ГГ узнает о смерти своего лучшего друга и коллеги, с которым они работали последние несколько лет: 

"Во время затишья в игре я услышал звонок своего телефона, сорвал его с пояса и стремительно распахнул, даже не взглянув на дисплей. 

– Анхель?! 

– Нет, сэр, это детектив Лэнкфорд из полицейского участка в Глендейле. Я говорю с Майклом Холлером? 

– Да, – ответил я. 

– У вас есть минутка поговорить? 

– Она у меня есть, но я не уверен, что мы сможем хорошо слышать друг друга. Я на матче «Доджерс». Нельзя ли отложить этот разговор, пока я вам не перезвоню? 

– Нет, сэр, нельзя. Вы знаете человека по имени Анхель Аарон Ливайн? Он… 

– Да, я его знаю. Что случилось? 

– Боюсь, что мистер Ливайн мертв, сэр. Он был убит у себя в доме. 

Я качнулся вперед так резко и так низко, что ткнулся головой в спину сидящего впереди человека. Тогда я дернулся назад и, зажав рукой одно ухо, крепко прижал к другому телефон. Я ничего не видел и не слышал. 

– Как это случилось? – Я втянул в себя воздух и перестал дышать. 

– Мы не знаем, – ответил Лэнкфорд. – Потому-то сейчас и находимся здесь, на месте преступления. По всему выходит, что в последнее время он работал на вас. Не могли бы вы сюда приехать ответить на некоторые вопросы и помочь нам? 

Я выдохнул и постарался, чтобы голос звучал спокойно, с нормальными интонациями: 

– Я сейчас приеду." 

Вам может показаться, что я цитирую нечестно - в первой сцене есть не только разговор, но и некая предыстория этого разговора, создающая определенную атмосферу. Но тут дело не во мне, а в авторе - в первом романе он подготавливает почву для кульминационной сцены телефонного звонка, а во второй до этого речь идет о бейсболе и о совершенно посторонней болтовне с коллегами. Но суть даже не в этом. В первом случае автор пытается показать шок и потрясение героя с помощью художественных средств - обрывочные, беспорядочные мысли, нарастающее крещендо телефонных гудков, ощущение безумия произошедшего. А во втором так называемые "художественные средства" - это однотипное, беспомощное перечисление реакций главного героя в хронологическом порядке - качнулся вперед, ткнулся головой, дернулся назад, ничего не видел и не слышал, втянул воздух, перестал дышать, выдохнул, постарался, чтобы голос звучал нормально. Чтобы показывать чьи-то эмоции подобным способом, много ума не надо (и таланта, кстати, тоже). Большинство авторов фанфиков и заурядной сетевой литературы идут именно таким путем: когда герой сталкивается с какими-то эмоциональными потрясениями, они, недолго думая, заставляют его качаться из стороны в сторону, зажмуриваться, задыхаться и так далее. 

Кроме того, первая сцена не имеет смысла вне контекста этого романа. Почему "Сальери умер раньше Моцарта"? Почему главный герой думает о Каине и приступах болезни "тэдиум витэ"? Каждый, кто читал "Визит к Минотавру", знает, что в этих нескольких фразах - квинтэссенция взаимоотношений следователя Тихонова, обворованного музыканта Полякова и подозреваемого в преступлении Иконникова. Это не просто повторение чего-то сказанного раньше - это кода (и ассоциация с музыкальным произведением здесь тоже не случайна). Даже если убрать из этой сцены имя и фамилию Иконникова, любой человек, читавший эту книгу, уверенно скажет - это сцена из "Визита к Минотавру"! 

А вторую сцену, если из нее убрать фамилии и имена, можно втиснуть в любой триллер или детектив - она полностью обезличена. Взаимоотношения Анхеля Левина и главного героя не проникли в эту сцену ни одной молекулой. 

Сначала я не понимал, что же мне так мешает и вызывает у меня постоянный фоновый дискомфорт, но к середине второй книги понял, в чем проблема - я почувствовал себя, как человек, который вместо вина или хотя бы чая пьет подкрашенную воду. Мне было вроде интересно, но при этом я довольно часто отвлекался, заходил в соцсети, и мой интерес все время был каким-то половинчатым, таким же ненастоящим, как и текст, который я читал. В случае всех трех бестселлеров, прочитанных мной за выходные, автор не писал книгу - он просто "рассказывал историю". Но оказалось, что выбора беспроигрышной истории - динамичной, остросюжетной, держащей в напряжении - достаточно для того, чтобы попасть в список бестселлеров Нью-Йорк Таймс, но совершенно недостаточно, чтобы написать хорошую книгу. Чувствую, что теперь буду с еще бОльшей настороженностью относиться к авторам, которые считают сутью и смыслом писательства "рассказывание историй". Меня и раньше бессознательно, но довольно отчетливо коробило от подобных заявлений, а теперь я точно знаю, что с ними не так.