Подарки героев в Сумраке и Мерцании
Автор: RhiSh– Флешмоб утащен у Анастасии Разумовской –
Тема подарков в «Тигре» очень актуальна, ибо герои мои нищеброды, да и в целом не по части вещей, так что дарят редко и не по классике… и я честно хотел выдернуть из эпизода один коротенький отрывочек, но понял, что подарочный – весь. А потом вспомнил ещё парочку, которая по контрасту смотрится довольно интересно… в плане прогресса во взаимоотношениях и не только. Так что оно не то чтобы коротко, но у меня так всегда) И вы преспокойно можете прочесть что-то одно и бросить))
– Что с тобой?
– Я не знаю, – растерянно прошептал Энтис. – Ничего… Играй, играй же!
– Дай мне отдохнуть. – Вил отложил минелу и лёг, закинув руки за голову. – Тебе не нравится лето?
– Отчего ты решил?
– Не знаю. Мне показалось.
– Не нравилось. В замке. Там летом тяжело.
Там нет тебя. Нет лесных тайн и твоего голоса…
– А мне хорошо, когда тепло. Зимой хуже. А холодной зимой и вовсе… – он поморщился и вздохнул.
– Вил, – Энтис потянул из мешка рукав жёлтой полотняной рубашки: – я хотел тебе… – на друга он не глядел; щёки пылали, – в подарок или за песни, как хочешь. Это очень мало, я знаю! Я тебя не обидел?
– Нет, – голос Вила звучал удивлённо. – Что тут обидного? Моя уж совсем рваная.
Он приподнялся, опираясь на локоть.
– А откуда? Неужели с собою из замка принёс?
…и разорву в клочки, как только исчезну с твоих глаз! Да скорее я умру, чем возьму подачку Ордена!
– Из замка я не взял ничего, кроме тебя и твоей минелы. – Энтис чувствовал себя слегка пьяным и удивительно свободным; слова скользили легко и непринуждённо. – И меч. А плащ не мой, Мейджис мне свой отдал. Рыцарь должен вступать на Путь Круга налегке. Хорошо получилось. По-настоящему.
– А котелок и ложки? – Вил прикусил травинку. – И кружки? И мешок? Налегке!
Энтис рассмеялся.
– Что я, повар, ложки с собой таскать? – он фыркнул от смеха. – Я вышел на дорогу, а там торговец в замок ехал, мы в тот день его и ждали. Вот я у него всё и взял: посуду, рубашку, ещё разные мелочи.
– Взял? – хмыкнул Вил. – Ах да. И денег он не спросил?
– Деньги? У Рыцаря на Пути? Ну, ты скажешь! Он имя моё записал, казна оплатит… А нож он мне даже лучше дал, чем я хотел. Такой славный человек оказался! И с вопросами не лез, и так охотно помог.
– Само собой, – пробормотал Вил. Ещё бы не охотно. Откажи-ка Рыцарю! Бедняга.
Вил нырнул в кусты, извлёк Лили, убрал бутылку в мешок. Они сошли с дороги, отыскали полянку с озером и развели костёр. Энтис сидел, обняв колени руками и устремив взор в огонь; Вил пощипывал струны, лёжа и привычно устроив Лили на груди. Затянувшееся молчание тревожило его, но все слова, приходящие в голову, были утешениями… неловкими, ненужными! Не утешать тут надо, а отвлечь от мыслей – но как, он не знал. И вдруг кое-что вспомнил. И усмехнулся: ну надо же такое позабыть!
Энтис обернулся. Вил подумал, что от такого взгляда сейчас заледенеет, и с запинкой объяснил:
– Сегодня мой день рождения… я и забыл. Забавно.
И сразу всё стало замечательно. Серые глаза наконец-то оттаяли и смотрели на него ясно и тепло.
– Ох, здорово! Поздравляю. А я тоже совсем ход времени потерял. Что теперь – осень? Зима?
– Конец зимы. Вообще-то я никогда даты не путаю. Твой день рожденья через три знака и семь дней. И тебе будет шестнадцать. Много… А очень больно, когда на посвящении узор выкалывают на коже?
– Вряд ли. Ну, может, чуточку. Больно умирать в огне… как мама. А знаешь, я сегодня заметил, что ты вырос. Мы с тобой почти одного роста. Встань-ка, сравним! – он поднял Вила за руку; тот, смеясь, подчинялся. – Выпрямись… Вот, разница всего в три пальца! Сейчас я не смог бы нести тебя, как тогда.
– Вот беда-то. Придётся в эллин больше не попадать, коли нести некому.
Он опустился в траву, скрестив ноги, и снова принялся играть, Энтис прилёг рядом и улыбался ему, и Вил думал, как чудесно, что мёртвый холод исчез, и вроде бы исчезла стена между ними, и даже боль от неизбежной разлуки притихла на время… пока Энт ещё здесь, а Замок не виден за деревьями. Потом Энтис вытащил из мешка дар Эверлена. Они молча обменивались бутылкой, но молчание было тёплым – как плащ, укрывающий их обоих. В вине Эверлен понимал толк: оно оказалось крепким, сладким и очень вкусным; Вил делал крохотные глотки, чтобы большая часть досталась другу, и с удовольствием смотрел, как щёки Энта розовеют, а глаза весело блестят, будто ничего плохого вовсе и не было…
Энтис вытряс в рот последние капли и уронил бутыль в траву. Вил подобрал и спрятал: в трактире за неё дадут немало, а им деньги нужны, одёжка на зимних дорогах вся обтрепалась… нет, уже не им. Ему одному. Он вздохнул. Никаких денег не жаль, чтобы вернуть те дни, когда расставание казалось далёким-далёким, нереальным… только деньги тут не в силах помочь. Никто и ничто ему не поможет.
– Очень кстати это вино, – промурлыкал Энтис, развлекаясь тем, что длинной (и обгорелой на конце, чему он, похоже, не придавал значения) веточкой трепал волосы Вила, навивал на неё пряди и легонько дёргал. – Настоящий праздник, не хуже, чем дома. – Он рассмеялся: – Нет, лучше, в тысячу раз лучше! С живым огнём, и запахом леса, и с тобой. Жаль только, у меня нет подарка. Если бы ты в деревне сказал…
Вил смущённо тряхнул головой:
– Что за радость в чужих вещах? Не огорчайся. – Он помедлил. – А может, ты мне сыграешь? Любую мелодию, какая сама получится. – На Энта он не смотрел. – Тогда выйдет… совсем твоё. Без чужих рук. Без всего, что пахнет деньгами. Пожалуйста.
Энтис вынул флейту и поднёс к губам. Из хрупкого кусочка дерева лились чистые нежные трели, а Вил лежал, глядя на звёзды, и радовался, что ночь скрывает от друга его лицо. Но даже тень Замка над головой не могла прогнать чувство: он счастлив. Со слезами на глазах, с сильно бьющимся сердцем, он слушал музыку, рождённую для него – единственным в мире человеком, который был ему дорог. А тот, шагнув сегодня прямо в объятия смерти, чудом остался жив, мог поговорить с ним, мог его коснуться. И хотел сделать ему подарок. И играл ему. А что ещё в Сумраке достойно называться счастьем?
Энтис медленно покачал головой.
– Я лишь пытаюсь понять, какое из желаний главное. Знаешь, у нас есть такая Книга Канонов. В ней нет правил и чётких указаний, только куча рассказов. У многих не один конец, у других конца нет вовсе… не все интересные. Когда тебе кажется, что всё ясно, а герои ведут себя как дураки, хотя они твои ровесники и Рыцари, это раздражает. Но ясное порой обманчиво… ладно, я не о том. Книга Канонов начинается с фразы: «Всегда поступай так, как хочешь, но представляй последствия и будь готов за них ответить». Но это перевод с древнего языка хиан-эле, на нём уже не говорят. И «хочешь» на самом деле переводится как «желания сердца». Следуй за желаниями сердца…
– Звучит сурово, – Аль, не глядя, протянула руку, взяла у Вила бутылку и долила немного в шин. – Будь готов ответить – это пахнет приговором. Ты уверен, что это не угроза? И смысл не в том, чтобы как раз запретить вам следовать этим вашим сердечным желаниям?
– Нет, ну что ты! Совсем нет. Не угроза, предупреждение. Думай перед тем, как сделать, и плати за то, что натворил. Это честно. И спроси себя: где желание, а где – желание сердца? Я раньше не понимал. Попросту шёл за желаниями. Но теперь мне хочется… разного. Безопасности. Странствий. Вас. Всего вместе, но вдруг это невозможно?
– Желания сердца… – Аль глядела в костёр и маленькими глоточками пила шин с аритой. – Такое ощущается. Когда идёшь за главным, другие хотения отступают. Вместе с доводами разума. Но ты ведь это знаешь… как и желание сердца. Ну и не дёргайся. По-моему, странствия и безопасность – одно и то же, и мы все вместе именно тут.
– А твоё желание, Аль? – Энт протянул ей ещё прутик с поджаренным хлебом. – Память?
Девушка вдумчиво похрустела хлебом, подцепила со сковородки гриб, запила шином.
– Вряд ли. Путешествовать интереснее. Мне нравится то, что есть у меня сейчас. И кто. Не хочу ничего менять… пока. Вдруг я сама влезла в неприятности, и едва вспомню, как они вернутся. И заодно заденут вас. Нет, Энт, твоё желание мне больше подходит. Вил, а твоё?
– Желание? – Вил вдруг растерялся. Энт, зараза, вцепился в свою ариту… а ещё друг. – Да у меня вроде всё есть. Я живу, как хочу. Ну, мне хотелось изменить всё с менестрелями… но теперь на королевский Совет мне нет ходу. Да и пусть. Это так, сказка. Но знаете, – ему вдруг стало совершенно свободно и легко, и слова полились сами, как песня: – Я хочу показать вам Каневар. Это самый красивый и причудливый край Тефриана. Там в городе Наэс – удивительные сады, которые парят в воздухе над каждой из семи площадей, а из них струятся ароматные фонтаны с такими крохотными каплями, что их не ощутишь, но кожа потом будет пахнуть цветами несколько дней, словно ты стоишь прямо среди клумбы. А в горах Каневара есть знаменитый Бездонный Каскад Тшэр – водопад, летящий с гор в пропасть, что когда-то считалась бездонной… по преданию, в дни дополевой войны в горах несли дозор наши воины, но враги нашли их и убили всех, кроме одного: тот решил умереть гордо и прыгнул в водопад, но воды понесли его бережно, не раня о камни, а внизу была не дыра к центру земли, а деревья и трава… он ухватился за стебли и сумел спастись. И вовремя передал другим воинам о лазутчиках с гор, и тех остановили. Этот водопад – на самом деле пять, перетекающих друг в друга. Теперь там можно спуститься для развлечения – в особой лодке в виде яйца, полностью закрытой. Внутри она мягкая, там сиденья и прочные ремни, а стены прозрачные – ты удобно сидишь и видишь всё вокруг, а воды мчат тебя вниз, но капли внутрь не залетают. Это стоит недёшево, но смельчаков мало, а поглядеть на спуск интересно всем, кто пришёл полюбоваться водопадом, поэтому люди наверняка скинутся, и спустишься задаром. Главное, выбрать время, когда народу там много. Это весело. И совсем не страшно. Настоящий полёт. Вам понравится! А ещё там есть одно из Двенадцати Великих Чудес Тефриана – Карианский Невидимый мост…
– Я читал о нём, – глаза у Энтиса заворожённо сияли. – Он очень длинный, больше часа надо, чтобы его перейти. Но главное, он и впрямь невидим – только с одного места можно отличить его от горных склонов, разделённых пустотой…
– А я на нём стоял, – усмехнулся Вил. – В середине, на самом краю. Знаешь, что там нет перил? Никакой ограды. Ты идёшь по воздуху, ничто не отделяет тебя от пропасти… а потом смотришь вокруг и вниз – и кажется, довольно шага, чтобы полететь.
Энт выглядел так, словно мог вот-вот сорваться и полететь туда силой чистого желания.
– Но там есть и другие чудеса. О них не знает никто, кроме меня… теперь. – Он помедлил совсем немного – ровно на глоток ариты, утянутый в последний миг у Энта. – В горах есть озёра, которых никто не найдёт, если не знает тайных дорог… удивительные озёра с рыбами, которых нет в других водоёмах Тефриана, похожими на цветы… и цветами, что распускаются на воде ночами, под звёздами, и поют дивной красоты песни без слов, которых не сложить и самому искусному менестрелю. А рыбы выскальзывают из воды и танцуют под эту музыку, и чешуя у них светится, словно сделана из сапфиров и изумрудов. А ещё есть пещеры… одна пещера. Мама нашла её случайно… вместе с отцом. И потом показала мне. Я никогда бы не заметил вход в неё сам – он скрыт скалами и колючими кустами, но если знать, то пройдёшь, не поранившись. Она провела меня: был летний полдень, снаружи всё сияло под солнцами и едва не плавилось от жары, камни обжигали, но там, внутри, было прохладно и почему-то дул лёгкий свежий ветер. Мы прошли вглубь, следуя за этим ветром – и вдруг темнота сменилась тоже сиянием… но не от солнц. Сами стены пещеры сверкали сотнями огней, множеством красок. Они слепили… струились вглубь пещеры, делая её похожей на зал дворца, выстроенного из стекла, зеркал и бриллиантов… Я думал, мы с мамой умерли от жары и попали в Мерцание, ведь только там может быть такая красота. Мне хотелось запеть, выразить всё это в музыке… но я понимал, что не хватит ни нот, ни слов. И я думал: раз мы покинули Сумрак, то это место, где нас ждёт папа… и сейчас он появится, обнимет нас, и мы уже не расстанемся никогда. Будем втроём жить в этой красоте и превращать её в песни.
Он повернул в ладонях опустевшую бутыль, ловя гранями отблеск костра и чудом пробившиеся меж ветвей последние лучи заката.
– Но мама остановила меня, закрыла ладонью рот. Велела не шуметь, потому что пещера уходит вглубь гор, и возможно, голос мой достигнет шахт, пробитых старателями… которые годами ищут то, что нашли мы. Драгоценности, редчайшие из самоцветов, десяток которых сделает человека богачом – а тут их сотни, в сводах и прямо под ногами. Она подняла один – огромный, он едва поместился в мои руки. Он был такой красивый, сверкал и переливался подобно чешуе танцующих рыб и почему-то казался тёплым и гладким, хотя я ждал острых граней. Вещь не из Сумрака, под стать Мерцанию Изначальному. Мы легли на пол пещеры, и хотя камни лежали тут и там, но и он был мягким. Уютным, как постель в лучшей комнате гостиницы. Мама напевала – тихо-тихо, без слов. И это была песня пещеры, свежего ветра из ниоткуда и волшебных камней, наполненных внутренним светом. Я часто пытался напеть её и подобрать слова, но так и не получилось… хотя я помню мелодию ясно, словно услышал сейчас. Потом она сказала: проснись, – а я даже не знал, что спал, всё было наяву. Мы вышли оттуда, и оказалось, что полдень сменился ночью, а мне почудилось, прошло лишь несколько минут. Было светло – от звёзд, отражённых в озере, от цветов и играющих рыб… но когда мама взяла у меня камень и подняла к звёздам, он уже не светился, огонь угас. Это был всего лишь камень. Чешуя рыб сияла куда красивее. И лишь в миг, когда он упал в воду из её руки, он вспыхнул прежним пламенем. Мама сказала: так бывает, когда ты пытаешься забрать себе красоту, удержать в руках, использовать. Она гаснет и умирает. Лишь там, где она свободна, она остаётся прекрасной всегда. Как цветы в ночном озере, как рыбы в воде, как бриллианты во тьме пещеры. Утром мы ушли оттуда и больше не бывали там никогда.
Ребята молчали, глядя в костёр. И в их глазах он видел искры холодного огня, что пылал в глубине камня, и точно так же они сияли: дымные топазы и изумруды, трава и облака.
– И вы не взяли ни одного, – тихо сказала Аль, и это не было вопросом. Он кивнул.
– Позже, спустя пару лет, мама сказала: мы могли разбогатеть, взяв несколько тех камней, но нас бы, конечно, спросили, где мы нашли их, ведь ювелиры сразу отличают редкие, да ещё и не огранённые драгоценности. Пещера могла стать нашей… но потеряла бы свою красоту. Не осталось бы ни переливающихся сводов, ни танца рыб, ни цветов, что поют звёздам. И я понимал её. Я не хотел получить то, чего мне хотелось, такой ценой. И не хочу по-прежнему.
– Чего же? – обронил Энт так тихо, что Вил вдруг подумал, не слышит ли мысли вместо слов.
– Музыкальный дом в столице, – он усмехнулся. – Большой и нарядный. Как дворец. С садом и озером, где росли бы те горные цветы. И над дверью наши имена, моё и мамы: Лили и Вил Тиин, музыканты, певцы и поэты. И песни из наших окон завлекали бы к нам людей со всей Аэтис, а потом и из других городов, и они бы слушали нас и восхищались… и уже не говорили бы о бесполезных бездельниках-менестрелях.
– Но мы можем это сделать, – сказала Аль. – Знаешь, если взять не кучу камней, а лишь парочку, и продать в разных местах… я могу сама. Скажу – подарил любовник. А имя позабыла.
Вил кашлянул, горячо жалея, что больше нет ариты. Энт воодушевлённо заявил:
– Отлично придумала. Можешь ещё сказать, что он был в плаще Рыцаря, и вопросов точно не будет. Вил, да?
Самообладание таяло стремительно, как поток водопада… и ему это нравилось.
– Да. Но сперва я покажу тебе… вам. Может, мы не захотим брать оттуда что-то… ты не захочешь, как мама. Это ведь неважно, Аль. Это детское желание… я хочу просто вам это показать. А ещё… вот, возьми.
Вил собрал куда больше смелости, чем когда-то потребовалось для первого выступления без мамы и для пари в эллине. Залезть в потайной карман непринуждённо – это было особо сложной задачей, но у него получилось. И вытащить подарок легко, ни за что его не зацепив и не побив рекорды неуклюжести, – тоже.
Заколка была выполнена в виде замысловатого стального узора и украшена зелёными камешками. Он взял девушку за руку и положил подарок ей на ладонь:
– Мелочь, конечно… ерунда. Если не нравится, выброси. Я не очень разбираюсь в таком.
Она осторожно тронула заколку, словно та была из пыли и могла вот-вот рассыпаться.
– Уже бегу выбрасывать. Вил, она такая красивая… поразительно! Она очень дорогая?
Он сумел выдать независимую беспечную ухмылку. Спасибо арите.
– Ну что ты. Так, пустячок. Стекляшки. На дорогое мне денег не хватит. Будешь носить?
– Да, конечно, – девушка не сводила глаз с вещицы, лежащей на ладони. – Очень, очень красиво. Лучше всего, что я видела. Спасибо. Я пойду искупаюсь перед сном… – и свернув волосы в узел на затылке, скрепила новой заколкой. Зелёные камни в её волосах мерцали тускло и загадочно.
Зелёные камешки падают и падают, катятся по асфальту… Странный сон… просто сон, и больше ничего. Кто же верит всему, увиденному в снах?
Когда она ушла, а ребята уважительно уселись к озеру спиной (Энт отвернулся лишь под яростным взором друга и с тоской поглядел на пустую бутылку из-под ариты), Хет деловито опустошил и вылизал до блеска сковороду с грибами и шумно прыгнул в воду вслед за Аль.
– Зачем ты это? – Энт смотрел на друга без тени осуждения, но с живым любопытством.
Вил попытался прикинуться, будто не знает, о чём речь, и вообще засыпает. Не помогло.
– Рискуешь. Она ведь могла в камнях разбираться. Стекло легко отличить от изумрудов.
– Тише ты! – прошипел Вил, с тревогой глядя на озеро. – Не болтай! Пожалуйста.
Энт озадаченно повёл плечом:
– Ладно, но какой смысл? Притвориться, что даришь не то, что есть, а хуже?
Вил с отчаянием зажмурился. Давешняя лёгкость течения слов сейчас бы не помешала…
– Только молчи. Я отдал, ну, в общем… много. Всё, что за два дня на свадьбе заработали.
Энт послушно молчал, разозлённым не выглядел и со всей очевидностью не понимал.
– Прости, – сдаваясь, сказал Вил. – Я думал, ты зашумишь, ещё врежешь, а она заметит.
– Ты переутомился в деревне или перепил ариты? Я обещал, что не сделаю так больше! Да и с какой стати?!
– Энт, это же наши деньги, общие. Выступали все. А я не спросил вас. Я не должен был…
– Ерунда. В первую очередь они твои. Мы просто тебе помогали. И не наше дело решать, куда и сколько ты тратишь. Не моё уж точно, ты меня почти год кормил и покупал одежду.
– Ну вот! Одежду и надо… плащ для Аль, крепкую обувь вам обоим. Такое и покупают для дальнего странствия. Нам бы хватило… а я увидел эту вещь и подумал, что камушки совсем как её глаза… и это удобнее, чем закалывать волосы веточкой… А мастер предложил на десять стелов дешевле – сказал, в награду за песни… ну и я просто не удержался.
Он виновато покачал головой:
– Глупо, да? Вдруг она обидится? Я выбрал за вас… так нельзя, когда поёшь в компании.
Друг сладко зевнул, ни на волос не обеспокоенный – ни потерей двухдневного заработка, ни отсутствием дорожных ботинок.
– Можно. Мы без тебя и на ужин не заработаем. Разве что на суп позавчерашний. А глупо выйдет и впрямь, если она догадается… пока, видимо, нет. Повезло. Если Хет не разболтает.
Вил ощутил быстрый холодок меж лопаток и глянул на озеро, но Хет на него не обращал внимания, увлечённо ныряя с Аль и поднимая высоченные фонтанчики брызг.
– Скрести пальцы на закат… или на костёр… Хоть бы он оказался просто собакой!
Энт сонно усмехнулся.
– Вэй разве не отличают лат? А ты смешной иногда… правда ей бы понравилась. Какой сьерине не понравится, что для её радости мужчина отдаёт всё, что тяжким трудом заработал.
– Ну, не всё, – уточнил Вил, чувствуя, что и его тянет рассмеяться. – Последняя ночь была щедрой.
– Тем более в выдумках толку нет. Это ты точно из-за ариты…
Вил помолчал, устраивая из мха, листьев и двух плащей подобие постели.
– А ты-то совсем не злишься?
Ресницы Энта чуть заметно дрогнули, словно сон лёг на них плотным покровом, приклеив к коже.
– С чего бы?
– Ну, я… – вдруг смущение поймало его снова, неожиданно крепкой хваткой. – Дарю ей…
– А мне нет, и стоит разозлиться? Я обойдусь без изумрудов. И даже ненастоящих, – на Вила блеснул лукавый и внезапно проницательный взгляд. – Я рад, что ты её купил. Наверно, если бы я увидел такую штуку в витрине, мне бы тоже захотелось подарить её Аль – это ей подходит.
Вил облегчённо кивнул, ощущая острее, чем прежде, свежесть и тайну леса, тихие звуки, пронизывающие ночь, ароматы цветов и трав. Плеск воды, смех играющей с Хетом Аль. Его подарок в её волосах… забавно будет, подумал он, если заколка расстегнётся и утонет в озере.
Впрочем, он без труда мог бы её достать: столь мягкого касания Чар в Поле не заметят.
Девушка вылезла из воды, закуталась в один плащ и села на другой, зябко обняв колени. Вил привстал и окликнул друга:
– Энт, не спи. Одно чудо я покажу прямо сейчас, на гладкость пути к океану. Дай флейту.
Когда он тихонько заиграл, отпуская ноты лететь пушинками одуванчиков, Аль шепнула:
– Не знала, что ты тоже умеешь на флейте.
Он оторвал флейту от губ, изгибая их в покровительственную улыбку:
– А кто, по-твоему, учил Энта?
И принялся играть снова, тонкой вязью легчайших нот, вспархивающих к россыпи звёзд.
Стайку огоньков Энт и Альвин заметили не сразу: тех заслоняло пламя костра. И тут Вил добавил нотному плетению изгибов, цвета и дерзости – и огоньки по одному приблизились и закружились над его головой, рисуя в темноте причудливые узоры, вспыхивающие и тотчас тающие во тьме. А затем живые кружева окрасились множеством оттенков – и запели.
Это была совсем тихая песня, едва различимая за флейтой, оттеняющая её, ведущая свою партию удивительным живым инструментом. И в такт общей мелодии искры то разгорались ярче, то угасали, переливались десятками красок и вились над музыкантом в волшебном сверкающем танце. Теперь было их много, и всё новые огоньки-звуки вплетались в узор, и он озарял и разгонял плотную тьму леса, наполняя её странными ломаными тенями, силуэтами, новым и завораживающим звучанием. Энт, едва дыша, протянул к флейте руку – не сводя с огоньков взгляда и вряд ли замечая, что делает, – и Вил вложил в его пальцы флейту, продолжив мелодию свистом. Игра Энта потекла в мелодию – кружево – танец, и теперь огоньки кружились и пели над обоими, а Аль смотрела, широко раскрыв глаза, восхищённая настолько, что и у неё перехватывало дыхание… ей хотелось не думать, не искать объяснения, просто смотреть и слушать волшебство бесконечно.
– Это птички, – тихонько сказал Вил – она и не уловила момент, когда он отдал мелодию Энтису; и казалось, сверкающие огоньки не уловили этого тоже и всё ещё слышали его свист. – У них почти твоё имя… альен. Ночные огоньки. Их мало кто видит, они боятся людей. Но их можно приманить на музыку…
И засвистел снова, а она зачарованно любовалась переливчатым танцем альен и слушала их – Вила – Энтиса – общую песню…
Проклятие Звёздного Тигра. Том I – Путь Круга