Огонь
Автор: RhiSh– начало здесь –
– Расклад такой: Хета мы не можем взять с собой в путь до Лива. Бросить его в Эвриле одного мы не можем тоже. Оставить Энта нельзя, он высказался достаточно ясно. А я буду там, где ты, потому что люблю тебя. Выходит, возвращение твоё в Эврил решено и не обсуждается. Пока не проснётся Хет. А там посмотрим.
Я молчал. Пытаясь осознать, что сейчас услышал. Что она хотела сказать. Ну конечно… о даэн, братьях и сёстрах…
– Я тоже тебя люблю, Аль, – осторожно, словно ступая по болотным кочкам, произнёс я, очень стараясь наполнить тон и кружева лёгкостью и спокойствием, – и Энта, и Хета. Но потому-то и не хочу в Эврил. Там Мейджис, снаружи Луч. Со мной рядом плохо придётся вам обоим. А я на дорогах вырос, ничего со мной не случится.
Она всё кусала косу, разглядывая мой подбородок так внимательно, что я встревожился, не осталось ли там следа от супа. А проверить неловко… я ощущал такую растерянность, что просто не знал, что делать и говорить. Но она всегда звала меня «любовь моя», и это была шутка, вот и всё, не даэн, а сестра… Покой в мелодиях кружев рвался в клочки под напором урагана, и они таяли в пламени.
– И потом, – я рискнул добавить в голос ноток смеха, – сравни: в замке будет тот, кого ты точно любишь больше меня! Из нас с Энтом, с его серен и моим страшным видом, и мирно спящим Хетом я бы на твоём месте выбрал Хета без раздумий!
Альвин отбросила за спину косу, наклонилась ко мне и поцеловала.
– – –
Огонь.
И он не знает, как оба не обращаются в два пламени, свитые вместе, и не устремляются в небеса… или не опадают пеплом. Губы к губам, и жар неистов, и жажда трепещет в каждой клеточке тела и в каждом завитке узоров – и они не могут отстраниться, пока не прерывается дыхание. Но едва сделав вдох, он бросается в поцелуй снова, как в пропасть с обрыва, и тонет, тонет… и летит. Ласка и укусы, всё смешалось. Он забирает, он отдаёт… он не в силах думать, владеть рассудком; сейчас он владеет лишь горячим ртом, нежностью и вкусом её губ, языка, кружева. Глубже, сильнее, ещё и ещё… оба судорожно ловят воздух и приникают друг к другу снова. Он сцепляет руки, обнимая так, что пальцам больно. И ей, наверно, тоже… но она не пытается освободиться, а сама так же, до боли, сжимает его в объятиях. Не посмотреть… поднимешь веки, и сон прервётся, растает. Огонь.
Они чуть отодвинулись, не размыкая объятий, лишь так, чтобы видеть друг друга. Вил не знал, открыла она глаза раньше, а может, одновременно с ним, но сквозь полуопущенные ресницы они блестели изумрудами… нет – птичками-светлячками альен в ночном лесу. Приоткрытые её губы, яркие и распухшие от его поцелуев, чуть заметно улыбались. Вопрос в её мелодиях, вопрос и трепет, вопрос и смех, затаившееся и притихшее пламя.
– Вил.
Его имя, слетая с этих губ, звучало так странно… так влекуще. Так обнажённо.
– Мне нужно слово для тебя, – шепнула она. – Только моё. Но мне не найти красивее твоего имени, Вил даэн… Вил, Вил. Первые капельки дождя в озеро жарким летом, так оно слышится. Волшебное слово для дракона из сказки…
– Другие говорят иначе, – выдохнул он. Она и впрямь произносила как-то по-своему, с особенной тайной нежностью и обещанием, всплеском едва задетой струны и призывом из давнего сна, и он не мог сопротивляться. – Аль-лэй…
Пламя в узорах вдруг взвилось ослепительной вспышкой и рассыпалось искрами.
– Что это значит?
– Обращение к лейан. Истинная любовь… Леи-эйр аэнн, лейан – союз, скреплённый истинной любовью. Тебе нравится?
– Слово? Или истинная любовь? Может, та любовь, что к сестре?
– Не совсем та, что к сестре, – был ли смысл в его речах, он понятия не имел; её смех был единственным и неоспоримым смыслом. Нежность, прохлада и жар, и не поцеловать этот смеющийся рот снова он просто не мог. Вкус ариты, вкус стебельков водяных лилий, поздней осенней земляники.
– Я представлял, как именно поцелую тебя, полтора года. С первых дней. Едва ты открыла глаза и на меня посмотрела.
– В первый миг я приняла тебя за девушку. Безумно красивую… с потрясающими ресницами! И тут она сказала: Вил.
Теперь хохотали уже оба. Не отпуская друг друга.
– Для рыцаря ты слишком легко ускользаешь от обещаний, Вил даэн. Разве это хорошо?
– Когда же я делал это? – ему хотелось смотреть на неё и смотреть. Слушать голос, не вникая в суть слов, бесконечно слушать, как падает с её губ его имя, превращаясь в самое жаркое и непреодолимое слово любви. Слушать, как переливаются и звенят, раскатываясь золотом по мягкости облаков, колокольчики её смеха.
– Кто сегодня обещал говорить мне всё, что важно?
– А ты сказала, что не хочешь клятв, – окунаясь губами в её волосы, шепнул он.
– А ты уже постиг орденский секрет обхода заповедей, – её улыбка поддразнивала, а он едва сдерживался, чтобы от поцелуев не перейти к иным действиям, сделав её «даэн» абсолютной правдой даже с точки зрения Ордена. – Ты сказал: отвечу на любой вопрос. Вил, ты любишь меня?
Он кивнул. Удивляясь, что после всего этого ей понадобилось спрашивать.
– Скажи.
– Люблю. Аль-лэй.
– Люблю тебя, Вил. И обрати внимание, как даэн, а не брата!
Серьёзность слов окуталась изумрудными брызгами её усмешки. И всё же он видел – ощущал – насколько всё всерьёз. Как не было между ними никогда. Её «любовь моя», его «вейхани», почти случайные касания рук и взглядов, почти дружеские объятия… почти шутливость во всём, что связывало их прежде, но шутки закончились. И это вышло чудесно, восхитительно… нереально. И безнадёжно, ведь сны тают под солнцами дня. А рассвет уже поймал их – обоих.
– Аль… – её имя вырвалось у него вздохом. Он очень, очень осторожно разжал руки и подался назад, откидываясь спиной на подушку и впервые за долгое время чувствуя, как стягивают и перекашивают половину лица росчерки шрамов.
– Никогда больше не буду рассказывать о чар-вейхан страшных сказок. Если они хоть чуточку похожи на тебя, то они не злые, а наоборот, добрее всех. Неудивительно, что лат с ними дружили. – Он глотнул, хотел улыбнуться, но понимание, как выглядит сейчас его улыбка, остановило его – и к лучшему, ведь дальше всё заслоняла непроглядная мгла печали. – Аль, ты только не сердись, но всё-таки надо нам разделиться. Послушай меня!
Блеск её глаз и узоров обжёг его гневом – или так ему показалось. Но и это было к лучшему тоже.
– Молчи, молчи, дай мне сказать! То, что важно. Самое важное. Я ведь любил тебя всегда, Аль-лэй, наверное, с первого взгляда. Но это лишь мои чувства. Они не имеют значения. Я не собирался лезть к тебе с этим, даже когда мне казалось, что у вас с Энтисом не всё ясно, но какая разница? Я был и остаюсь Открытым. И неужели бы я захотел для своей лейан участи мамы?! Жизнь в скитаниях, прятки от вэй, вечный страх перед законом. А потом – потеря, боль, одиночество. Я видел слёзы мамы и мне хватило, я не хочу делаться причиной твоих слёз!
В её кружевах бились, неистово сверкая молниями, плети урагана. И в то же время – его они словно обнимали, обдавая жаром, но не ранящим, а нестерпимо соблазнительным и полным ласки.
– Аль-лэй, даэн… быть может, сейчас я в той же трясине, где оказался отец. Но он затащил туда и её. Раньше я его почти ненавидел, сейчас жалею, но простить не могу. Он не должен был уводить её на путь страха и лжи. Тем более, из Ордена. Сломать всю её судьбу, рыцарские принципы… это было эгоистично, жестоко. Недостойно.
– Даже если она сама хотела этого? – тихо уронила девушка.
– Конечно, она хотела. Она же не знала, что её ждёт! Откуда ей было знать?! Но он-то знал!
– Стоило отказаться от любви?
– Стоило ради любви не тащить её за собой, а остаться с нею! Орден всех принимает. Может, ему пришлось бы нелегко, но жизнь Открытого и менестреля тоже не из лёгких, а за любовь можно и заплатить. Выбрать себе новую жизнь возле любимой, а не её жизнь разрушать! Я его путь не повторю. Ты не пойдёшь дорогой спутницы Открытого.
– А ты тогда пойдёшь в Эврил, и я могу порадовать этой прекрасной новостью Энта?
Ему очень хотелось закрыть глаза, заслонить лицо, спрятаться. Ускользнуть в мир поющих кружев и там остаться…
– Я приду. Не сейчас. После Лива. Куда пойду без тебя. И неважно, до или после возвращения Хета. Мы уже выяснили, что защитить нас от вэй Хет не может.
– Но Энт может отправиться в Лив один. Пока мы втроём в безопасности будем в Эвриле. Привести друга он имеет право, даже пока не посвящён. А уйти ему помешать не смогут. Если запретят брать Кусаку, то он сказал, что знает, у кого на время взять лошадь. Он сам поговорит с твоими родными. Захотят увидеть тебя – приедут с ним в Эврил. А если помочь не пожелают, то мы с Энтом упросим. Зная твою маму, они-то в серен поверят! Энт убедит. А я видела, как появлялись раны на твоей спине, когда он стоял в эллине. Вил, отдай всё нам, доверься нам! Просто перетерпи эти дни в Эвриле. Пусть Мейджис смотрит сверху вниз, ну что тебе до него?! Да хоть до всего замка? Не они, а я буду рядом. А я люблю тебя.
Вил всё-таки склонил голову и опустил ресницы – так он мог хоть попытаться осмыслить сказанное. А при взгляде на неё размышления были попросту невозможны, кроме единственного: позволительно ли ему последний раз её поцеловать.
– Это Энт тебе сказал, что имеет право? Аль, произнёс ли он совершенно ясно: непосвящённый Рыцарь после ссоры с Лордом Трона, кричавшим вслед, чтобы он не возвращался, имеет право вернуться с парочкой друзей явно после вэйской разборки, оставить их в замке и уйти по делам, оставаясь непосвящённым? И друзей этих примут, разрешат бездельно жить в его покоях и объедать Орден?
– Они считают меня его даэн.
– Но меня-то они его даэн не считают. Надеюсь, потому что это бы выглядело очень странно.
– Ты не веришь ему?
Вил вздохнул, хмуро глядя на их переплетённые пальцы.
– Верю, что он хочет в это верить. Но не верю, что верит на самом деле. Как и с серен.
– Энт верит в серен. И я тоже.
– Верит, но боится, что не поверят в замке, да? Потому что для них он теперь недостаточно Рыцарь? – у него вырвался печальный смешок. – Я всё ему испортил, Аль-лэй. Не в моём терпении дело, речь-то не только обо мне. Энту посвящения не видать без платы, и тьма знает, какую цену назначат. Если он вернётся без объяснений и приволочёт меня, Мейджис совсем взбесится, и я его тут понимаю. А объяснять нельзя: услышав о метке, он или просто меня вышвырнет, или Каэрина позовёт, чтоб забрал своё добро из Тени. И что потом сделает с Энтом? – Вил помолчал, мрачно думая, что и Энт прекрасно знает всё это, и на что тогда рассчитывал, кормя её глупыми надеждами? – Да и как он без плаща доберётся? Туда ехать недели две. До посвящения нельзя шататься по дорогам и брать всё бесплатно, прикрываясь белым плащом. Это ложь, нарушение заповеди Истины. И нарушение закона. А Энт уже не мальчик, которому можно и простить. Никто его не простит. Ну приедет он в другой замок, а там что, и законы другие?
Взгляд Аль делался всё более тревожным. И она тоже смотрела на их соединённые руки… а не на его лицо чудовища.
– Ты думаешь, ему надо всем рассказать о серен? Объявить себя сияющим и достигшим Света? И тебя тоже.
В её голосе звучало сомнение. И явный страх за Энта, чему Вил почти радовался… презирая себя за это «почти».
– Я не знаю. Он ничего мне толком не объяснил. Но требовать того, что твоё по праву, – это совсем не то, что просить милости. А он словно бы на перепутье… с нами уверен, со всем миром – нет.
– Но он чувствовал то, что написано в дневнике. А что было тут с тобою?
Вил слабо усмехнулся, глядя на успевший стать привычным потолок, расчерченный причудливой сетью трещинок.
– Иногда видел его глазами. Был здесь, в этой комнате – и в его покоях в замке. Видел эту люстру и одновременно другую. Ещё ощущал его боль… очень удачно, что петь я начинал ближе к вечеру, а тренировки у Энта утром: как раз всё успевало пройти. Иногда раны были серьёзные… будто он дрался взаправду. И я всякий раз жалел, что ушёл. Да я вообще всё время жалел, что ушёл и его бросил… и тебя, знал же, что ты его лечишь, а вдруг бы кто о даре твоём догадался!
Девушка преспокойно пожала плечами:
– Кер нас не выдал. Ни шума, ни странных взглядов не было. Или я от тебя научилась неслышности. Ты ведь тоже лечил эти раны…
«… и притянул сюда магистра», про себя закончил Вил и с горечью подумал: верно, уж не ему рассуждать о брошенных в Поле мелодиях…
– Не лечил, – резковато бросил он. – Они заживали сами. Только пачкали одежду, но на чёрном было незаметно. Аль, у него открыт дар. И он пробудился рядом со мной, два года не расставаясь ни на день… и я уверен, в глубине души он думает о том же самом. А я понятия не имею, о чём думать. Но раз он здесь чистит кастрюли, а не отдыхает у себя дома в славе и сиянии – значит, домой нельзя. Ему видней. Он сын Лорда Трона, сын эт'серен. Если бы речь шла о его серен с кем-то вроде Кера – тут-то все бы поверили. Но стоит туда сунуться такому мне – над ним же будут смеяться. Особенно если всплывёт слово «вэй». Аль, ты ведь там жила. Эти люди не дураки, и кто такие Открытые, они знают. Не детишки, так старшие. Энт тебе никогда не скажет того, что говорю я, он и себе не признается, он просто шагнёт в пропасть, а потом будет поздно. Я этого что, не видел? И не раз. Уйти до посвящения? Ерунда, я уже всё равно что посвящён! Снять плащ и петь по трактирам? Ерунда, кому какое дело, чем я занимаюсь! Отдать секретную книгу отца? Ерунда, она тебе нужнее! Он всегда такой. А потом – эллин. Аль-лэй, нет, я ему не позволю. Тебя он может привести в свой дом и Хета там оставить, но меня с меткой – нет. И ещё, Аль, ну подумай… ты любишь того, кем я был, ты смогла даже поцеловать меня, но если я буду мелькать у тебя перед глазами неделю, другую, третью – какая доброта вынесет это?! Мне самому от себя страшно! Никакая любовь ко мне-прежнему не уцелеет. А я не хочу видеть, как однажды ты посмотришь с отвращением…
– Вил, трясины тьмы, почему ты такой идиот?!
Она обхватила ладонями его щёки, толкая на подушки, и поцеловала сильно и глубоко, почти яростно… и как вышло, что дальше она оказалась лежащей на нём, а потом уже он глядел сверху вниз на её лицо и продолжал поцелуй с тем же напором и страстью, а их одежда разлетелась по комнате, он едва ли осознавал. Самообладания ему хватило лишь на то, чтобы коснуться первого слоя и ощущать её чувства оттуда, привставая и наклоняясь над нею, ловя ритм движений и биения сердца, мягко убирая её боль и играя на обнажённом теле девушки, как на минеле: властно, нежно, неистово. Кто-то из них стонал, кто-то смеялся; голоса сплетались так же, как они сами, взлетая и опадая невесомой вязью шёпота, смеха, кружев. Теперь её лицо над ним, зелень изумрудов и искры огня, каштановые волосы с ароматом трав и ветра рассыпаются по его влажным плечам, груди, скользят по его губам и он ловит их, прикусывая пряди, а она вся – как пламя костра в его руках, пойманный, но не пленённый вихрь звёздного ветра, как воистину великая тайна.
Дверь отворилась бесшумно, и Вил не сразу осознал, что больше они двое в комнате не одни. И на них, раздетых, в позе откровенней некуда посреди развороченной постели, смотрит Энтис.
Проклятие Звёздного Тигра. Том I – Путь Круга