Мышиный рай

Написал на пробу главу о позитивном будущем – в котором человечество преодолело все нынешние трудности, освоило солнечную систему и вплотную присматривается к галактике – не задумываясь о том, что кто может посмотреть в ответ. 

Планируется цикл из рассказов – каждый будет посвящён тому или иному школьному уроку. При этом я собираюсь опираться на современные научные представления – с целью развеять царящую в головах тьму. Помимо этого, в цикле будет сквозной сюжет, который подведет к взрывному финалу. 

Пару рассказов из этого цикла вы уже читали. Это Карантин и Экспонат. Я конечно, могу подкинуть дровишек и рассказать чуть больше о главном герое, но уверен, что так будет интереснее. 

_____________________________________________________________________________

— Поздравляю! Сегодня занятий больше не будет! — воскликнула наша психологиня Дина, входя в класс. 

Но при этом она так посмотрела на меня, что я сразу понял – сказанное ко мне не относится. Я застонал и сполз с парты на пол, всем своим видом показывая, как недоволен. 

— Всё правильно понял, — рассмеялась Дина, добавив, — Майя, Зоя и Фёдор тоже остаются. 

Галдящая толпа школьников ринулась вон из класса, обтекая нас, как стоящие посредине потока скалы. 

— Загадка! — воскликнула Зойка, когда мы остались одни, — Найдите лишнее слово! 

— В смысле? — повернулся к ней я, — ты вообще о чём? 

— Вы с Майей перестарки! Вам уже по 18 лет. У меня небольшие проблемы с социализацией. Мы обоснованно находимся в группе риска по поводу дополнительных занятий с психологом. Но почему здесь он? — она указала обоими руками на вальяжно откинувшегося на стуле Федора. 

— Я тут в качестве образца гармонично развитого человека, — рассмеялся толстяк, — чтоб вы смотрели и завидовали. 

— Боюсь тебя разочаровать, Фёдор, — притворно вздохнула Дина, — но вы все здесь по одной причине. У вас зачет по базовой социализации не сдан. 

— Но его же в четвертом классе начальной школы сдают! — воскликнула Зоя. 

— Обычно сдают, да. Но ты даже здесь ухитрилась отличиться. Это серьёзное достижение, между прочим – завалить экзамен по базовой социализации не каждому дано. 

— Нас здесь вообще-то четверо! — окрысилась Зойка.

— Иван да Майя, как ты правильно заметила, не сдали зачет, потому что не учились в начальной школе Юнити. А ты его именно что завалила – осознанно пошла на конфликт. 

— Потому что вы мышек мучили! Это неправильно! 

— Поздравляю, ты победила. «Совет по школьной этике» Юнити рассмотрел твою жалобу и вынес вердикт – эксперимент «Несчастная ферма» больше не будет воспроизводиться в рамках школьной программы. 

— Серьёзно? — Зойка отступила на шаг назад, — Сейчас, спустя целых пять лет, вы признали, что я была права?  

— Бюрократические жернова мелют медленно, но верно. Теперь против сдачи экзамена у тебя нет возражений?

— Теперь нет. Везите меня на ферму, я победила! — расцвела улыбкой Зоя. 

Она тут же начала пританцовывая носиться по классу, излучая в пространство гигаватты кипучей радости. Мне даже завидно стало – не часто увидишь такое всепоглощающее счастье. 

— Подождите, а причем тогда здесь я? — деликатно кашлянул Фёдор. 

— Так ты же у нас образец гармонично развитого эталона?

— Вообще-то да, но нет. 

— Ты, Федор, тоже обращался в «Совет по школьной этике», — сказала Дина, — с требованием снять с тебя наложенные родителями ограничения по поводу программы. 

— Ну, было такое, — смутился Федор. 

— Поздравляю. Твои ограничения сняты. Теперь ты можешь наверстать все пропущенные тобой предметы и сдать экзамены. 

— Да! — радостно воскликнул Фёдор, — Получилось!

Зоя вытаращилась на парня как на внезапно оживший стул. 

— Кросгендерные дежурства, — вполголоса сказал я. 

Стоящая возле меня Майя с улыбкой кивнула, тогда как Зойка, неожиданно для всех, залилась густой, пунцовой краской, отступив на пару шагов. 

— Дежурства будут организованы по стандартной для школы схеме, — пробормотала Дина, копаясь в коммуникаторе, — сначала младшие классы… 

— Мои соболезнования, Федор! — воскликнул я, хлопнув парня по плечу, — Привлекательность дежурства в младших классах существенно преувеличена! 

— Я знаю, чувак! У меня четверо младших сестер! — отмахнулся Федор.

Взгляд его при этом скользил по телу Майи – вверх-вниз, вверх-вниз. Это было так забавно, что я даже не стал возмущаться по поводу обращенного ко мне слова «чувак». 

— А вот и младшие классы! Легки на помине! — воскликнула Дина. 

И в двери хлынул галдящий поток младшеклассников, окруживший, на некотором удалении, нашу четверку.

— Вы же не думали, что я отправлюсь с вами на «Счастливую ферму»? Это стандартная экскурсия для младшей школы, вы пройдете её вместе с нашим четвертым классом. А вы, детишки, — она обратилась ко школьникам, — не сильно обижайте моих подопечных. 

— Не будем! Не будем! — заверещали они, прыгая по стульям. 

Я закатил глаза. К младшим школьникам, я относился нормально – без особого пиетета, но и без боязни. Ровно до того момента, когда заметил, что вокруг меня собралось несколько мелких девчонок, разглядывавших меня с каким-то нездоровым блеском в глазах. 

— А мы тебя знаем, Ваня, — заявила самая бойкая из них, — ты у нас на дежурстве был. 

И они синхронно захихикали, переглядываясь и многозначительно закатывая глаза. Вот тут меня проняло. Заорав «Дина! Ты это нарочно устроила!» я бросился догонять нашего Фрейда в юбке. Но той, понятное дело, уже и след простыл. Вместо неё я увидел идущую к нам на встречу молодую учительницу, облепленную визжащими от радости детишками в несколько слоёв. 

Скрежетнув зубами, я вернулся в класс, где увидел что Зоя что-то рассказывает собравшимся возле неё пигалицам, показывая руками в мою сторону. Те восторженно внимали, приоткрыв от удивления рты. Ежу было понятно, что ничем хорошим это не кончится. 

Так оно и оказалось. Мелкие хищницы тут же повисли у меня на руках, требуя рассказать о двадцатом веке что-нибудь интересное: «Была ли там у меня девушка?», «Завел ли я себе девушку в нашем времени», «Какую бы я хотел завести себе девушку» и «Когда я снова буду дежурить в ихним классе». 

От поругания меня спасла учительница. Выстроив нас попарно: мальчик с девочкой, она вывела нас из класса, управляя человеческой массой, словно заправский сержант. Подчиняясь воле её приподнятой брови, я схватил ближайшее к себе существо женского пола, влившись в общий строй. 

— Ди эрстэ колоннэ марширт, ди цвайтэ колоннэ марширт! — сказала моя спутница. 

Конечно же, это была Зойка. Ладошка нашего гиперактивного ужаса была сухой, но довольно крепкой. Я как-то машинально посмотрел в её сторону – на голубую плиссированную юбку, топорщащуюся на грудке белую блузку и отметил, что выглядит девчонка, в общем-то, вполне ничего. На твердые пять баллов, по десятибалльной шкале, естественно. Зойка тут же испортила все впечатление, вытаращившись на меня своим фирменным немигающим взглядом пластмассовой неваляшки.  

Поёжившись, я обернулся назад. Там, деликатно прихватив Майю за локоток, шествовал Фёдор. Заметно ниже её ростом и настолько же шире в талии, он походил на антропоморфного кота Толстопуза, из мультфильма «Спасатели» – только не убеленного сединами, а юного, полного сил увальня. Сходства добавляла зачесанная набок угольно-блестящая челка и довольное выражение лица. 

Ещё бы ему быть недовольным! Самая красивая девушка класса – пчелка Майя, сейчас хихикала, прислушиваясь к тому что Фёдор шептал ей на ушко. Вздохнув, я посмотрел на шествующее рядом со мной соломенное чучелко. День обещал быть долгим. 

Спустившись по лестнице вниз, мы расселись по сиденьям доисторического бензинового автобуса, явно служащего экспонатом музея автотехники. Всю дорогу Зойка бодро трещала, пересказывая последние новости. Оказывается, госпожа Президент, чей спешащий к Земле корабль зафиксировали вчера камеры дальнего наблюдения, изучала «Области тьмы» – медленно движущиеся скопления холодной темной материи, находящиеся в межгалактическом пространстве. Вопреки названию, эти области вовсе не были по-настоящему холодными – они так назвались только из-за пониженного фона реликтового излучения, что говорило о наличии в них относительно больших аномальных  объектов. 

— Первые экспедиции открыли там странный и чуждый мир, — тараторила Зойка, — настолько странный, что некоторые ученые всерьёз предполагали близость другой Вселенной, огромная масса которой притягивает материю, создав среди холодной абсолютной пустоты оазис, кипящий парадоксальной жизнью. 

— Парадоксальной жизнью? — переспросил я. 

— В обычных условиях темная материя не взаимодействует сама с собой – что делает невозможной существования основанных на ней форм жизни. Она и с обычной-то материей не очень взаимодействует, едва отражая свет. А вот в областях тьмы – по какой-то неизвестной причине, это правило нарушается. Там обитает Туча – предельно странное существо, о котором мы практические ничего не знаем. 

— А как оно выглядит? — заинтересовался я. 

— Как солярис из дыма и стекла. Ты же читал Станислава Лема? Огромная масса постоянно меняющихся призрачных форм, заметных только по искажению лучей света, собирающихся в сложные конструкции: симметриады и асимметриады. Сейчас я рассказала практически всё, что нам известно. Земля посылала в области тьмы несколько экспедиций, но все они вернулись ни с чем. Туча практически не поддается изучению. 

— А чего тогда госпожа Президент тогда туда попёрлась? 

— Потом что Туча смертельно опасна. Это не лемовский разумный океанчик, сидящий на попе ровно. Иногда Туча внезапно расширяется, атакуя и поглощая миры, находящиеся на внешних витках. Она уничтожила уже десятки разумных рас, в нашей и соседних галактиках. 

— Это за сколько лет? — испуганно спросил я. 

— За всю историю наблюдений. 

— За десять миллиардов лет шоли? — воскликнул я, — так это еще немного! 

— Туча непознаваема. Никто не знает, что взбредет ей в управляющий аттрактор. 

— Десять миллиардов лет, Зоя! Это просто бездна времени! Все что Туча могла сделать она давно уже сделала! Это медленная цивилизация – которая закуклилась эоны лет назад. 

— Ученые тоже так считали. Пока не обнаружили нечто, способное обеспечить существенный прорыв в изучении Тучи. 

Говоря это, Зойка вытащила коммуникатор у меня из нагрудного кармана, быстро разблокировала экран, показав ему мою ошалелую физиономию, набила в поисковой строке адрес и сунула мне под нос. Пожав плечами, я посмотрел на предложенные фотографии. 

Не увидев на них ничего ни нового, ни интересного – обычный деревенский быт. Висящие на ветвях огромного дерева кругленькие домики-тыквы, купающиеся в водопаде детишки, женщина, пасущая страшную многоглазую скотину, заставленная лавками деревенская площадь. 

— Пейзане. Очень интересно, — сказал я, убирая телефон обратно в карман. 

Прозвучавший в моих словах сарказм можно было намазывать на хлеб вместо масла. 

— Это фотографии из Тучи. Из самого центра скопления. 

А вот это действительно было необычно. Чертыхнувшись, я снова вытащил коммуникатор и посмотрел фотографии еще раз. Удивляясь и находя множества странных подробностей – вроде безумного солнца, выглядящего как спутанный пучок макарон, висящих в небе огромных мохнатых звезд, странной топологии изогнутого пространства и деревенской скотины, похожей на черные бурдюки с ножками. Помимо этого, в фотографиях было что-то еще, не лежащее на поверхности, но пугающее чуждое. И чем больше я всматривался в фотографии, тем страшнее казалась изображенная на них пасторальная идиллия. 

— Ну как тебе? 

— Жуть берет, если честно. Босх какой-то.

— Ага, — согласилась Зоя. 

Взяв коммуникатор, она начала увеличивать фрагменты фотографий, показывая мне нечеловечески круглые выпуклые глаза пастушки, купальщиков, представляющих собой смесь людей с насекомыми, лежащие на прилавке с товарами человеческие конечности... и прочую хтонь. 

— А кто фотографировал? — спросил я. 

— Мы не знаем. Фотографии нашли в покинутом корабле Странников еще в двадцать первом веке и долгое время не обращали на них внимание. Потом кто-то из Музея Космонавтики провел идентификацию по звездному небу и выяснил, что место, где их сняли, находится в середине области тьмы. Это сразу стало сенсацией галактического масштаба – цивилизация, способная ужиться с Тучей. Понятно, что госпожа Президент не могла остаться в стороне. 

— И вот эта Туча сейчас к нам движется? Какой ужас, — совершенно искренне воскликнул я. 

— Но там же госпожа Президент! — воскликнула Зойка, будто это всё объясняло. 

— Драпает со всех ног, вообще-то, — заметил я. 

— Не драпает, а заманивает. У Земли самые мощные оборонные комплексы в галактике. У нас самый сильный в квадранте флот. У нас больше всего союзников. В этой конфигурации мы непобедимы. 

— Зоя, скажи правду, у тебя по истории какая оценка? 

— Пятерка, а что? 

— Тогда ты не можешь не знать, что наша исторический путь усеян обломками империй, которые считали себя непобедимыми. 

— Земля уже отразила семь вторжений, — отчеканила Зойка, — отразит и восьмое! 

— ВСЁ! КОГДА-ТО! СЛУЧАЕТСЯ! В! ПЕРВЫЙ! РАЗ! — закричал я. 

И осекся. Я оказался в центре внимания – на спинках сидений гроздьями висели таращащиеся на нас школьники, в проходе, уперев руки в бока, стояла возмущенная учительница. 

— Иван извиняется, — закрыв мне рот рукой, протараторила Зоя, — он такой после эмоциональной травмы. 

Больше всего мне захотелось прыгнуть вперед, разорвать на груди рубашку и яростно заорать на весь автобус: «Нет у меня никакой эмоциональной травмы!» – но я сдержался. Просто потому, что у меня действительно не было никакой эмоциональной травмы. Вместо этого я скосил глаза к переносице и лизнул изнутри зажимающую мне рот ладонь. 

Зойка, взвизгнув, отдернула руку и начала в панике её оттирать, младшеклассники заржали и заухали, как стая гиен, учительница цыкнула на них и вывела нас из автобуса – на окруженную высоким кустарником парковочную площадку биостанции, с которой только что выехал автобус предыдущей экскурсии. Пройдя несколько метров, мы вышли на ажурную террасу, идущую вдоль обрывистого берега моря. 

— Целью нашего визита, — сказала учительница, придерживая развивающиеся на ветру волосы, — является знакомство с двумя замкнутыми социумами живых существ: счастливым и несчастным. С какого мы начнем? 

— С счастливого! С несчастного! — заверещали школьники. 

— Неправы и те и те! — веско заметил Фёдор, — начинать нужно с того, что ближе. 

Учительница кивнула и мы отправились внутрь. Войдя в раздвижные двери, мы оказались в типичном для Юнити холле – огромном, пустом пространстве, в центре которого располагался арт-объект. Я даже не знаю, как его описать – подсвеченный лампами стеклянный куб, на дне которого что-то темнело, а сверху сияла надпись «Мышиный рай». 

— Подходите ближе, ребята! — сказала учительница, — перед вами действующая копия эксперимента «Вселенная 25», начатая американским исследователем Джоном Би Кэлхуном в 1968 году. 

— Какая же она действующая, когда она бездействующая! — послышался басок Фёдора. 

Подойдя ближе, я наконец-то разглядел, что именно там темнеет. Это были высохшие мышиные трупики – очень много трупиков, лежащих поодиночке и группами. 

— Точно! Не работает! Мышки дохлые! — восклицали школьники, обступив инсталляцию. 

— Если вы присмотритесь, — сказала учительница, взяв в руки лазерную указку, — то без труда заметите, что в поилки и кормушки работают в штатном режиме…

— А мыши не работают! — продолжил возмущаться Фёдор, — мыши-то передохли! 

— Именно в этом и заключается суть поставленного Джоном эксперимента. Жизнь обычной полевой мыши в живой природе коротка и печальна. Коршуны и коты, змеи и пауки – все на неё охотятся, все обижают. Как вы думаете, ребята, что будет, если мы уберем все эти негативные факторы? Предоставим мышам вдоволь воды, пищи, пространства и материала для строительства гнезд. Создадим ли мы настоящий мышиный рай? — спросила учительница. 

Заполненный мышиными трупиками хрустальный гроб сиял за её спиной, как бы намекая, что конец мышиного рая немного предсказуем. 

— На первом этапе эксперимента, это действительно был рай. Размещенные в нем четыре пары мышек быстро начали размножаться, осваивая пустующую территорию. Каждые 55 дней число мышей удваивалось. Но вот что удивительно – достигнув численности в пятьсот особей, рост популяции начал замедляться, а потом остановился, сменившись спадом и массовым вымиранием. Как вы думаете, почему? 

— Тут и думать не надо! — воскликнул Федя, — мышам просто жить стало негде!

— Это распространенное, но неверное мнение. По расчётам исследователей, места для гнёзд в загоне хватило бы на 3840 мышей, а постоянно подаваемой еды на 9500 мышей. Из соображений гуманности мы не хотели доводить колонию до перенаселения, введя ограничение рождаемости по достижению численности в 4000 особей – но колония самоликвидировалась задолго до этого. Максимальная зафиксированная численность составила всего 2600 особей, после чего начала стремительно сокращаться. 

— Это понятно. Если бы проблемой мышиной колонии являлось перенаселение, — осторожно сказала Майя, — то колония бы не вымерла, а перешла бы на цикличное изменение численности. Как это происходит в живой природе – от тесноты часть мышей вымерла, места стало больше, значит можно размножаться дальше. 

— Значит, проблемой стала не теснота, — задумчиво сказал я. 

И посмотрел на Зойку, которая стояла поодаль, оперевшись спиной о колонну. 

— Я не буду участвовать в обсуждении, — сказала она, — потому что знаю об этом эксперименте гораздо больше, чем мне хотелось. Когда я пришла сюда, вместе с классом, мышки еще были живые. Не все, конечно, но большая их часть. Вот здесь вот, в отдельных отсеках по периметру, сидели старички – крупные, старые мыши, вместе со своими гаремами. А вот здесь вот (она показала на центр клетки) располагалось гетто. Здесь сидели молодые мыши-самцы, которых мышиные старикашки изгнали из своих отсеков. Они не вписались в мышиную иерархию – в райских условиях старые мыши жили слишком долго, не освобождая места для молодых грызунов. Молодых мышей было легко отличить от старых. Они были тощие и искусанные, — Зойка всхлипнула, тихо добавив, — увидев, я решила действовать. 

— Так это ты Зоя Синичкина? Ты знаешь, что стала частью экспозиции? — сказала учительница. 

И не дожидаясь ответа, выключила свет, щелкнув пультом. В наступившей темноте стал виден светящийся силуэт тощей маленькой девочки, которая вылезла из вентиляции, вытянула за собой сумку, пролезла в загон и начала собирать светящихся мышей в принесенную клетку. 

— Я ни о чем не сожалею, — заявила Зойка. 

— И не должна. Ты поступила абсолютно правильно. Школа гордится твоим поступком, — отчеканила учительница, — Изучив твои действия, «Совет по школьной этике» решил больше не воспроизводить этот эксперимент в рамках школьной программы.

Стоящие вокруг неё школьники начали хлопать, в очередной раз вогнав Зойку в краску. Несколько секунд она еще держалась, а потом разревелась – не от страха или стыда, а осознания собственной правоты, наверное. По крайней мере, я так решил, глядя на то, как Зойка вытирает рукавом слезы. 

— А что стало с мышками, которых ты спасла? Ты их выпустила? — спросил я, чтоб прервать паузу. 

— Ничего с ними не стало. Выпускать лабораторных животных на волю безответственно, поэтому я сделала дома вольер. Только мышки все равно были уже сломанные. Среди спасенных мной мышей были самцы и самки. Но они совершенно не думали размножаться. Они просто ели, спали и чистили шерстку. Постепенно старели и все умерли. 

— Это очень важный момент. Даже оказавшись в вольере Зои, мыши не смогли вернуться к нормальному поведению. Как вы думаете, что убило мышиную популяцию? 

Школьники потрясенно молчали, не рассуждая и не выдвигая никаких версий. 

— Мышки, в общем-то, довольно примитивные животинки, — решил начать я, — их набор инстинктов жестко привязан к жизни в поле. А тут ситуация изменилась – инстинкты стали мешать мышкам жить. А найти выход из ситуации мышки не могли – они всё-таки животные. 

— А какой именно инстинкт начал мешать мышкам жить? — спросила учительница. 

Я начал было отвечать, но был остановлен взглядом, говорящем – «Пусть отвечают мои ученики». Конечно же, я кивнул — наша экскурсия не должна была мешать обычному образовательному процессу. 

— Ну, когда сильная мышка побеждает слабую мышку, та уходит и живет своей жизнью. А тут уходить некуда, кроме как в сумасшедший дом в центре куба. Понятно, что когда старые мыши умерли, на смену им никто не пришел – в коробке остались только сломанные мышки, — продолжил мою мысль один из школьников.

— А как мышки сломались? Они же не машинки, не роботы? — пискнула крохотная девочка. 

— Это важный вопрос. В природе всё вертится вокруг естественного отбора. Мышкам-девочкам важно чтоб у их мышат папа был самый лучший – самый большой, самый сильный и самый свирепый мышь. Поэтому они стремятся к нему в гарем, чтоб жить под его защитой. 

— А что делать остальным мышкам-мальчикам? Которые не самые лучшие и не могут завести гарем? — спросил кто-то из парней. 

— Просто жить, — сказала учительница, — Если мышка несколько раз проигрывает в битвах за самку, срабатывает встроенный в мышиный мозг биологический механизм – который меняет соотношение гормонов. А вот они, в свою очередь, изменяют поведение мышки. Превращают проигравших мальчиков-мышек в скуфов. 

— А кто такие скуфы? — зашумели дети. 

— Этот термин появился в двадцатых годах двадцать первого века, в начале осознания социумом влияния биологии на человеческое  поведение. Больше об этом нам расскажет современник термина Иван, — улыбнулась учительница. 

— Эй! А что сразу Иван? — возмутился я, — Меня вообще-то в двухтысячном году похитили! Не было у нас никаких скуфов! 

— Толстые, неопрятные конформисты, не интересующиеся сексом и политикой, существовали всегда. С научной точки зрения это опустившиеся в низ социальной пирамиды мужчины, чей организм изменился под воздействием стресса. 

— Снимаю возражение. Скуфы у нас были. А термина «скуф» не было. 

— Современные историки относят появление термина «скуф» к первой трети двадцатого века. Широкую известность он получил после публикации романа «Приключения капитана Врунгеля» Андрея Некрасова, где описан толстый, неопрятный матрос средних лет. 

— Фукс его звали! Фукс! — перебил учительницу я.  

— А теперь прочитай это слово наоборот. 

— Блин! — воскликнул я. 

— Скуфы, то есть проигравшие в конкурентной борьбе мужчины, существуют всегда. Они неизбежно возникают у всех полигамных животных. Люди не являются исключением из общего правила. 

— Хорошо. Если скуфы являются неизбежной часть общества, то почему мышки вымерли, от того, что их мужчины стали скуфами? — спросил я. 

— Социум очень хрупок. Проблемы в обществе возникают, когда скуфов становится слишком много. Именно так и случилось в начале двадцать первого века. Кто-нибудь из вас, дети, вспомнит, как мы называем это время? 

— Первым человеческим вымиранием! — раздался хор голосов. 

Я сморщился. Несмотря на то, что я знал, что человечество выживет, слышать о вымирании было неприятно. Особенно мне не понравилась цифра в названии – я знал, что в промежутке между первой и второй мировыми войнами, первая мировая война называлась просто «великой войной». 

— Подождите, — сказал я, — в том, что мышки вымерли, по большому счету, виноват экспериментатор. Это он поместил мышек в отличные от природных условия. А над человечеством никто эксперименты не ставил. Мы жили сами по себе. Почему у нас тогда социум сломался? 

— Человечество не существовало в неизменной среде. Технический и социальный прогресс изменил среду обитания очень сильно – увеличил продолжительность жизни, накормил голодных, дал равные права всем жителям земли, — заметила Зойка. 

— Так это же положительные изменения! — воскликнул я. 

— Так сладок мед, что, наконец, и гадок. Избыток вкуса отбивает вкус, — прокомментировала мои слова Зоя, добавив, — напоминаю, гибель мышиного социума была вызвана не голодом, но сытостью и отсутствием врагов. 

— Хорошо. А чем тогда было вызвано первое человеческое вымирание? Тоже сытостью? 

— Это тема для старших классов, — вмешалась учительница, — но раз уж мы начали разговор, то отвечу: главным фактором, вызвавшим вымирание, являлась женская эмансипация. Женщинам нравятся мужчины, чей статус, реальный или воображаемый, выше, чем у них. Слепое следование этому правилу привело общество к коллапсу. 

— Женщинам всегда нравились победители! — воскликнул я, — но раньше общество с этим справлялось. 

— Только потому, что женщины были лишены прав. Это одновременно лишало их выбора – они не могли нормально жить и работать не имея мужчины, и наделяло мужчин столь важной для женщин статусностью. 

— Не понял, — честно признался я. 

— Элементарно, Шерлок, — рассмеялась Зойка, — если с детства внушать девочкам, что они существа второго сорта, то любой мужчина будет казаться им подходящей партией, потому что он лучше.  

— Но… с точки зрения теории игр, это логично, — пробормотал я, ослабив ворот рубашки, — раз уж девочкам нужны победители, то это работающее решение.   

— Ты ходишь по офигенно тонкому льду, дружок-пирожок, — проворковала Зоя, – ты же не хочешь сказать, что девочкам снова нужно внушать, что они заведомо слабее мужчин во всем?   

— В моё время было принято считать, что мужчины это сильный пол, а женщины – пол прекрасный. 

— Равенство, как осетрина. Бывает только одной свежести, — процедила Зоя. 

— Нет, я не возражаю против равенства. Просто проблему нужно решать. Мужчин и женщин рождается примерно одинаково, понимаешь? Это означает, что единственный выход для среднестатистической женщины  – вступить в брак с таким же среднестатистическим мужчиной. Он будет равным ей по статусу – просто потому что мужчин, которые выше её по рангу, очень мало и на всех женщин их не хватит… 

— Если смотреть на ситуацию с точки зрения логики – то ты прав. Вот только женщины ничего не должны неудачникам, на которых матушка-природа отдохнула! — воскликнула Зойка. 

И замолчала, поняв, что хватанула лишку. Окружавшие нас младшие школьники смотрели на нашу перепалку широко открытыми глазами. А их учительница… 

— Большое спасибо, за наглядную иллюстрацию, — улыбнувшись, сказала учительница, пару раз хлопнув ладонями, — вы убедительно показали моим ученикам возникшее в начале двадцать первого противоречие между полами.

— А можно чуть подробнее? — взмолился я, — это всё-таки моё поколение! 

— Это печальная история. Получив равные с мужчинами права, женщины перестали обращать внимание на равных по статусу мужчину. Оставшиеся без возможности найти пару, мужчины замкнулись в себе, уходя в иллюзорные миры книг и компьютерных игр, или банально спиваясь. Общество разделилось на скуфов, которые смирились со своей участью, инцелов – оставшихся без пары низкоранговых мужчин, недовольных своим положением и нормисов – обычных обывателей, изо всех сил не замечающих надвигающей на общество катастрофы. Это привело к социальному отчуждению, потом к падению рождаемости и массовому вымиранию. Не такому всеобъемлющему, как в мышином раю – но перекроившему всю политическую карту мира. 

— Сколько всего интересного я пропустил! — с деланным энтузиазмом воскликнул я, добавив, — а что думали по этому поводу сами женщины, оставшись в гордом одиночестве? 

— Вау! Вот свезло так свезло! — воскликнула Зойка. 

— Совершенно верно. Так думала значительная часть женского общества. Тогда как другие женщины, отчаявшись найти высокорангового мужчину, начали обращать внимание на суррогаты – на мужчин, которые только казались высокоранговыми, из-за агрессивного поведения. Так появились субкультуры чернильниц и ждуль, а общество захлестнула волна бытового насилия. 

— А как мы решили проблему? — спросил я, — я же знаю, что человечество пережило это вымирание. Но хоть убейте, не могу найти выход из сложившихся условий.

— Головой надо думать! — буркнул скучающий Фёдор, — Нам обещали два сообщества: счастливое и несчастное. Несчастное мы уже посмотрели. Очевидно, что решением проблемы будет счастливое сообщество. 

— Совершенно верно. Пять баллов Слизерину! — воскликнула учительница. 

После чего, она отправилась к идущей на второй этаж лестница, окруженная своей невысокой свитой. «Интересно, а почему учительница определила Фёдора в Слизерин? Он же типичный пуффендуй! Но когда Федор посмотрел на меня, довольно оскалился и галантно приобнял Майю за талию, осознал: Слизерин был ему явно ближе.

Подхватив под локоток задумавшуюся о чем-то Зою, я проследовал на второй этаж. Еще на лестнице, я почувствовал странный запах. Не то, чтоб особо приятный – но показавшийся мне родным и знакомым. Несколько секунд я силился вспомнить, а потом плотину памяти прорвало – так пахло в живом уголке детского сада – там у нас жили морские свинки. «Судя по плотности запаха их тут тысячи!» подумал я, и не ошибся. 

Войдя внутрь, я увидел заполненный морскими свинками стеклянный куб. У меня даже в глазах зарябило от обилия разноцветных шкурок – черные, рыжие, белые цвета чередовались во всех мыслимых сочетаниях. Увидев свинок, младшеклассники заверещали и бросились их тискать. В отличии от мышиного рая, в стенках этого куба были отверстия, позволяющие брать свинок на руки, так что очень скоро у каждого ученика было по морской свинке. А то и сразу несколько – как у Зойки, которая уселась на пол, неспособная удержать всех взятых животинок в руках. 

— Этот эксперимент был поставлен в 1976 году студентом Норбертом Заксером, ставшим впоследствии специалистом по поведению животных и профессором Мюнстерского университета, — сказала учительница, — его целью было изучение стресса, возникающего при проживании в тесноте. 

— Какого стресса? — лениво спросил Фёдор, — не вижу тут никакого стресса. 

И действительно – сидящие в клетке морские свинки вовсе не выглядели живущими в обиде. В тесноте – да, в клетке буквально не было яблоку места упасть, столько там было разноцветных пушистых шариков. При этом все они двигались, перелезали через препятствия, крутились в беговых колесах, съезжали по горкам, трескали полученную в автоматических кормушках морковь и выглядели довольными и счастливыми. 

— Именно это и заключается открытие Норберта – сообщество морских свинок не имеет проблем с отверженными самцами, подобных тем, что испытывают мышиные и человеческие сообщества. Как только численность живущих вместе морских свинок превышает 50 особей, сообщество разбивается на устойчивые подгруппы, из нескольких самцов и самок. Каждая такая компания предпочитает держаться вместе, проживая на определенной территории. Самцы этой группы выстраиваются в линейную иерархию, в которой самый сильный самец занимает место вожака, охраняя самок своей группы от посягательств. 

— А в чем тогда разница между этими моделями? — спросила Майя, — если я правильно понимаю, то альфа самец точно так же не допускает низкоранговых морских свинок до размножения? 

— Разница очень существенная. Начну с того, что свинки-вожаки каждой из маленьких компаний оказывают знаки внимания только входящим в компанию самкам. Только для них они танцуют румбу – брачный ритуал морских свинок. Таким образом самые сильные самцы не сражаются между собой за одну и ту же самку.

— Убили, сволочи, Патриса Лумумбу, а Чомба в Конго танцует румбу! — пробормотал я. 

— А другие, более внятные, возражения будут?

— Нет, наверно… Это логичная структура, не изгоняющая низкоранговых мужчин из общества и не лишающего их женского внимания. Жаль только, что они остались без секса, но тут уже ничего не поделаешь. 

— Всё в их руках. Точнее в лапках. Власть альфа самца в подобной компании не абсолютна. Стоит какому-нибудь упорному самцу добиться расположения нескольких самок, как в группе происходит бескровный дворцовый переворот. Это уникальный в природе случай – смена вождя происходит не через смертельную битву, а через хорошие отношения с составляющую группу самками. 

— Где морские свинки, а где люди… — пробурчал я.  

— У человечества с древности существовала подобная форма брачных отношений – групповой брак. Конечно, у людей это было сложнее – с учетом запрета на занятие сексом между близкими родственниками, но общая идея была похожа.

— Да, но мы почему-то от этой формы отношений отказались и пришли к моногамии. Значит это более продвинутая модель. 

— Первоначально брак возник как форма распределения ограниченных ресурсов. Даже сейчас молодожены обмениваются символическими дарами – обручальными кольцами. В древние времена это было не просто символическим жестом, но насущной потребностью: мужчина-охотник органично дополнял женщину-собирателя. Окончательно институт брака сформировался во время опустошительных эпидемий венерических заболеваний, бушевавших в южной Европе незадолго до появления христианства. 

— Каких еще эпидемий? — удивился я. 

— Эта тема лежит вне нашего сегодняшнего урока, можешь поинтересоваться потом у своего учителя истории. Главная мысль, которую я хочу до вас донести: появление моногамного брака являлось ответом на внешние обстоятельства. Необходимость обмена ресурсами, воспитания детей, защиты от болезней. Это не было естественным выбором свободного человека. Так чему удивляться, что когда давление обстоятельств снизилось, люди начали отказываться от браков? 

— То, что брачные союзы начали отмирать, я успел убедиться лично – у меня родители развелись незадолго до моего похищения. Но я смотрю, что коллективная форма брака на замену не торопилась, все как сычи по отдельным квартиркам сидели, — пожал плечами я.

— Социальные изменения редко бывают моментальными. В случае же России, откуда ты родом, в них еще поучаствовало государство, поставив себя на места – только представь себе – самого важного самца. Кончилось все предсказуемо плохо – атомизацией общества, падением рождаемости и чудовищным ростом мужских самоубийств, к числу которых ученые относят участие в военных действиях… 

— Можно без спойлеров, пожалуйста! Я новейшую историю только до 2020 года дочитал...

— Хорошо, — кивнула учительница. 

Несколько раз хлопнув в ладоши, она привлекла внимание учеников, попросив их вернуть взятых «на потискать» морских свинок обратно в клетки. Попрощавшись с животными, мы вышли из здания, рассевшись на увитой диким виноградом террасе, расположенной прямо у многометрового обрыва. Беспокойная Зойка тут же бросилась кормить чаек, барражирующих в потоках ветра над бездонным ультрамариновым провалом оставшимся от завтрака хлебом. Висящие на уровне наших глаз чайки орали, требуя добавки. Обернувшись, я увидел что к зданию биостанции стоят еще пара автобусов – на экскурсию прибывали школьники городской агломерации Юнити, расположенной в часе езды по скоростному шоссе. 

— Какой вывод мы должны сделать из увиденных вами двух экспериментов? — спросила учительница. 

— Живой морской свинкой быть лучше, чем мёртвой мышью, — веско заметил Фёдор, развалившись на скамейке. 

— Нельзя голосовать сердцем, — подумав, сказал я, — Нужно жить, руководствуясь логикой. Мышки попробовали жить так, как им нравится – мышиные вожди уничтожали всех претендентов, заводили гаремы, но когда состарились и поумирали, то никто не пришел им на замену. 

— Морские свинки не руководствовались логикой, — перебила меня Зоя, — они такие же животные, как и мышки. У них точно такой же инстинкт, просто более вариативный – приспосабливающийся к обстановке…

— А мы люди, руководствуемся инстинктами не напрямую, а через социальные обычаи. Нам нужно только правильные обычаи создать и дело в шляпе, — осторожно заметила Майя. 

— Поздравляю, Майя. Ты вплотную подобралась к пониманию целей нашего урока, — сказала учительница, — на примере двух сообществ, мы наглядно показываем вам важность правильных социальных обычаев. 

— И это все? — возмутился Федор, — одного школьного урока достаточно,  чтоб общество изменилось? 

— Конечно нет. Созданный для целей увеличения рождаемости Европейский фонд естественного воспроизводства несколько десятилетий проводил разъяснительную компанию – снимал фильмы, организовывал фестивали, выступал за изменение законодательства, проводил лекции… Лучшие из их практик до сих пор работают – мы применяем их в нашей школе. Просто удивительно, как ты мог этого не заметить! 

— Феде мама запретила наблюдать, — тут же наябедничала Зоя, — она у него просто ужас какая верующая. 

— Серьёзно? — удивилась учительница. 

— Моя мама считает ваши школьные практики насаждением полиамории, — вздохнул Федя.

— Как будто что-то плохое! — воскликнул я. 

Услышав это слово собравшиеся вокруг девчонки предсказуемо скуксились, тогда как мальчишки рассмеялись, показывая большие пальцы. 

— Твоя мама не права, Фёдор, — сказала учительница, — школа не пропагандирует свободные любовные отношения. Ровно как не пропагандирует и любую форму брака или безбрачия. Это полностью ваш выбор. Мы просто хотим, чтоб он был осознанным – базировался на знаниях и желаниях, а не на страхах и непонимании. 

— Это я сам уже понял. Поэтому заявление и написал, — отмахнулся тот. 

— На этом урок заканчивается, — подвела итог учительница, — наш класс возвращается в школу, чтоб продолжить обучение. Сказанное не касается старшеклассников, которые могут отправиться в кафе-мороженное, расположенное чуть ниже на приморском бульваре — для них уроки закончились. 

Мы с Федором переглянулись, и подхватив под локотки своих спутниц отправились к выходу с биостанции. Как-то так вышло, что мне снова досталась Зоя, которая тяжело вздыхала, всем своим видом выражая несогласие с моим сопровождением. Но руку из моей руки не вырывала, видимо решив, что я допустимое зло. 

Мы шли, рассуждая и смеясь над какими-то нелепыми шуткам… Сейчас, вспоминая о той прогулке, я думаю о том, что это был первый день, когда наша четверка собралась вместе. А еще это был последний мирный день, не омраченный надвигающейся бедой. За ним было много других дней – счастливых и трагичных, наполненных восторгом побед и ужасом поражений… Не было только такого, беззаботного счастья, какое мы испытали на приморском бульваре – не зная того, что всех нас ждет.