Советская концепция детства

Практически противоположно викторианскому советское восприятие детства, что также нашло отражение в детской литературе. Для демонстрации именно мировоззренческих отличий возьмем книги сравнимой популярности с максимально похожим сюжетом — ребенок в волшебном/фантастическом мире. Первым делом вспоминаются: «Королевство кривых зеркал», серия историй про Алису Селезневу и «Незнайка на Луне». (Да, я в курсе, что Незнайка — коротышка, а не ребенок, но в его случае разницы особой нет). 

Во всех этих трех историях — условно назовем их советскими — персонажи уже живут в идеальном мире, им нет никакой нужды из него сбегать или укрываться. В будущем их не поджидают никакие опасности или плохие сложности (негативно влияющие на личность). Им нужно пройти ряд испытаний в других мирах, чтобы стать достойными своего, измениться в лучшую сторону. Заслужить или подтвердить свое право жить при коммунизме. Миры, в которые попадают герои, не являются ни безопасными, ни приятными, скорее наоборот, они испорчены. Но и в них есть хорошие люди, разумеется. 

Безопасность персонажа не прописана и не гарантируется, ему может угрожать вполне реальная физическая смерть, боль, заключение и иные неприятные вещи. В «Королевстве кривых зеркал», например, есть сцена допроса ребенка с применением пытки и последующим избиением (взрослым мужиком, на секундочку). Кстати, в фильме этот момент убрали. Не очень похоже на Зазеркалье Кэрролла? А между тем основной прием Губарев почти наверняка взял у Кэрролла. 

Во многом такая жесткость обусловлена политической ангажированностью советской детской литературы — довольно легкой, если сравнивать с советской литературой для старшего подросткового и раннего взрослого возраста («Молодая гвардия», к примеру), но тоже довольно ощутимой. Герои оказываются не просто в испорченном или недружественном мире — они оказываются в мире, где нет коммунизма и всего хорошего, что сопутствует идеальному коммунизму. Персонажи-попаданцы (или путешественники) в таком мире превращаются по сути в революционеров-подпольщиков — архетип весьма популярный в советской эстетике и литературе. Мода на таких персонажей не угасала даже на пике тоталитарного правления Сталина. 

Сама концепция детской литературы подразумевает свободу действий и самостоятельность персонажа-ребенка. В этом смысл: ребенок-читатель должен отождествлять себя с персонажем. Однако степень оторванности детей и их занятий от мира взрослых все же можно оценить. Выше мы говорили о том, что в викторианской литературе такой разрыв достаточно велик, в советских, напротив, минимален. Дети заняты общественно-полезными делами, довольно часто вообще выполняют работу взрослых или что-то по их поручению. В «Путешествии Алисы» Алиса является полноправным членом команды взрослых исследователей. В ряде случаев дети прямо вовлечены в политику, борьбу за счастье трудящихся, иногда прямо заняты в свержении эксплуататорских режимов. 

В советской детской литературе отсутствует мотив страха перед взрослением. Отсутствует и разрыв между детством и взрослостью. Мир детства — это тот же мир взрослых, но в своем улучшенном виде, в котором его надлежит передать будущему поколению. Подготовить мир к передаче по наследству — задача, конечно же, взрослых, но и дети вкладываются наравне. Дети знают, что этот мир должен перейти к ним, по факту он уже их, но они не конечные потребители готового продукта. Чтобы стать достойными своего наследства, необходимо пройти испытания, выдержать нравственный экзамен. Миры победившего коммунизма, конечно, неуязвимы для происков капиталистов, но очень хрупкие, когда речь заходит о качестве собственного населения. Причем этой хрупкости не скрывают; достойному обществу — достойные люди, иначе все полетит к чертям. 

Пройти нравственный экзамен можно двумя путями — спасти чей-нибудь чужой мир, подарить благополучие его жителям, как до того подарили тебе, или в чем-то улучшить свой. Этим в основном и заняты персонажи советской детской литературы, в этом и ее глубинный воспитательный посыл.