Вавилон заметает

Снегопад в Вавилоне. Озябший крылатый лев

поджимает когтистые лапы, глаза отводит.

Зиккурат рассыпается. Светом пронизан гнев.

Я расту через боль, подчиняясь своей природе.

Я грожу кулаком, но развёрстые небеса

безразличны к проклятьям, в которых не больше речи,

чем в коровьем мычании или же лае пса.

В застывающем времени тонет тяжёлый вечер.

В потерявших сознание тлеет животный страх.

Он вот-вот полыхнёт — стоит только на взгляд ответить.

Разрывая одежды, стенают женщины, плачут дети,

и в гортанных, уже умирающих языках

очевидно крушение мира, в котором мы

замахнулись на небо — за что и сравнялись с глиной.

Выжигающий язвы холодный огонь зимы

входит в кости и плоть.

...Распадается мертвечина,

и уже не поймёшь, что людское тут, что — зверья:

по итогу любое мясо — червям потеха.

Никого из живых не осталось.

Вот тень.

Вот я.

Вавилон заметает. О боги, как много снега!

В тяжелеющих тучах скрывается белый яд.

Я гоню свою тень в развалившийся зиккурат.

Я теряю осмысленность, мысли мои пусты,

ничего не осталось, костёр пожирает дым.

А тяжёлые хлопья на город летят, летят.

Я глаза поднимаю к небу, встречаю Взгляд

и кричу, как недавно подстреленный серафим:

— Элохи-и-и-имм!!!