Расколъ, ч.4: Отъ "сонмища бѣсовского" до "ярости жидовской" или Что этотъ Никонъ себѣ позволяетъ?

Послѣ упомянутого Канатопскаго разгрома пронеслись слухи, будто татары движутся на Москву. Слухи были, конечно, ложными, и найти ихъ распростарнителя не удалось, но не воспользоваться ситуацiей было просто глупо. И вотъ Алексей Михайловичъ отправилъ Никону предложенiе о предоставленiи убѣжища: молъ, Новоiерумалимскiй монастырь еще не достроенъ, такъ что перебирайся-ка, дорогой «собинный другъ», въ Москву. Здѣсь стѣны крепкiя решетки толстыя защита надежная.

Никонъ согласился и въ Москву прибылъ, однако Царь сначала два дня мурыжилъ его общениемъ черезъ полсыльныхъ, а на третiй день при личной встречѣ началъ грузить вопросами о нуждахъ.

Всѣ ли Никоновы монастыри исправны? Для ремонта не требуется ли чего? Побелки для стѣнъ не отсыпать ли мешокъ-другой? Не надо стѣсняться Никонъ, давай обсудимъ этотъ вопросъ! Кстати, Царица давно тебя не видѣла, не желаешь ли что сказать ей? И дети царскiя тоже давно тебя не видѣли, какъ насчетъ пообщаться? Скажемъ, завтра за семейнымъ ужиномъ? А потомъ обсудимъ хозяйственную часть еще разокъ...

Это былъ совсемъ не тотъ прiемъ, котораго ожидалъ Никонъ. Вмѣсто приглашенiя вернуться на каѳедру его озадачили хозчастью по всемъ подотчетнымъ ему монастырямъ! Продержали подъ такимъ соусомъ въ Москвѣ вѣсь августъ! Нарѣзали задачъ — и направили разгребать! А ведь Новоiерусалимскiй, Иварскiй и Крестовоздвиженскiй монастыри находяились ой какъ неблизко другъ отъ друга…

Кстати, для обеспеченiя безопасности «собиннаго друга» Царь приставилъ къ Никону два десятка отборныхъ стрельцовъ. И подъ такимъ вотъ почетнымъ карауломъ тотъ отбылъ въ турне по своим монастырямъ.

Въ это самое время и былъ созванъ Соборъ — 16 феваля 1660 года.

Почти недѣлю — съ 17 по 22 февраля — Соборъ зачитывалъ показанiя (какъ тогда говорили - «сказки») свидѣтелей отреченiя Никона. Послѣ тщательнейшихъ сличенiй всѣ документы были переданы для формированiя, какъ сегодня сказали бы, экспертанго заключенiя — а именно, для свѣрки съ правилами Св. Апостоловъ и Св. Отцовъ. По удивительному совпаденiю, выписки было поручено дѣлать Маркеллу Вологодскому, Иларiону Рязанскому, Макарiю Псковскому, архимандриту Чудовскаго монастыря Павлу и архимандриту Александрова монастыря Симону — словом, тѣмъ, кто либо прямо восставалъ противъ Никонаи пострадалъ черезъ это, либо сочувствовалъ имъ. Заключенiе от 27 февраля вышло обвинительнымъ; Соборное рѣшенiе гласило:

Правила Св. Отцов все согласно и невозбранно повелевают на место епископа, отрекшегося своей епископии или оставившего ее без благословной причины более шести месяцев, поставить иного епископа

Пока проходили засѣданiя, Царь послалъ къ Никону свояго стольника Пушкина съ извѣщенiемъ о проведенiи Собора. Вернувшись 06 марта, стольникъ сообщилъ, что Никонъ встретилъ новость съ негодованiемъ: молъ, онъ, конечно, уходилъ и вроде какъ отрекался, но разъ его такъ никто не просилъ вернуться на Патрiаршество, то и лишеннымъ себя патрiаршества онъ не считаетъ! А ужъ новаго Патрiарха — кого бы тамъ ни выбрали — законымъ считать отказывается!

Дiалектика!

Это не было выдумкой Пушкина: Никонъ передалъ съ нимъ собственноручно составленное письмо того же содержанiя. Молъ, каѳерду онъ оставилъ — но отъ архiерейства не отказывался! Всѣ, кого онъ рукополагалъ, считаются его слугами! Никто не смѣетъ ставить новаго Патрiарха мимо воли Никона! Пусть Царь призоветъ его, Никона, оффицiально для рукоположенiя новаго Патрiарха — и тогда онъ, Никонъ, все сдѣлаетъ! А иначе — нельзя! Онъ, Никонъ, настолько важная фигура, что ему митру вручали Патрiархи Вселенскiе, чтобъ всѣ знали!

Письмо само по себѣ поражало наглостью, но отъ послѣдняго пунтка просто умъ мутился. Ну какiе еще Вселенскiе Патрiархи — во множественномъ числѣ! — вручали Никону митру?! Всѣ вѣдь прекрасно помнили, что митру Никону вручилъ митрополитъ Казанскiй! Что этотъ Никонъ себѣ позволяет?!

Оба документа — показанiя Пушкина и письмо Никона — были зачитаны Собору 14 марта. И вотъ тогда-то Соборъ «занялся».

Одни — преимущественно, греческiе, приглашенные Царемъ — требовали лишить Никона не только архiерейства, но даже священства. Другiе предлагали ограничиться лишенiемъ только архiерейства, послѣ чего отправить Никона простымъ монахомъ въ удаленный монастырь. Третьи говорили, что за вѣка существованiя Церкви накопилось столько правилъ и прецедентовъ, что умѣлецъ всегда найдетъ способъ обойти приговоръ,а второй разъ за то же дѣянiе судить будетъ уже нельзя. Такъ что необходимо осудить Никона не Помѣстнымъ Оборомъ, но какъ бы вышестоящей инстанцiей — такъ, чтобы уже не подкопаешься. Поскольку же Тотъ, Чей приговоръ несомнененъ, еще не призвалъ Никона на Свой судъ, требуется обратиться ко Вселенскому Патрiарху. Именно это решенiе и было принято 10 мая.

Съ другой же стороны, если задуматься — что мѣшало отыграть любой изъ первыхъ двухъ варiантовъ? Неужели не хватило двухъ лѣтъ непрекращающихся выходокъ Никона (на фонѣ двух войнъ!) и требовалось продолженiя?

Можно было исторгнуть из сана Никона, оставивъ за нимъ священство — по второму варианту. Станетъ онъ простымъ монахомъ послѣ этого, отправится въ монастырь какъ простой монахъ — и будетъ надъ нимъ какой-то вышестоящiй священникъ, каковому придется покоряться и перед которымъ придется смиряться. Скажутъ распопу Никону свечки крутить — будетъ свечки крутить, скажутъ дворъ мести — будетъ дворъ мести. Послушанiе — великая добродѣтель! А не захочет покоряться и смитяться распопъ Никонъ, будетъ роптать да интриговать — навесятъ ему епитимью, исключительно изъ заботы о душѣ. Главное — нужный монастырь найти, чтобы тамъкакъ слѣдуетъ позаботились о спасенiи души распопа. Можно даже отправить распопа Никона монахомъ въ его же собственный Новоiерусалимскiй монастырь, отчего нѣтъ? Начальникомъ-то тамъ будетъ все равно другой священникъ, а Никонъ будетъ — монахомъ. Надо только правильного настоятеля въ монастырь поставить, кадры рѣшаютъ все. А какъ нового Патрiарха изберутъ — вообще вопросъ закроется.Даже если новый Патрiархъ внѣзапно окажется тайнымъ агентомъ Никона — не помѣняется же онъ съ нимъ мѣстами! Но Тишайшiй не хотелъ рисковать.

Или вотъ лишить Никона и сана, и священствапо первому варiанту— такъ, чтобы сталъ онъ просто миряниномъ, каковыхъ на Руси миллiоны. И пусть владѣетъ своими землями, монастырями да деревнями какъ хочетъ — не забывая, конечно, налоги платить. Умается по странѣбѣгать отъ одного монастыря къ другому, хозяйство свое въ кулакѣ держать. Станетъ разоряться - самъ молодецъ, пусть распродаетъ земли да живетъ по средствамъ. А будетъ заявлять, что несмотря ни на что считаетъ себя священникомъ, станетъ проповеди всякiя произносить — такъ это совсѣмъ другое преступленiе уже будетъ, очень даже уголовное…

Въ концѣ концовъ, можно же было ничего этого не дѣлать и оставить въ силѣ третiй варiантъ — но что мѣшало хотя бы изъять все «частныя» землевладенiя Никона, всѣ эти монастыри, раскиданные по странѣ? Вѣдь на Соборѣ Царю показали, что передача монастырей изъ одной епархiи въ другую нарушала кучу всякихъ церковныхъ правилъ и постановленiй,а Царь этого просто не зналъ. Получается, что Никонъ воспользовался незнанiемъ Алексея Михайловича, такъ что всѣтѣ сдѣлки можно аннулировать какъ недѣйствительныя… Но и этого сдѣлано не было! Сдѣлано не было вообще ничего!

Интересно, что вскорѣ послѣ этого Никона попытались отравить. Его письмо, полученное 28 iюня, гласило:

А ныне о себе писать нечего, кроме болезней и скорбей многих: едва жив в болезнях своих. Крутицкий митрополит да Чудовский архимандрит прислали дьякона Ѳеодосия, жившего у Крутицкого, с многим чаровством меня отравить. И он было отравил, да едва Господь помиловал: бесцем камнем и индроговым песком отпился. Да и иных со мною четырех старцев испортил... Лежал немало без памяти, едва не умер, а старцы по три дня лежали и тем же, чем я, отпилися. И ныне животом скорбен, и впредь не знаю, что будет. О всем этом писано государю к Москве.

Крутицкiмъ митрополитомъ, если кто запамятовалъ, былъ Питиримъ — Мѣстоблюститель Патрiаршьего престола. А коварный Ѳеодосiй оказался въ ближникахъ у Никона такъ: прибылъ еще въ октябрѣ прошлаго года и сказалъ, что хочетъ перейти къ нему, Никону(такому хорошему!), отъ Питирима(такого плохого!). Наговоривъ же «много худого» про послѣдняго, Ѳеодосiй совершенно вошелъ въ довѣрiе Никона, ставъ его ближникомъ. И вотъ — попытался отравить! Но подъ пыткой сознался и покаялся.

Если это не была провалившаяся спецоперацiя, то ей слѣдовало таковою быть.

Послѣ подобной новости Соборъ рѣзко ускорился и уже 14 августа вынесъ окончательное поставновленiе. Дословно оно гласило:

Да вместо благоговейнаго Никона, бывшаго патриарха Московскаго, самовольно престол свой патриаршеский оставльшаго, ин святейший патриарх Московский правильно изберется, благодатию Духа Святаго восхиротонисуется и в душевную всего благочестиваго рода российскаго пользу на престол патриаршеский возведется

Узнавъ объ этомъ, Никонъ разразился гнѣвными письмами къ Царю, называя произошедшее «синагогой жидовской», «сонмишемъ жидовскимъ», «сонмищемъ бѣсовскимъ» и прочими нелестными словами. Признавать рѣшенiе Собора отказался наотрѣзъ.

Возможно, Царь не рискнулъ пойти на обостренiе по причинѣ того, что именно въ это время война съ Рѣчью Посполитой принимала все болеѣ неудачный для Россiи оборотъ.

Къ описываемому времени войска Великаго гетмана Стефана Чернецкаго уже нѣсколько недѣль держали блокаду Борисова, и исходъ ея былъ совершенно неопределенъ. Зато въ ходѣ битвы на Полонкѣ (состоявшейся, кстати, тоже 28 iюня) войска Хованскаго и Змеева были разбиты польско-литовскимъ союзнымъ войскомъ и были вынуждены отступить. Каковое отступленiе, въ свою очередь, привело къ деблокадѣ поляками Ляховичей въ iюлѣ и еще болеѣ масштабному отступленiю россiйскихъ войскъ. Къ августу осажденъ поляками оказался уже Могилевъ, и перспективы тамъ казались не лучше, чѣмъ въ Борисовѣ. Словомъ, фронтъ не то чтобы сыпался, но иницiатива въ войнѣ явно перешла на сторону Рѣчи Посполитой. На этомъ фонѣ, дѣйствительно, Россiи для катастрофы только открытаго релегiознагораскола не хватало!

Вмѣсто прямого обостренiя ситуацiи Царь просто поднялъ до времени отложенное жалобное письмо Никона объ отравленiи и приказалъ провести слѣдствiе повторно, на конецъ августа. На допросѣ Ѳеодосiй заявилъ, что признанiе далъ подъ пыткой, а оговорилъ его портной Никона, Тимофей. Вызванный для дачи показанiй Тимофей на допросѣ заявилъ, что прежнiе слова его правдивы; что Ѳеодосiй подучалъ его готовить зелья, демонстрировалъ нѣкiе коренья и даже — о ужасъ! — приглашалъ вдовемъ въ баньку. Очная ставка превратилась въ перебранку и потокъ оскорбленiй. Чтобы устранить всякую двусмысленность, 05 сентября на дыбу подвесили не только обвиняемаго Ѳеодосiя, но и давшего на него показанiя Тимофея. И — о чудо! — Ѳеодосiй пытку перенесъ и показанiй не измѣнилъ, тогда какъ Тимофей быстро сломался и сказалъ, что оговорилъ уважаемаго человѣка по наущенiю Никонова сотника Осипа Михайлова и прибившагося къ нимъ поляка Ольшевскаго. И всѣ обвиненiясъ Ѳеодосiя были сняты.

Право слово, если это не была средневѣковая спецоперацiя, то ей следовало таковою быть.

А на фронтахъ ситуацiя усугублялась: въ сентябрѣ польско-литовскiя войска соединились съ татарами и совмѣстно разгромили войско Шереметева, послѣ чего разбили опоздавшихъ на соединенiе съ Шереметовымъ казаковъ Хмельницкаго. И вотъ уже 17 октября казаками былъ подписанъ Слободищенскiй трактатъ — фактически, сепаратный миръ, по которому Гетманщина возвращалась въ составъ Рѣчи Посполитой. А союзника у Россiи не оставалось. И уже 04 ноября битва подъ Чудновомъ завершилась катастрофой: по условiямъ капитуляции россiйская сторона не только выплачивала 300 тысяч рублей контрибуцiи, но обязывалась оставить Кiевъ, Переявлавъ и Черниговъ. Къ слову сказать, главу войска — боярина Шереметева — поляки передали татарамъ, въ плену у которыхъ онъ проведетъ слѣдующiе 21 годъ и вернется на Родину глубокимъ инвалидомъ.

Осень 1660-го въ Россiи была неурожайна, а зима обещала быть голодна. Никонъ успѣшно «забывалъ» то про денежныя выплаты, то про поставки зерна… Съ января 1661 Царь присылалъ къ Никону гонцовъ требовать то одно, то другое —Никонъ сердился. Особо его озлобляли напоминанiя, что въ предыдущiе годы ему, Никону, какъ Патрiарху и уважаемому человѣку, дѣлали снисхожденiя и многое прощали, однако разъ Никонъ покинулъ каѳедру, раскладъ помѣнялся и надо платить по старымъ счетамъ. Каковые счета предъявлялись сразу за два прошедшихъ года. Никонъ сердился, ссылался на тѣ или иныя грамоты, препирался по всякой мелочи — и Царь разъ за разомъ прощалъ ему всѣ недоимки за прошлые годы, заставляя платить только по текущимъ счетамъ.

Одновременно соседи Никона начали писать челобитныя Царю — молъ, никоновы крестьяне нарушаютъ границы и то сено скосятъ не на своей землѣ, то зерно засеютъ не на своей же. По каждой челобитной назначалось слѣдствiе,на мѣста направлялись подъячные и сыщики, проводились допросы… И вновь по какой-то необъяснимой причинѣ дѣла тонули въ волокитѣ, собранныя урожаи оказывались съѣдены, а посѣянное — скошено.

Одновременно же Царь же слалъ Никону прошенiе о написанiи молитвъ то за одного свояго родственника, то за другого — не только выражая свое расположенiе, но присовокупляя крупныя денежныя суммы за труды.

Чѣмъ отвѣчалъ Никонъ на такiя поблажки и привелегiи?

Война развивалась для Россiи неуспѣшно, врагъ тѣснилъ войска — но Никонъ, претендуя на Патрiаршество, ни слова поддержки воинамъ не проронилъ, ни слова осужденiя предателей не высказалъ. Въ стране съ весны шло моровое поветрiе — но Никонъ, претендуя на Патрiаршество, помощи согражданамъ и единовѣрцамъ не оказывалъ.

И вѣдь никто изъ противниковъ Никона не посмѣлъ даже прошептать, что все это — неудачи на войнѣ, начинавшейся куда какъ удачно, моръ — есть-де кара Божiя за творимыя Никономъ бесчестья!

Отдельно стоитъ замѣтить, что за все эти годы не было никакихъ попытокъ примиренiя сторонъ конфликта. Онъ развивался согласно внутренней логикѣ какъ бы самъ собой. Аввакумъ сотоварищи находились въ забайкальской ссылкѣ, удивительнымъ смертямъ противниковъ никоновой «справы» не то что не было дано оцѣнокъ — про нихъ совершенно забыли.

Если же задуматься, то при желанiи покойныхъ вполнѣ пожно было объявлять если не мучениками, то хотя бы страстотерпцами, поскольку они буквально соответствовали критерiю: погибли отъ рукъ близкихъ либо единовѣрцевъ, въ силу коварства или заговора послѣднихъ, приубiенiи же проявили христiанскiя добродѣтели непротивленiя и беззлобiя. Если ужъ было извѣстно, что того же Павла противники Никона стали почитать какъ святого сразу после кончины — какъ можно было оставлять имъ такой мощный инструментъ пропаганды, какъ новопреставленный святой (если что, И.Р.Л. все это было сдѣлано века спустя, но было поздно. Въ самые же первые годы, какъ видно, не дѣлалось ничего, буквально ничего!

Война съ Рѣчью Посполитой между тѣмъ принимала совершенно неприятный оборотъ: въ февралѣ былъ потерянъ Могилевъ, по веснѣ казаки совмѣстно съ татарами устраивали набѣги, такъ что лѣтомъ 1661 года Россiя подписала невыгодный Кардисскiй мир со Швецiей, лишь бы не воевать на три фронта. Но не помогало и это: въ октябрѣ войска Хованскаго потерпели очередное пораженiе, теперь уже под Кушликовыми Горами, и продолжали отступленiе. Казаки Хмельницкаго въ союзѣ съ татарами Мехмед-Гирея взяли въ осаду Переяславъ, поляки готовились штурмовать Вильну… Казалось, побѣдители и проигравшiе уже определены.

И вотъ на этом-то фонѣНиконъ 03 декабря 1661 года направилъ къ Алексею Михайловичу свое знаменитое письмо, въ которомъ — загибайте пальцы:

•  представлялъ себя невиннымъ страдальцемъ за Церковь Божiю;
•  прямо указывал Царю, что тот-де не властенъ судить «людей Божiихъ»;
•  заявилъ, что Монастырскiй Указъ насилует Церковь, да и вообще Соборное Уложенiе — одно сплошное изнасилованiе;
•  напоминалъ, «что было древлѣ за такую дерзость съ фараономъ въ Египтѣ, и съ содомлянами, надъ царями Ахавомъ, Навуходоносоромъ и другими...»;
•  указывалъ Царю, что «потому и отринул тебя Бог и посрамилъ»;
•  сообщалъ, что ему было-де виденiе, въ которомъ метрвые вставали изъ гробовъ и Петръ грозилъ «нечестивому царю» карой Божьей.

Завершалось письмо фразой: «А мы ради Христа не только принять поношенiя и укрощенiя, но и умереть готовы!»

Что сказать? До такого вѣдь надо было еще додуматься! Написать вотъ это вотъ въ разгаръ войны, которая развивается такъ неблагополучно для государства, одновременно претендуя на Патрiаршество! Будь Царемъ нѣкто болеѣ нервный, дѣйствiя Никона могли бы быть расцѣнены какъ диверсiя, а самого его могли бы взять въ оборотъ. Но Тишайший не рѣшался на подобныя мѣры.

Новымъ виткомъ конфликтасталъ праздникъ Торжества Православiя 1662 года, когда при совершенiи литургiи въ Воскресенскомъ храмѣсвояго Новоiерусалимскаго монастыря Никонъ анаѳематствовалъ Питирима — Мѣстоблюстителя Патрiаршьего престола, формально главу дѣйствующей Московской Патрiархiи. За уже ранеѣ упомянутое шествiе на осляти и «досадительное и поносительное къ себѣ слово».

По такому поводу Алексей Михайловичъ приказалъ… созвать архiереевъ для вынесенiя рѣшенiя. И архiереи добросовестно заседали — вынеся по итогу постановленiе «Если онъ у насъ ныне не пастырь, то и мы не должны слушать гласа его». Самому же Никону опять ничего за выходку не было. Хотя, казалось бы: разъ онъ не пастырь - какъ смѣетъ онъ выносить анаѳемы?..

За всемъ этимъ свѣтопредставленiемъ наблюдалъ посланецъ Патрiарха Iерусалимскаго — Паисiй, митрополитъ Газскiй, прибывшiй въ Москву еще 09 апреля. На Пятидесятницу онъ обратился къ Царю съ предѣльно простымъ посылом: Что вообще происходить?! Четыре года Патрiаршiй престолъ пустуетъ, правовой статусъ Никона не пойми какой, въ странѣ творится не пойми чего, все это на фонѣ военныхъ неудачъ... Это просто позоръ какой-то! Ты, Царь, самъ довелъ ситуацiю до текущяго момента, постоянно потакая Никону и осыпая его милостями и благодѣянiями. Рѣши уже этотъ вопросъ.

Кто-то донесъ Никону объ этомъ обращенiи — и Никонъ разразился гнѣвнымъ письмомъ въ адресъ уже Паисiя, перечисливъ всѣ свои обиды на Алексея Михайловича. Вообще всѣ обиды! До кучи назвавъ текущую ситуацiю въ странѣ «тиранiей» и «яростью жидовской».

Вообще-то формально получалось, что Никонъ поносилъ свояго Царя въ частномъ письме иностранному подданному. Сильно ли отличалось это отъ дѣйствiй,скажемъ, Курбскаго при Иванѣ IV? Но свобода слова была в описываемое время на такой высотѣ, что Никону за это опять ничего не было.

Паисiй — не без вѣдома Царя — заселъ за отвѣтное письмо, въ каковомъувещевалъ Никона въ стилѣ: «Бог дозволил человеку в раю дать имена всем тварям, но не дозволил ему дать имя самому себе, потому что он наименовал бы себя не Адамом перстным, а Всевышним. Поистине корень всех зол – самолюбие <...> Четыре патриарха ожидают узреть конец сей распри: Москва, столица, сделалась позорищем для ангелов и человеков»

Прочтя этотъ отвѣтъ, Никонъ выдалъ феноменальное: «Отдаюсь на судъ Папы».

Да-да, именно Папы Римскаго.