Чека-Н

Но мы оставили то, что отжило, оставили старый идеализм,

называйте его как хотите – правдой, справедливостью,

любовью к людям, добродетелью; мы сломали мосты к старым идеалам…

Фридрих Нитше, Утреняя заря, или мысль о моральных предрассудках» (1886).

Всякое утро кормлю птиц. Птицы рады «халяве», поджидают, узнают дурака, готовы перекинуться словечком с «папиком». Птицы не задумываются (думаю я) о цене подношений, само понятие цены (опять думаю я) им неведомо. Однако, цена – это ведь не про деньги, деньги здесь лишь нечто опосредованное, передаточное, производное; цена – время невечной жизни, трата его и некоторых усилий, когда – больших, когда – не очень.

Достоевский как-то брякнул, что деньги, дескать, «есть чеканенная свобода, а потому для человека, лишённого совершенно свободы, они дороже вдесятеро». Бряк схватили и, восторгаясь, понесли буераками писаний, причём, как должно, как водится в мире умных, бряку сделали обрезание имени иудейского царя Прокруста. Оставили по включительно «свободу», а про лишенцев и курсовом значении «дороже вдесятеро» подтёрли. Отчего так? Да оттого, что фраза эта звонкая, звонче пуговицы с вицмундира Макара Девушкина, выкатилась из темнот «Мёртвого дома» и «Записок» о нём. Она – о каторжных. О лишённых совершенно свободы. О получивших толику иллюзорного, минутного, вроде пыльного лучика в глухо заколоченный подпол филиала Платоновой какой-нибудь пещеры. Но, может, полуносильщики полуфразы сами сидели, не в каторжных кандалах, разумеется, но «хотя бы» на зоне? В ста случаях из 99-ти, уверен – нет.
А ведь у целого фразы есть дление, кода – чуть дольше и глубинней подтёртого в цитатниках, именно о деньгах как «свободе совершенно несвободного»: «Если они только брякают у него в кармане, он уже наполовину утешен, хотя бы и не мог их тратить».
Что здесь начеканено, дамоспода не мои? Парадокс, один из первых в Достоевском. Свободы, даже в металле отчеканенной, в деньгах нет, есть – мечта о ней. И вот что:

 прочитывать Достоевского наполовину – больший грех, чем читать целого Прилепина. И/или Быкова-Зильбертруда. А кого ещё-то изумляюще умных, у нас, современно текущих, читать?

Ну, разве до середины: Я список кораблей прочёл до середины!..

Бессонница, брат-слепец Гомер.

***
А теперь – главное и, думается мне, для кой-кого неожиданное. Фраза эта о каторжных деньгах как о неупиваемой чаше с «глотком свободы» может быть прочитана вне прямого значения «денег».

Всякий человек на Земле, после Эдемского события – первого счётом события в истории человеков, по сути положения своего «отбывает каторгу». И всякий-то из нас, «каторжан без вины виноватых» (см.: «петрашевское» дело Достоевского) получает «с Того Света» свою толику «подогрева», весточку с напоминанием о Доме, об Эдеме. Неразменную монету. У всякого эти «деньги» «брякают в кармане», а иным так и «карман жгут». И вот у такого-то, кому уже «прижгло», возгорается надежда, и он, этот-то каторжник, «уже наполовину утешен, хотя бы и не мог их тратить».

Отчего «хотя бы и не мог»? Свобода выбора, может быть, а может – всему свой срок:

Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти.
Хорошо тут вспомнить Евангелие, которое Достоевский получил в каторге – «единственную книгу, позволенную в остроге» (Достоевский, на письме). Хорошо вспомнить даже не то, от кого он получил эту «драгоценность», но именно факт – Евангелие было с «начинкой». С начинкой из «заклеенных» в книгу денег.

На всякий случай: Евангелие (Благую весть) с деньгами передали каторжанину жоны декабристов – «те, которые тоже страдали в ссылке и считали время ее уже десятилетиями и которые во всяком несчастном уже давно привыкли видеть брата» (Достоевский).

Вдвойне ссыльно-каторжные.

Такая вот вышла пещера и такой в ней лучик.

С птицами и кормом «для них».

А может – для себя?

***

И ещё – то, о чём многие никогда не задумывались, по случаю и без твердя расхожее: «свобода выбора». «Свобода» здесь – главное, «выбор» вторичен, подчинён. В этом, может быть, и кроется «тайна» мира сего и нашей жизни: главное – неуловимо, идеально, мечтательно, фантазийно, бредово, шизофренично, параноидально-навязчиво…

Но оно – главное, оно – Властелин подлинный, единственный и неповторимый.

…вас встретит радостно у входа. 

Вход – рупь, выход – трёшка.

Такое граффити прочлось у Адских врат, по левую сторону от кованой дверки с проходом в сторожевой стакан дежурного вертухая. Кто и для какой цели накарябал – остаётся до конца времён вне известности.

Гранит, отливка, чека от гранаты. Safety pin. Кода без кода.