Гальванический диктатор

Читавшие Достоевского и хоть сколько-нибудь интересовавшиеся его судьбой, должны знать о кружке Петрашевского, о новых (после «декабристов») заговорщиках, об участии в этой фантастической компании автора «Бедных людей» и «Двойника». Должны знать о приговоре, произнесённом над осуждёнными, о смягчении участи их по воле Императора Николая. Должны помнить фамилию Н.Д. Фонвизиной, жены декабриста М.А. Фонвизина, с которой Достоевский познакомился при начале каторги, знакомство с которой поддерживал впоследствии; это именно та дама, которой Достоевский писал, что на выборе «истины или Христа», случись такой, предпочол бы «остаться со Христом», вопреки «истине».

А вот следующую историю, уверен, мало кто знает. Она действительно фантастическая, эта историйка, да ещё и с приметами использования властью «передовых технологий» того времени.

Н.Д. Фонвизина пересказывает на письме брату своего мужа, И.А. Фонвизину (18 мая 1859 года), что слышала лично от «вождя» заговорщиков, М.В. Буташевича-Петрашевского: «Его пытали и самым ужасным новоизобретённым способом. Следы пытки на лице – 7 или 8-мь пятнышек или как бы просверленных кружочков на лбу, одни уже подсыхали, другие ещё болели, иные были окаймлены струпиками. Пальцы на правой руке и на той же руке полоса вдоль – как бы от обожжения. В холодной комнате на лбу беспрестанно проступала испарина крупными каплями, веки глаз по временам страшно трепетали, глаза расширялись. Он бледнел в это время, как полотно, и потом опять принимал обыкновенный вид свой – вся нервная система, как видно, потрясена была до основания. Его допрашивал сам Г[осударь] посредством электрического телеграфа, из дворца проведённого в крепость, но в крепости к телеграфу была приделана гальваническая машина. Я полагаю, что его не то что пытали, но при допросах, как он сам рассказывал нам после, он отвечал довольно смело, не зная, кто его спрашивает. Вопроситель, видно, рассердясь, ударил по клавишам и ток машины внезапно поразил его, он упал без чувств, вероятно на какие-нибудь острые снаряды пришёлся лбом – и вот от чего знаки на лбу и на руке».*

Великолепно, не правда ль: Николай Павлович, точно какой профессор Мориарти (разумеется, анахронизм), крутит ручку установленной в Зимнем дворце динамо-машины, бьёт, осердясь, по клавишам, а пытаемого Петрашевского, помещонного в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, ударяет мощный электрический разряд! Сыплются искры, шипит обожжонная плоть, обоняние схватывает запах горелой человечины, несчастный валится без чувств и после долго залечивает пытошные раны…

Узнай о таком зверстве властей Лондонский эмигрант Герцен, «Колокол» его ударил бы на всю Европу. Люди чести, свободы, демократии и науки взорвались бы негодованием. «Кровавый режим», взявший себе «в подручные» научный прогресс, был бы заклеймён, а его сатрапам запретили въезд в Северо-Американские Соединённые Штаты…

Незадача: современникам было хорошо известно, что в то время, на которое указывал Петрашевский, «пытавший» его Император находился за пределами своей Империи, и такие дали токопроводящие машины никаким разрядом пробить не могли.

Но каков размах творческой фантазии! Трудно даже вообразить, в сколь фантасмагорические дебри мог завести Россию г-н Петрашевский, случись его заговор успешным и стань он, положим, Диктатором Всея Руси…

Цит. по: И. Рейфман. Ритуализованная агрессия. Дуэль в русской культуре и литературе. М., 2002. С.115-116.