Ты печаль мою, палуба, расколи о причал... Эпилог

     Вот и кончалась очередная история, и мне опять жалко расставаться с теми, кто жил в моей душе последние десять дней. Остался от них только Эпилог  https://author.today/work/419243

     И ещё эта неумирающая песенка с такими простыми словами... 

     Ах, эта молодёжь... Как многое в вас меня раздражает. И больше всего то, что я к вам уже давно не принадлежу... 

    И  , конечно-же, эта повесть не для вас. Что вы можете понимать в этой песенке и в её словах: "Мы по палубе бегали, целовались с тобой"? Когда вы сами бегаете по этой палубе и целуетесь... 

    А понять её может только старикан, который уже никогда не прыгнет в длину на пять метров. Просто не разбежится... Конечно же, это не я сказал. А выбор из тех, кто мог бы так сказать, совсем невелик. 

       Через год после описанных в этой повести событий Леон скопил денег на цифровую видеокамеру и занялся киносъёмкой. Самым масштабным детищем Леона стал клип "Казнь Марии Стюарт", озвученный фрагментами из Пятой симфонии Бетховена.

    В роли королевы Шотландии снималась жена Дримака Анна. В роли палача снимался сам Дримак. Григорьеву досталась роль протестантского пастора. Он стоял перед плахой, одетый в строгий чёрный костюм, в котором когда-то в молодости защищал кандидатскую диссертацию. На голове Григорьева была надета касторовая шляпа его покойного дедушки, а в руках он держал раскрытое Евангелие.

     Анна Дримак неожиданно для всех оказалась настоящей звездой. Худощавая и жилистая, в своём подвенечном платье, с распущенными волосами и гордо поднятой головой, Анна стояла рядом с плахой и с презрением смотрела на пастора Григорьева. Иногда она начинала шептать молитвы и по-католически креститься.

     ...Чудовищный топор палача опустился на шею королевы Шотландии. Голова со стуком покатилась с плахи, палач поднял её за волосы и развернул на камеру. Облачённый в бордовые зимние анькины колготы, поверх которых были надеты красные плавки, в мешке с прорезями для глаз, с окровавленным топором в одной руке и головой Марии Стюарт в другой, Дримак в этот момент был страшен! Пришедшие посмотреть на съёмки соседские женщины испуганно переглядывались и осеняли себя крёстным знамением.

     Конечно, Леону пришлось тогда потратиться. Три литра томатного сока с кетчупом, огромный топор, но самые большие расходы потянула взятая напрокат голова от манекена вместе с париком. Это, если не считать разных досадных мелочей. Например, хозяин Хуберта согласился дать топор только при условии, что его с Хубертом тоже возьмут сниматься. Хуберта так заинтересовало происходящее, что он притих и даже временно забыл про своего врага, возившегося с камерой. А Лиза после первого же дня съёмок злобно сказала Леону, что, мол, пусть Анька тебе картошку и жарит.

    Сильно тогда накалились отношения Леона с Лизой. В планы Леона это не входило, ведь следующий клип на песню из кинофильма "Коллеги" должен быть с Лизой в главной роли. Леон тогда предпринял многоходовой манёвр и, спасая клип, умудрился как-то замириться с женой.

   Конечно Лизе как актрисе было далеко до Аньки. Зажатая, неестественная, она всё время таращилась в камеру и глупо улыбалась. Финальная сцена по задумке Леона снималась на прогулочном пароходике на фоне алеющего заката. Лиза в фате и с заколотым в волосы букетом незабудок при словах "Мы по палубе бегали, целовались с тобой" сначала убегала от Леона по палубе, а в конце слилась с ним в долгом поцелуе. 

    Но самое интересное случилось потом! Лиза вдруг расплакалась. Да ещё как! Слёзы потекли по её лицу ручьём. И всё на камеру! Вот это была сцена! Почище казни Марии Стюарт!

Эпилог 

"Ах ты, палуба, палуба
 Ты меня раскачай!
 Ты печаль мою, палуба
 Расколи о причал..."

    После этого Леон прожил ещё десять лет. Однажды солнечным и прохладным октябрьским днём он вышел в огород, схватился за сердце, страшно захрипел и упал лицом в грядку. Приехавший врач скорой помощи приложил пальцы к вене на шее Леона, потом перевернул его на спину и посветил фонариком в зрачок.
    Похоронили Леона на следующий день. Иногда к скромной могиле на самом краю кладбища приходит сильно постаревшая Лиза и долго смотрит на голубоватую эмалированную табличку, привинченную к чёрному металлическому кресту. С таблички на неё молча смотрит молодой Леон.

      Вот и сегодня, через полгода после смерти Леона, Лиза услышала в маршрутке эту песню. В современной аранжировке, какой-то Маркин поёт. Но красиво, не хуже, чем в фильме её молодости, а может и лучше.

       Пахнет палуба клевером
       Хорошо как в лесу 
       И бумажка приклеена
       У тебя на носу

      К гортани подкатил болезненный спазм, Лиза хотела сглотнуть, но тугой комок застрял в горле.

    Грызлись всю жизнь... А ведь были молодые, здоровые, только бы жить и жить. А грызлись с Лёней почти каждый день. Вот бы подойти к этим девчонкам и мальчишкам и сказать: "Идиоты!!! Вы молоды, здоровы и свободны! И для счастья больше ничего не нужно! Понимаете, идиоты - ни-че-го!"

   Лиза толкнула калитку и вошла во двор. Посреди двора торчала поржавевшая шестиметровая труба с гирей на тросике. Что с того, что Лиза многое поняла, когда вся её жизнь так внезапно осталось в прошлом? Как-то Дримак спросил, можно ли забрать ту гирю. Тогда он еле ноги успел унести так Лиза разозлилась.

    Дома она вставила в старенький видик кассету. По экрану побежали какие-то полосы. Кажется, скоро видик сломается. Да и не пользуется уже им никто, какие-то диски появились. Наверное, и мастерских уже нет.

    Лиза знает, что, если сейчас она посмотрит этот клип, то будет плакать. Долго, может быть и до вечера. Ну и пусть! Если прав старенький батюшка из их церкви, то она скоро встретится с Лёней, который так весело поёт сейчас под гитару с экрана:

           Пароход белый беленький,
          Чёрный дым над трубой,
          Мы по палубе бегали, 
          Целовались с тобой 

     Как Мюнхгаузен не мог вытащить себя за волосы из болота, и как глазное яблоко не может повернуться и разглядеть, что творится в черепе, так и молодость не может всмотреться сама в себя и понять эти строки. Зачем они молодым, когда они сами целуются и бегают по палубе? Эти строки для стариков. Хотя написал их совсем молодой человек, Гена Шпаликов. Который не захотел становиться стариком. И так и не стал им, повесившись на собственном шарфе.

      Только её печаль уже не расколет никакая палуба... Да и не так долго осталось ждать, вон сердце как схватило, будто иголку кто воткнул.

      И там уже они никогда не будут ссориться...

       Никогда...

-----------
Киев, август-сентябрь 2013

Эпилог  https://author.today/work/419243