Террорист

«Поздравляю, Аннушка, у вас чудесный мальчик!» Так, наверное, сказала повитуха в 1854 году матери Николеньки. Хотя, наверное, это была не повитуха, а вполне полноценный практикующий врач, ведь отцом малыша был самый настоящий помещик. Вообще это не очень важно. А вот то, что всё было очень непросто с этим рождением – точно. Ведь хоть папа был помещиком, но мама-то относилась совсем к другому сословию. Да, это была проблема. Может быть именно поэтому мальчик рос умным, энергичным и безстрашным… бунтарём. Папа – помещик, поэтому сначала домашнее образование, но потом всё же гимназия, из которой его выперли в конце концов. Ну, и правильно сделали, конечно – зачем же в самом деле всё время злить уважаемых учителей – задавать ненужные вопросы, да ещё строить какие-то совершенно антинаучные теории? Профессуре Московского университета впоследствии повезло куда больше – ведь подросший мальчик был там вольным слушателем. Это было хорошо для них, а вот его натура рвалась куда-то… Да, неважно, куда, важно, что отсюда. То есть совсем отсюда. Кто-то ищет автобан и чувствует себя очень умным, прямо победителем. А вот он знал, что в гонках хомячков в колесе участвовать никогда не будет. Его натура в чужой колее никак не хотела помещаться. Будь он, «как все», наверное, закончил бы карьеру в чине товарища министра, а может и самого министра… скучно. Нужно что-то другое – нужна борьба! Да неважно, с кем… 

«Мне померятся бы силой, 

  Мне померятся бы силой 

  С чёртом, чёрт меня возьми!..» 

…И никак не меньше. Девятнадцатый век всё быстрее и быстрее в грохоте и копоти технического прогресса катился к концу. Всё вокруг менялось и люди менялись тоже – новое поколение уже не могло понимать старших. Да просто не хотело! Они смотрели вокруг и видели несовершенство мира. Они хотели его исправить. Возникали революционные ячейки, тайные общества. Одни занимались теориями, другие хотели действия. Ему этого было мало – он и построил свою теорию, и просто рвался действовать. С такими же молодыми и рьяными он «пошёл в народ». Пропаганда! Нужно только показать людям, что можно жить иначе, и они поднимутся, они изменят этот мир. Они перетрясут его до самого основания. Помните Базарова? Ага оно, но – обломился. Сдался? Ещё чего… 

Да, понятно – это не тот путь. Разговорами серую массу не пронять. Но оставлять всё, как есть, тоже невозможно. Нужно делать добро, даже, если об этом никто и не просит. Не те люди рядом. Нужны другие. Те, которые поймут, которые будут действовать. Есть же такие в этом мире. Говорят, что они за границей собираются – подальше от жандармов Империи. Он едет в Швейцарию. Встречается с этими людьми. Пишет для газеты «Работник», для журнала «Вперёд», становится членом Интернационала. Снова не то – одни разговоры вокруг. Всё говорят, говорят… эти любое дело заговорить могут до одури, до пустого звона. Дальше-то что?! Помните Данко? Нет, не то ведь. Ну, провёл, ну – спас. А дальше? Они ушли ведь, и снова стало всё по-старому, а огонь его просто затоптали, чтобы глаза не резал. Нет. Нужно делать добро, но добро должно быть с кулаками! А ещё лучше – с бомбой!

Он возвращается в Россию в 1875 году. Арестовали. Ну, а как же иначе-то? Мир ведь не без добрых людей. А такие и среди бунтарей уже действуют. Что надо, кому надо доложили, материалов нашли достаточно для приличного срока. Долгий процесс и в конце выясняется, что свой срок за крамольные мысли он уже отбыл, пока шёл процесс. Вот она – свобода! Наконец можно снова заняться делом. Снова пропаганда, но уже по-тихому – изучил-таки основы конспирации. Он становится членом редколлегии газеты «Народная воля» и не просто газеты – он в само общество тоже входит со всей своей решительностью. Наконец что-то стоящее – всё изменить, убить Императора. Вот задача! Вот где настоящее дело. Но как же этого мало. Что они там тормозят – какие там могут быть сомнения? Нужно убивать ещё, нужно всю эту свору под корень, нужно разворошить всё это болото. Один человек ничего ведь не решает и ничего в мире не изменится, даже если убить самого Императора. 

Всего один человек его понимает… одна, то есть. Оленька. Какая она всё-таки… Она… она всегда рядом. Да, пошли они все! Опять одна болтовня. Убийство – это крайняя мера… Какая она, к шутам, крайняя? Неужели они не видят, что это единственно возможный путь на сегодняшний день? Да, Оленька права – нужно искать настоящих бойцов, нужно искать тех, кто не боится рвануться в бой, кто не боится испачкать руки и не боится пасть в этой неравной борьбе. Нужно воззвание. Оно нужно как знамя, вокруг которого соберутся самые решительные и безстрашные. С которыми можно пойти в решительный бой. С ними он будет расчищать дорогу к светлому будущему от всех этих болтунов и нытиков. Он пишет это воззвание и называет его просто – «Террористическая борьба». 

«Нет, Оленька, ты только послушай… вот – почитай. Они называют мою теорию «теллизмом». Ставят меня на одну доску с каким-то средневековым немецким проходимцем и шутом. С этим, с Вильгельмом Теллем. Хотели, наверное, меня этим уязвить. А, ну и пусть. Теллизм, так теллизм. В конце концов дело не в названии. А знаешь, я тут с интересным человечком встретился. Да, я говорил тебе про него. Карл Маркс зовут. Умён. Он мне тут кое-какие свои работы передал. Хочет, чтобы мы их перевели. Вот послушай: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…» Какой слог! Да, неплохо. Нужно этим заняться. Нашим дам почитать. Тут у него и про землю тоже есть.» 

Да, с 1879 года он уже входил в исполнительный комитет организации «Земля и воля». В начале 1881 года его снова арестовывают, снова неспешное разбирательство, которое кончилось только через год, но на этот раз кончилось уже скверно – пожизненное. Эх, Оленька… До 1884 года он сидел в Алексеевском равелине, потом в Шлиссельбургской крепости. Его всё время переводили из одной камеры в другую – арестант быстро освоил местную «морзянку» и активно перестукивался с соседними камерами. Здесь нужно ухо держать востро, иначе, не ровён час – до чего-нибудь они достукаются с такой энергией. 

Голос начальника был сух и ровен, как и всегда: «А что там Ваш подопечный? Как там его звали-то?» – «Так почему же, именно «звали», Ваше превосходительство? Его и сейчас сидельцы своим вниманием не обделяют.» – «Вот оно как. А мне помниться докладывали, что чахотка у него. Давно докладывали.» – «Так и есть, Ваше превосходительство, однако ж вылечил он её.» – «Позвольте, сударь, как это вылечил? Ведь говорят, что это не лечится. Что ж за чудодей его лечил?» – «Да никто. Сам собирал книги по медицине, сам себя лечил. Так вот и вылечился.» – «Силён. А что... как он вообще-то? Распорядок соблюдает?» – «Да грех жаловаться. Я, осмелюсь доложить, в своих отчётах для Вашего превосходительства давеча докладывал...» – «Да помню, помню... читал. Но мне хотелось бы от Вас услышать, как Вы сего господина оцените. Тут понимаете ли слух есть, что большая амнистия намечается по высочайшему повелению. Мне нужны сведения о благонадёжности.» – «Да всё хорошо у него. Книжки читает, пишет всякое...» – «Что за книжки? Что пишет?» – «Так вот, осмелюсь доложить, что про всё... тут и физика, и химия… история, знаете ли, тоже. Про медицину Вы уж и так знаете. Языками интересуется разными. Учит их. Я уж и со счёта сбился.» – «Физика с химией, говорите... А как для души что-то? Он ведь такие статейки писал, что впору докторов вызывать.» – «Есть и для души. Вот в этом году написал, не поверите, о христианстве.» – «Так что ж в этом зазорного, сударь, когда человек к богу тянется?» - «Так не то, чтобы к богу... батюшка немедни приходил, я ему этот опус дал почитать, так он бледнел, краснел, а потом этак тихонько, мол, бог ему судья.» – «Угу... это всё?» – «Так ведь... всё, Ваше превосходительство. Прикажете изъять?» – «Чего изъять? С чего бы? Ничего против строя арестант не затевает, никакой подрывной работы не ведёт. За что ж его, милостивый государь, наказывать-то? Закон для того и даден. А что физикой с химией занимается, то державе прибыль. Разумные люди всегда нужны... Остепенился, стало быть. Ну и слава богу. Так и доложим.» 

А может и не так всё это было, однако в 1905 году он, не оборачиваясь на скрипнувшие за спиной ворота, резво зашагал к экипажу. Руки оттягивали стопки исписанных бумаг. Двадцать пять лет заключения не пропали даром. Ему было уже 59, и это был уже не тот человек, который шагал сюда под конвоем. Мысли были другими, но вот всё остальное осталось. Шесть лет новых дел, новых статей, новых работ в области натуральных наук, философии, истории, языкознании. Своими математическими выкладками на основе астрологических карт древних правителей он в хлам раскритиковал общепринятую историческую хронологию, чем буквально взбесил всю университетскую профессуру. Надзор за ним не сняли, и в 1911 году снова арест. Ещё год разбирательств в заключении, но тем и закончилось – в юриспруденции он поднаторел изрядно и голыми руками его уже было не взять. Вышел на волю, поехал в Крым подышать морским воздухом и... в 1912 году снова был арестован. Теперь заключили в Двинскую крепость. Хорошо хоть, что на следующий год случился в Империи большой праздник – 300 лет дому Романовых. Высочайшее повеление об амнистии, и он снова на свободе. Значит, что снова можно действовать. 

Может масоны? О них разное говорят и у них большие связи. Понятно, что тупой пальбой этот мир не изменить. Путь с низов – путь в никуда. Да и нет никакого пути оттуда. Так может сверху можно что-то сделать? В 1908 году он был посвящён в масонскую ложу «Полярная звезда». В конце концов они могли бы помочь в публикации его научных работ, как минимум. Они же хотели иметь при себе этого энергичного и уже широко известного бунтаря, чтобы его при случае использовать. Просто не смогли понять, что это скорее он их использует. 

Как-то среди дел познакомился с Ксюшей. Она хороша. Играет, пишет, переводит – родственные души. Её переводы да к его одиннадцати языкам – очень неплохо. Обвенчались. 

Не то чтобы революция перестала интересовать его совсем, скорее акценты несколько сместились. К тому времени бунтаря уже по праву считали одним из самых эрудированных учёных своего времени. Наверное, поэтому в январе 1909 года его пригласили на должность Председателя вновь образованного «Русского общества любителей мироведения» (РОЛМ). Именно усилиями этого общества и его председателя вскоре была построена астрономическая обсерватория в его имении Борок. 

Потом была война, и страна начала задыхаться от груза неразрешимых проблем. Вот бы, где проявиться, но за время заключения старые связи он растерял, и сейчас на первое место пришли уже другие люди с другими идеями, которые он не разделял. Ну, в самом деле, что он такое несёт, этот самый, как его... Ульянов младший. Помню я его старшего брата. Сложил голову за народ, за правое дело. Неправы и они были, но сколько огня, сколько жизни! Да, молодость, молодость... жалко этих людей. А тут ещё братец этот. Читаешь – уши вянут! Носится с этим своим гегемоном, как с писаной торбой. Щас эти чумазые слесаря новый мир построят. Чтобы что-то строить, нужно что-то знать, нужно учиться, и не потом, как эта молодёжь себе представляет, а сначала учиться. Иначе таких дров можно наломать, что век потом не разберёшься. Послушал бы людей поопытнее себя-то. Новый мир должны строить люди хорошо технически образованные и опытные в делах. Ниспровергатель... тоже мне. Однако хорошо уж то, что эти не болтают, а действуют. Молодцы всё же... может что-то у них и получится. За окном мелькали восходы и закаты семнадцатого. Но революционные вихри его уже интересовали куда меньше, чем научные битвы. 

Новая власть старого учёного ценила – ведь он для них был не только учёным, но и живой легендой. Шутка сказать – бывший народоволец, который чуть не тридцать лет провёл в застенках за счастье народное. Это дорогого стоило. Он не просто может быть полезен большевикам, он для них просто незаменим. Именно он может стать тем самым примером, который удержит людей учёных от эмиграции. Нужно поддержать такого человека. Уже гремели первые залпы Гражданской, уже маршировали на Дальнем востоке японцы, уже высаживались на русские берега американские садисты, бандиты и убийцы, чтобы пограбить и пострелять по живым мишеням. С запада – немцы, на юге французы... А ему в 1918 году дают должность директора Естественнонаучного института имени П.Ф. Лесгафта. По инициативе нового директора было издано много работ в области теории строения вещества, космонавтики, естественных наук, истории. Их заметили, их признали... вот только с историей было всё намного сложнее. Шершавые формулы математиков легко и непринуждённо рушили красивые постройки, возведённые иноземной и отечественной профессурой в обнимку с расторопными предпринимателями. 

«Ведь что же этот русский такое творит! Ведь если так дело дальше пойдёт, то все наши звания можно будет выбросить на помойку!» – «Да, бросьте Вы, что там ваши звания, вы хоть пробовали посчитать, сколько стоит моя коллекция шумерских древностей? Если сейчас скажут, что этим реликвиям не больше двухсот лет, то я просто банкрот. Нужно будет всё начинать с начала. И я такой не один, между прочим. Нужно что-то ответить и погромче. Мой печатный дом и моя радиостанция в вашем распоряжении. Наймите пяток журналистов позубастее. Не пытайтесь с ним спорить – просто говорите, что он шарлатан. Что лезет не в своё дело. Никто особо в его формулах всё равно не разбирается. Последователи? Деньги сильнее всех этих последователей! Главное – это деньги! Деньги – это всё. И на правду мне плевать. Правда – это просто вопрос цены. И победителя в этом вашем научном споре назначат именно деньги, и они у меня есть. А нужные голоса для этого всегда найдутся... Мы договорились?» 

Время шло и не всегда в нужном направлении, между прочим. Начались сложные времена и для него, хотя как сказать... В общем, в 1932 году славные наши органы обнаружили-таки крамолу и в славном, организованном ещё во времена Империи РОЛМе. Часть деятелей оттуда признались в коварном умышлении супротив Советской власти. Куда их судьбина после того забросила – бог весть. Однако ж могущества органов не хватило на то, чтобы покуситься на Почётного уже к тому времени академика и главу РОЛМа. Он просто удалился на некоторое время в своё бывшее имение в Борках, где усиленно организовывал целый научный центр возле той самой обсерватории, которую ему удалось построить ещё при царе. Это сейчас там трудится Институт биологии внутренних вод и геофизическая обсерватория РАН, а тогда там, почитай, всё только начиналось. 

А между прочим, времена-то перед войной какие были... читали, наверное. Тут тебе и ОСВОД, и первые шаги того, что потом стало ДОСААФом. Ну как такой человек мог пропустить столь мощный поток?! Хоть и годы уже брали своё, но отправился всё же старый в путь и записался в 1939 году в ОСОАВИАХИМ пострелять. А чего мелочиться то? Не просто стрелять, а стрелять, так «по полной», как говориться – на курсы снайперов! И закончил их со всей своей бунтарской ответственностью. Так что, когда война вломилась без стука в двери Советской страны, то он и в свои 86 лет был к ней вполне даже готов... вот только повестку для него что-то не приготовили. Так зря что ли он регулярно посещал стрельбище для поддержания навыков меткого стрелка? Зря что ли изучал теорию меткой стрельбы на большие дистанции? Безобразие какое-то. Он пишет бумагу с требованием послать его на фронт добровольцем, получает отказ и пишет ещё... и ещё... грозит дойти до самого верха. Безполезно – возраст, говорят. 

Вот тут мнения исследователей расходятся. Одни говорят, что власти напору противостоять не смогли и, то ли всерьёз, то ли в целях пропаганды, но разрешили Почётному Академику в 1942 году немного продемонстрировать врагу свои навыки по части меткой стрельбы на Волховском фронте. Другие же говорят, что этого никак быть не могло. И даже очень убедительно показывают лицом, как на лужайку возле дома академика приземлялся самолёт, который его увозил в Москву на операцию по какой-то там болячке. Не знаю, кто из них прав, но хотелось бы отметить, что первые выступают значительно уравновешеннее, чем вторые и даже кое-какие сканы кое-каких документов показывают, а вот у вторых, окромя эмоций, что-то доказательств не видно совсем. Да, бог с ними всеми, в конце концов. Дело разве в том, прибил престарелый академик из своей снайперки какого-нибудь «сверхчеловека» или нет? Дело здесь в самом человеке! В том, что он готов был и на закате жизни при необходимости рвануться в бой за то, что считал самым важным в этой жизни – за правду, за людей! Это вам не плюсики на сайте собирать... 

Чуть не забыл главное. Я ведь не план будущего романа сейчас показываю. Эта моя заметочка всё же вполне даже документальная. И она про Николая Александровича Морозова на самом деле. Вот он далеко не со всеми своими государственными наградами: 

Он дожил до Победы и умер в 1946 году. Похоронили бунтаря в его родных Борках, а в 1954 году, когда ему исполнилось бы ровно 100 лет, на могиле поставили памятник, выполненный скульптором Г. Мотовиловым. Есть малая планета, улицы городов, предприятия, кратер на Луне, названные его именем. Однако главный памятник он создал себе сам, и его сохранили. Это 135700 листов его научного наследия... 

Его уважала и ценила старая власть, с которой он так рьяно боролся: 

Пришла новая власть и он спорил с новой, но и она его оценила по высшей пробе: 

Так почему сейчас его не вспоминают? Разум больше не в цене?