Вышла 17 глава Наследницы Ильи Муромца-2: из варяг в греки

Дом Кристангулоса был совсем рядом: стены сложены из серого туфа, простой дворик с фонтаном и бассейном для омовения ног посередине, несколько тенистых деревьев и скамеечки-лежаки. Пара рабов ворочала здоровенную гидрию с тремя ручками — явно не пустую. Служанка подметала двор. Откуда-то доносилось блеяние коз и шлёпанье маслобойки. Полная чаша был дом Кристангулоса.

— Двадцать человек чад и домочадцев, — похвастался он мне. — Не хочешь, путник, умыться с дороги и перекусить?

«Умыться» в понимании древнего грека — ополоснуть ноги до колена, руки до локтя и вымыть лицо. Желательно ещё снять плащ и переменить нижнюю одежду. Лично мне, смущаясь и краснея, давешняя служанка принесла длинный хитон лилового необычного цвета.

— Ой, — сказала я, — а это точно мне?

— Да я давно тебя разгадал, — сказал Кристангулос. — Ты — Писистратов сынок, что ушёл бродить недавно из дворца в Афинах! Ну, скажи — ты разве не сын архонта?

— Мнэээ… — промямлила я. — Нет.

— Ври больше, дурень! — рассмеялся Кристангулос. — Тебя как зовут?

— Гладиолус, — ответила я, жалея, что не назвалась каким-то менее вычурным именем. Как в воду глядела.

— Ага! — возликовал Кристангулос. — Вот ты и попался! Не догадался новое имя придумать, а, скажи? Дядя Кристангулос любого выведет на чистую воду!

— Не догадался, — вздохнула я, проклиная неизвестного мне Писистрата, который додумался назвать сына Гладиолусом. И если бы мне сейчас попался этот самый Гладиолус Писистратович, я бы его собственными руками всунула в объятия «дяди Кристангулоса», и тихо пошла бы дальше. Вольно ж мне было пойти той дорогой!

Тем временем принесли еду: лепёшки, в которых слоёное тесто перемежалось козьим сыром, такие же лепёшки, но с тыквой, жареную козлятину, нарезанную тонкими полосками — тушёных птичек, по виду — воробьёв, запечённых с травами, вино со специями, оливковое масло, настоянное на базилике, тушёные овощи и трубочки из ржаного теста с чем-то вроде холодного крема из сливок и ягод. Отдельно стояло блюдо с кусочками овечьего курдюка в красном перце, вяленым мясом и жареными орехами типа нута. Закуска, значит.

— Негусто, — констатировал Кристангулос. — Ничего, к вечеру будет готов жареный бычок. Его уже освежевали и запекают в яме. Тем временем мой гонец-марафонец бежит в Афины, принести твоему отцу радостную весть!

Я не уловила момента, когда дядька отдал приказ, но поняла — никуда он меня не отпустит. Мне вспомнился фильм «Неуловимые мстители», когда Данька притворился казачком в стане бандитов. Там тоже вызвали отца, а когда отец приехал и увидел незнакомую рожу вместо лица сына, было страшное зрелище. Даньку чудом не казнили. Не уверена, что греки — при всей своей вспыльчивости — будут ждать, как бандиты, утра, чтобы меня повесить. Нанижут на копья, да и всё. Или в рабство продадут.

— А пока ты насыщаешься, мы может размяться игрою в тавлеи… — сладострастно предложил Кристангулос. Моментально вся еда сместилась на боковой столик, и слуги внесли отдельный стол — каменный и очень тяжёлый. На столешнице яшмой и ониксом была выложена шахматная доска. «Ну вот и всё, приехали», подумала я. Но потом…

Потом Кристангулос достал два мешочка и высыпал на стол сначала белые, а потом чёрные «тавлеи». Это были обыкновенные шашки! Ну как, «обыкновенные»… Белые были выточены из тяжёлого горного хрусталя, на одной поверхности был изображён Зевс, метающий молнии, на второй — Хирон, убивающий сатира, а по краю тонкой резьбой шло повествование о титаномахии — если сложить все тавлеи правильно, можно было рассмотреть весь сериал. Между сценами титаномахии по ребрам тавлей были вставлены бриллианты. Чёрные шашки выточены из тёмно-кровавых альмандинов — красных гранатов. На одной стороне — владыка Аид, на другой — медуза Горгона, по бокам — сцены из гигантомахии, и в промежутках вставлены рубины. Цена одной такой шашки составляла, наверное, цену дома в Афинах. Или целой толпы рабов. А за весь комплект можно было приобрести некрупное государство.