Аффект своеволия
Автор: Олег ЛикушинСсыльно-каторжный по делу 1 декабря Николай Лорер много лет провёл в Сибири, на основаниях общих для всех подобных ему, и вдруг следует перевод в Тобольск – это облегчение участи: Тобольск на 4000 вёрст ближе к «России»; из Тобольска Лорера отселят в Курган – «Сибирскую Италию», или «Сибирскую Украину» (тут мнения генерал-губернатора Вельяминова и самого Лорера расходятся), где зреет виноград, цветут вишни и проч. прелести; ну, ещё чуть-чуть, и «ночь лавром и лимоном задышит». Ко всему, в соседстве с Лорером оказываются родственники его и сердешные с младых ногтей друзья, богачи и добряки и благодетели всем и вся, Нарышкины. Случилось такое счастье Лореру по просьбе племянницы его, любимой фрейлины Императрицы Александры Фёдоровны, А.О. Россет, которая, уловив момент, обратилась, в обход придворного этикета, к самому Императору:
- Ах, Ваше Величество!.. C'est àffreux – это ужасно, ужасно, клянусь вам... Nous sommes tous malheurux, mais il faut les pardonner... tous – мы все несчастны, но нужно их простить... всех, или хотя бы... Ах!
Последовали, одно за другим: минута тишины и Высочайшее повеление: «Пошлите эстафету с приказанием поселить дядю фрейлины Россет в том самом месте, где поселён Нарышкин». Граф Бенкендорф с тишайшим полупоклоном вышед, и тут же полетел эстафет, понеслись фельдъегери, заскакали кони и лошади, завскакивали ямщики и трактирщики, зашарахались мужики и бездельно-встречные. Сроку не прошло, а преданнейший граф всё в точности, по слову Императора, исполнил. И вот что далее:
«В Тобольске мы нашли уже одного из наших товарищей, основателя тайного общества А.Н. Муравьева, но не в ссылке и не на поселении, а на очень видном месте губернатора.
Конечно, подобная куриозная штука может случиться только в самодержавном государстве. Уголовный суд приговорил Муравьева в каторжную работу, не помню, на сколько лет; царь своею неограниченною волею отправил его на жительство в Якутск и не снял с него ни чина полковника, ни орденов.
Вскоре Муравьева назначили полицмейстером в Иркутск и, наконец, губернатором в Тобольск. Но тут он не поладил с генерал-губернатором Вельяминовым и был переведен в Архангельск. Мы радовались в душе, что достойный Муравьев счастливым случаем избавился каторги, хотя в нравственном смысле ему было бы более чести, ежели б он искупил свое заблуждение, - ежели это было заблуждение, - одинаковым с товарищами наказанием. Он не должен был принимать никакой милости, никакого облегчения! Вот что говорит Шнитцлер про него в своей книге:
“Le colonel Alexandre Mouravieff en considèration de la sincérité de son rèpentir, devait être simplement deporté on ne dit pas pour combien d'années en Sibérie sans être degradé ni privé de la noblesse” [Полковник Александр Муравьев в уважение к его откровенности и раскаянию должен был просто быть сослан в Сибирь без указания, на сколько лет, не лишаясь чинов и дворянства]. После Архангельска Муравьев назначен был председателем губернского правления в Симферополь, и когда государь Николай Павлович был там, при представлении чиновников, спросил у губернатора про Муравьева, как он служит. Такая унизительная оценка одна уже достаточна была, чтоб променять свою судьбу на каторгу!»*
Вот что любопытно здесь, кроме, разумеется, «оценки», выставленной более чем стыдному ренегату Муравьёву: бескомпромиссный вроде бы Лорер вдруг легко и натурально принимает своеволие Николая Павловича – именно тот «аффект» своеволия, что спровоцирован красотою, умом и положением известной фрейлины Россет, и который так решительно отразился в судьбе самого Лорера.
А ведь, право, любой, от графа Бенкендорфа до лакея в графской передней, вправе тотчас же сему известию усмехнуться, одарив г-на Лорера одним только вопросцем:
- Послушайте, милстидарь, но «подобная куриозная штука может случиться только в самодержавном государстве», от «безграничного деспотизма своевольного деспота»! Разве нет?
Впрочем, правда и то, что трудно отвечать по совести – а как «на самом деле» легче: отбыть наказание Лорера, или насладиться наказанием Муравьёва...
Кому – насладиться-то?..
Безумцам? Отчего ж нет?
Ей-ей, всё двоится в Империях двуглавых орлов – белого и чорного, Российской и Австрийской: здесь стала «достоевщина», там будет «кафкианство».
С тем и живём-с.