Занимательные герои. Последний рыцарь

В популярные образы героев я не умею, особенно в женские, они вообще для меня загадка за семью печатями. С мужскими же дело обстоит немного проще, о чем я писала в предыдущей статье.

Сейчас же хочу рассказать об одном из моих самых популярных мужских персонажей второго плана. Итак, маршал Гэвин Комри, носящий почетный титул Утреннего всадника – самого доблестного рыцаря в своем поколении. Да, вы правильно поняли, Гэвин назван в честь сэра Гавейна из Артурианского цикла. 

В отличие от более антагонистичных своих персонажей вроде Микаша «Белого Палача» или книжника Жерарда, которые пришли в мою историю с самого начала, пускай и под блеклыми масками, эдакий Жак де Моле, последний Магистр Тамплиеров, явился одним из последних. Про него я только знала, что был у моего ГГ предок, который сотворил нечто такое, что настроил против своего рода весь мир. 

Когда я начинала писать предысторию о становлении антагониста, я начала потихоньку продумывать образ Гэвина, но где-то на периферии, в более спокойных, сдержанных тонах. Но потом что-то пошло не так. То ли, описывая своего многострадального властного антагониста, я заскучала по куда более светлому ГГ, то ли некстати накатило вдохновение-озарение, и Гэвин неожиданно выскочил в авангард и заполнил своей мощной фигурой многочисленные сюжетные дыры.

Критики, в особенности те, кто ругали и осуждали основных моих героев, сразу же его оценили и приняли, назвав чуть ли не единственным достойным героем во всем тексте. Что симптоматично, его не ругали и не осуждали. Банально, не за что было осуждать.

В отличие от основных героев, детализированных, как внешне, так и по характеру, со своими недостатками, ошибками, болью и сомнениями, он написан крупными мазками. Гэвин уже в зрелом возрасте, состоявшийся полководец, грозы юности в далеком прошлом, единственная его страсть и любовь – это война, из личной жизни только дети, потому что… ГГ все-таки его внук. 

Меня удивляло, что его постоянно сравнивали с его юным протеже (по совместительству антагонистом). Зачем? Выбивающийся из низов юнец и видавший виды полководец из богатого знатного рода – несколько разные весовые категории. Они по определению одинаковыми быть не могут.

Один – человек из плоти и крови, а второй – скорее миф, чистый архетип. Мелких индивидуальных черт Гэвин лишен. Кстати, не только с моих слов, эту особенность отмечали те читатели, кому все же нравилось мое детальное изображение основных героев. Крупных недостатков у Гэвина нет, мелких – тем более. 

Он – серый кардинал, незаметно дергающий за нитки своих марионеток, чтобы они идеально отыгрывали сочиненный им спектакль. Он – гениальный тактик, умеющий даже поражение обращать себе на пользу. Он – мужик со стальными яйцами, способный осознанно сделать то, на что у других, даже самых бесстрашных, отваги никогда не хватит. Он, проиграв войну и объявив капитуляцию, умудрился поставить своего самого преданного ученика руководить победителями. Он ушел на своих условиях, непобежденный, унеся свои многочисленные тайны в могилу.

Каждый его выход на сцену сопровождается пафосными овациями, каждое действие становится легендой. Он – сферическая Сьюха в вакууме, и я даже не стесняюсь этого признать. В моих глазах его извиняло то, что он не главный, и ни на хэппи енд, ни даже на посмертное признание заслуг не рассчитан. Он, как и все мои герои, таков, каков он есть, органичный в своей роли последнего эпического героя, которого еще долго будут воспевать в балладах  и верить в его чудесное воскрешение в конце времен.

Но, каждый раз читая его заключительную сцену, я грущу, грущу вместе с читателями, что он сделал такой, пускай даже единственно верный, но тяжелый выбор.

Казалось, прошла вечность, когда зазвонили колокола. Стражники отперли келью и повели его на Площадь наказаний под конвоем. На костёр Гэвин взойдёт с развязанными руками, но до этого освобождать его боялись, словно даже обессиливший он был опасен.

Выкрашенная в чёрное телега для осуждённых катилась по центральным улицам Ловонида, скрипя колёсами. Гэвин был её единственным пассажиром сегодня. Повсюду его провожали самые разные взгляды: испуганные, полные ненависти или даже наоборот сочившиеся любопытством и сочувствием.

Небо хмурилось, дул пронизывающий ветер, но морозы на острове были редки даже зимой. Если снег и пойдёт, то мокрый, пополам с дождём. Хоть бы костёр не потух.

Показалась закопчённая Площадь наказаний. Толпа собралась нешуточная. Люди облепили даже балконы и крыши ближайших домов. Стражники растолкали зевак с пути телеги. Возница остановил лошадей и обрезал верёвки на запястьях Гэвина. Под одобрительный гомон осуждённый показал свободные руки.

Спрыгнув на брусчатку, Гэвин замаршировал как на параде. Спину держать прямо, голову – высоко.

Помост в центре площади по кругу обложили хворостом и дровами. Гэвин взошёл на него, глядя в небо, такое чёрное и ненастное, будто ночь настала среди бела дня.

«Небо, ты будешь скорбеть обо мне?»