Бриллиантовая нога (продолжение)

Автор: Александр Макаров

Яков Моисеевич стоял на своём импровизированном пьедестале – том самом перевёрнутом ящике из-под лекарств. Холл гудел. Лидочка Мурзенко, кажется, уже сочинила оду новой порции селёдки, которую привезли на обед. Дядя Сёма Абрикосов "светил" так усердно, что в углу палаты, казалось, можно было читать газету. А Доцент Партсхаладзе, сегодня в режиме "мясника-философа", вещал Профессору Забывако о преимуществе сала перед котлетами в деле просвещения масс.

— Тишина! — рявкнул Яков Моисеевич, стараясь придать голосу басов, как у оперного певца с Привоза. — Сегодня, дорогие мои слушатели и сокамерники по духу, я расскажу вам историю, которая докажет: в Одессе даже самый безумный план – это гениальность! Это про моего дальнего родственника, Хаима Осиповича Ермолицкого. Он был ювелир, потомственный, и ждал он свой праздник всю жизнь, пока не понял, что праздник надо не ждать, а самому устраивать!

Пациенты замерли. Даже Боря Тостер перестал поджаривать невидимые тосты.

— При советской власти, — начал Яков Моисеевич, понизив голос до заговорщического шёпота, — Хаим Осипович решил эмигрировать. Куда? Конечно, в Израиль! А КГБ, вы же понимаете, они за ним следили, как голодные коты за салом! Думали, он бриллианты вывезет, алмазы, сапфиры!

Лидочка Мурзенко тут же воскликнула: "А селёдку?! Он селёдку вывез?! Это же главное сокровище!"

Яков Моисеевич строго глянул на неё. — Лидочка, не мешайте! Селёдка – это потом. Итак, КГБ следит, а Хаим Осипович что делает? Он идёт на толкучку и покупает две пары обуви на толстой подошве! Ну, вы же понимаете, одессит просто так ничего не покупает!

Дядя Коля Кофеёвский, наш великий дирижёр, начал энергично размахивать воображаемой палочкой, как будто дирижировал оркестром догадок.

— И вот, он эти драгоценности… — Яков Моисеевич сделал театральную паузу, — …в эти самые подошвы и зашил! Сидел дома, пришивал, а потом надел туфли и походил по комнате. И что вы думаете? Бриллианты издавали такой страшный звук, что соседи подумали, у него там крысы танцуют! Или тёща на скрипке играет!

Пациенты захихикали. Дядя Сёма Абрикосов замигал быстрее обычного, словно одобряя.

— Хаим Осипович психанул, — продолжал Яков. — Говорит: "Лучше вообще не вывозить!" Но бриллиантов было не так уж и много, хватило одной пары обуви. И вот он, значит, отправился на Морской вокзал. А там его ждёт племянник Миша, на машине.

— И шо? — спросил Боря Тостер, явно заинтригованный. — Он его поджарил?

— Нет, Боря, не поджарил! Он ему говорит: "Миша, мне 80 лет. Зачем мне эти сокровища? Я хочу поцеловать святую землю и спокойно уже умереть. А тебе они ещё пригодятся". И после этого… — Яков Моисеевич наклонился вперёд, — …он поменялся с Мишей обувью!

В холле пронёсся вздох восхищения. Доцент Партсхаладзе, теперь уже в режиме "застенчивого профессора", пробормотал: "Ах, какая тонкая психология!"

— И вот Хаим Осипович, в своих старых, стоптанных туфлях, идёт к таможенникам. А те, конечно, уже предупреждены. Ждут его, как манны небесной! — Яков Моисеевич изобразил таможенника с выпученными глазами. — Вежливо просят: "Раззуйтесь, уважаемый! Мы ваши новые туфли разберём на составные части!" И они разобрали! Всю подошву распороли! А там… ничего!

— Ничего?! — хором воскликнули пациенты.

— Ни-че-го! Таможенники звонят куда надо, говорят: "Тут слёз ничего нет! Что делать?!" Им отвечают: "Чемодан потрошите! Пиджак! Штаны! Кепка есть? Кепку потрошите! Может, всё-таки и выпадет!" Они так и сделали! Ничего! Звонят опять: "Всё вывернули наизнанку! Невозможно, чтобы не было!"

Профессор Забывако засмеялся. — Анекдот! Просто чистейший анекдот!

— Несчастного Хаима Осиповича, — продолжал Яков Моисеевич, — отвезли в больницу. Заставили выпить литр контрастной жидкости! Сделали рентген! И снова ничего не нашли! На этот раз уже все говорят: "Ну, нет так нет!"

Лидочка Мурзенко, кажется, уже писала новую поэму, что-то про "рентген и селёдку".

— А вот тут, — Яков Моисеевич сделал паузу, как драматический актёр, — заступает новая смена таможенников! И там – младший лейтенант Татьяна Николаевна Луговская! Простая советская женщина 55 лет. В депрессивном состоянии. Почему? Потому что её кошка родила шестерых котят, а раздать их не удалось! Ни одного! Раньше брали, а тут говорят: "Самим жрать нечего!" И она, с тяжёлым сердцем, налила полведра воды и, закрыв глаза, утопила их! А кошка всё норовила заглянуть в ведро, чтобы выяснить, что хозяйка делает со своими детёнышами, и мяукала так дико, что это мяуканье стояло в ушах Татьяны Николаевны всю дорогу на службу!

Пациенты ахнули. Даже Боря Тостер выглядел опечаленным.

— И вот она видит этого Хаима Осиповича. А у Ермолицкого, как говорится, не было лица. Точнее, на нём вообще ничего не было, кроме синих трусов и частично белой майки! — Яков Моисеевич понизил голос. — Это кто? — спросила Татьяна Николаевна. Ей объяснили. И она, такая строгая, подходит к старику, смотрит документы, спрашивает: "У вас есть что надеть на себя?" А он ей: "У меня есть желание умереть и не видеть вас!"

Зал заржал. Дядя Коля Кофеёвский дирижировал аплодисментами.

— Кто вас провожает? — спросила она. — Это мой племянник, Миша, — сказал старик, указывая на своего Мишу. — Вы едете на свою историческую родину. Вы не волнуйтесь, — Татьяна Николаевна вздохнула. — Я могу только снять с себя.

— А сами пойдёте домой в трусах и в майке? — уточнил Миша. — Это нормально. В Одессе пешеход в трусах и майке — это нормальное явление. Может, он с пляжа возвращается, а может, вышел мусор выбросить, или спортсмен. Но появиться в таком виде за границей… так неловко. Зарубежная пресса может это неправильно истолковать. Вы меня понимаете?

— Ну давайте, что там на вас есть, — вздохнула Татьяна Николаевна.

— И через пять минут, — Яков Моисеевич поднял руки, — Хаим Осипович стоял, облачённый в джинсы своего племянника, его футболку "Адидас" с красными полосками на плечах… и совершенно новые туфли, в которых лежали все сбережения его жизни! Картина маслом!

Пациенты аплодировали стоя. Лидочка Мурзенко рыдала, сочиняя пронзительную поэму о бриллиантах и котятах. Доцент Партсхаладзе, сменяя "мясника" на "профессора", кричал: "Греки бы позавидовали такой смекалке! Это же чисто одесская эллинская хитрость!"

— Как вы себя чувствуете? — спросила младший лейтенант. — Как в раю, — лаконично ответил Хаим Осипович. Подошёл к трапу, поднял голову и… — Яков Моисеевич развёл руками. — И уехал! В Израиль! Богатый и счастливый! Потому что без денег ты уже нужен только маме, а вы, дамочки, — Яков Моисеевич обвёл взглядом холл, — Не желаете никогда богатого мужа? Желаете богатства? Зачем вам посредник между вами и деньгами? Будьте счастливы! Главное, что надо хорошо усвоить в этой жизни, так это Белки, жиры и углеводы! И обязательно выпить! Только за здоровье!

Пациенты взорвались смехом и аплодисментами. Боря Тостер попытался поджарить свою рубашку, но его вовремя остановили. Профессор Забывако, сияя, похлопал Якова Моисеевича по плечу.

— Фишман! Гениально! Вот это я понимаю – терапия анекдотами! Вы — наш гуру! Я уже звоню в другие филиалы! Готовьтесь к туру!

Яков Моисеевич, уставший, но довольный, улыбнулся. Он знал, что его ждёт. Тур по дурдомам. Но теперь он был не просто писателем. Он был рассказчиком. Целителем душ. А что ещё нужно для одесского классика?

+39
85

0 комментариев, по

1 738 72 766
Наверх Вниз