Что вы можете знать об орочьей любви?
Автор: Яна КаляеваДописали третий - последний - том про сильных, которые не убивают (но это не точно и вообще как посмотреть). Теперь, как всегда - несколько этапов редактуры, вычитки и корректировки угла, под которыми развешаны на стенах ружья. То есть еще пара недель. Мне нравится, что в этой трилогии каждый том получается отдельной законченной историей, и связаны они частью героев и местом действия.
Обложка в этот раз вот такая, от чудесной Татьяны Коган. Большая радость - работать с художником, который понимает одновременно и твои индивидуальные запросы, и формат развлекательного сайта.
Соавторство с Пашей - одна из лучших вещей, которые случились в моей писательской жизни. Очень надеюсь уговорить его продолжать - запустим новый цикл по Тверди или уже не по ней, не решили пока. Я знаю, что институт соавторства, особенно с большой разницей в рейтинге, на АТ несколько скомпрометирован, но мы вне подозрений: у нас сильно различается стиль, и видно, что пишем мы примерно поровну. Два взгляда на идею и конфликт произведения придают ему объем и насыщенность. Паша потрясающе пишет действие и не боится круто забирать на поворотах. Каждый раз с нетерпением жду проды собственной книги!
Я по-прежнему пишу про Соль, несколько заматеревшую, но не утратившую бодрости духа. А у Паши новый герой - ссыльный доцент Макар Немцов. Маг давления, характер скверный, не женат ) Мужик наломал дров от непомерного стремления к познанию и теперь работает смотрителем маяка, возделывает свой огород и хочет только, чтобы его все оставили в покое. Но, сами понимаете, тем, кто попал в сферу интересов Солечки, такое не светит.
Еще в третьей книге на первый план выходят старшие воспитанники Соль, и для них Макар становится кем-то вроде отцовской фигуры.
Едва настроил старый приемник, чтобы принять прогноз — как примечаю постороннее шевеление внизу. Возле моей теплицы!
Можно было б списать на Лютика, но рыжий разбойник тут, устроился на окне — глядит на меня настороженно одним глазом. Значит, гости… кто бы там они ни были.
Стараясь делать это бесшумно, спускаюсь по лестнице и бегу к теплице. Прихватываю по пути лейку — под руку подвернулась. …Ах ты ж, зараза!
Входная дверь нараспашку — хотя там вообще-то замок висит. Символический, от почтового ящика — но всё же!
— Шухер, братва!
У двери теплицы, что когда-то вела на какой-то старый балкон, топчется снага-подросток: дюжий, эдакий шкафчик. Меня он поздно заметил, потому что засунул башку в теплицу: интересно ему, что там.
Услышал, таращит глаза, отскакивает.
— Шухер!
Из теплицы вылетают еще двое пацанов: один — тоже крепкий, рослый, с крашеными цветными волосами торчком, второй — наоборот, сутулый дрищ, с засаленной темной косицей. Оба — снага. И…
Бум!
Не вылетает. Первый успел выскочить, а второй — нет. Я перекрываю проход и тощий, врезавшись мне прямо в грудь, отскакивает назад мячиком. На ногах-то он удержался — ловкий! — а вот грядку разворотил. И в кулаке — поглядите на него только! — лук! Приличный такой пучок. И не выпускает!
— А ну, стоять! — рявкаю я.
Куда там.
Тот, что с волосами торчком, без сомнений кидается, чтобы меня снести — и чтобы друг выскочил.
Действую автоматически — раньше, чем голова поняла. Ладонь сжимается в кулак.
Парень — на бегу — всхлипывает, открывает рот. До меня добегает, но ему уже не драки — дышать не может, перехватило. Толкаю его — валится навзничь, но вроде без травм.
— Э-э, ты чо?!
Крепыш на шухере, увидев, что друг упал, наливается кровью. Тоже сейчас кинется… черт!
Двигаю легонько рукой. Бух! Снага моргает дезориентированно. Легкий акустический, плюс бароудар. Легчайший… Потому что не покалечить бы этих балбесов! Если я «хлопок одной ладонью» выполню, он же ласты склеит. Прямо здесь, у теплицы. Такой компост нам не нужен…
В этот момент и я получаю удар — в бок. Ну хоть не по затылку! Не удар, впрочем — толчок плечом. Тощий, который остался в теплице, воспользовавшись, выскакивает наружу. Пучок лука так и не выпустил, засранец!
И всё-таки… Всё-таки, как бы так сделать, чтобы они успокоились? Не перегнув палку… Во!
На земле валяется полторашка воды — выпала у кого-то из рюкзака.
— Стоять, сказал! Замерли! А не то…
Я эффектно растопыриваю пальцы — бутылка разлетается в лохмотья, белая пробка пулей уносится прочь.
Думаю, если все трое были бы на ногах, сейчас полетели бы вслед за ней, с той же скоростью. Но их вожак — а по нему видно, что он вожак — валяется на земле и хватает воздух. А прочие без него не бегут, даже дрищ.
Молодцы.
— А ну, отдай лук!
Отбираю у тощего свое богатство. Ну как отбираю — он быстро кладет измочаленный пучок на траву и отскакивает. И зыркает. Ну наконец-то! Что мое — мое.
— Х-хх… Ты что — маг? — хрипит паренек с разноцветными волосами с земли.
— Ты хотел сказать «вы — маг». Да, всё верно. И вы вломились туда, где я живу, повредили мое имущество и напали на меня. Знаете, что за это бывает?
— Знаем! — неожиданно восклицает крепыш, перестав трясти головой и хлопать себя по уху.
Не сбежал, но на роже у парня отчего-то написан ужас.
— Знаем! Пожалуйста, господин маг, не надо нас проклинать! Как Моргот проклял Феанора у врат Форменоса! Мы просто хотели лука!
Это настолько внезапно, что я… наверное, я теряю грозное выражение лица. Наверняка теряю. И кашляю.
— Шта-а?.. Кх… Гм… Ты… ты откуда ты знаешь эльфийские легенды, пацан?
Юный мордастый снага меньше всего похож на знатока древних преданий эльдар. «У врат Форменоса», надо же…
— Нам рассказывала это в детдоме госпожа Токс, — бесхитростно объясняет мордастый. — Пожалуйста, извините нас! Мы уже уходим!
Под эти речи снага с крашеными волосами поднимается с земли, а тощий и вовсе готов дунуть отсюда в любой момент.
— Никто никуда не уходит, — рычу я, — или…
Серия хлопков прямо в воздухе теперь звучит достаточно убедительно, чтобы эти пацаны задержались. Тощий даже подпрыгивает. А всего-то точечные манипуляции с давлением.
— Да мы ничего не сделали! — начинает огрызаться крашеный. — Просто заглянули! Чо, лука жалко?!
Тяжело вздыхаю.
— Тебя как звать?
— А чо?!
— Равнение на плечо! Звать, говорю, как? Понимаешь нормальные вопросы, пацан? Или только силу?
— Ёж, — выдавливает крашеный.
— Хорошо. Вас двоих?
— Чип, — признается луковый вор.
— Кубик, — это мордастый.
— Значит, из детдома?
— Ну… да, — мямлит Кубик.
А Ёж дерзко заявляет, подняв голову и глядя на меня в упор:
— Да, мы из детского дома Соль! Той самой!
— Не знаю о ней ничего. Кроме того, что, кажется, воспитатель ваша Соль — хреновый.
— Нормальный она воспитатель!
Игнорируя это заявление, указываю на разрушенные грядки и на осколки стекла: разлетелось, когда меня Ёж толкнул.
— Значит, не проклинать. Хорошо, допустим. Могу и не проклинать. Милицию, как вы поняли, вызывать тоже не буду. Но вот этот ущерб, парни, надо ликвидировать. Это по-честному. Стеклорезом умеешь работать?
Гляжу я на Кубика, потому что надо же на кого-то глядеть предметно, когда хочешь припрячь к работе. Например, на этого амбала.
— Там нужно сначала линию провести по линейке, а потом аккуратно стекло обломить. Главное — четкость движений. Могу показать. Стеклорез и стекло — выдам.
— Я умею, — сообщает мне Ёж, и опять с дерзостью. — Только не хочу. И чо?
В этот момент у него из-за плеча выдвигается третий, щуплый. Чип.
— Я могу поправить, — тихо говорит он, кивая на порушенную грядку. — Дайте лопатку.
«Еще чего! Это-то сам, без вас сделаю!» — почти произношу я, и… что-то меня удерживает. Серьезная интонация Чипа, вот что. Ну и вообще. Не каждый день тебе снага предлагают помочь с грядками.
Даже в том случае, если сами виновники разрушения.
— Э! — восклицает Ёж. — Чип! Ты чего!
Он тоже явно считает, что происходит недолжное.
— Ну там же еда растет, — объясняет ему Чип ответственно. — Нельзя ногами топтать, как я.
…А это он молодец!
Через пять минут Кубик под моим руководством режет стекло для бывшей балконной двери, а Чип, оказавшись на диво точным и аккуратным работником, равняет грядки. Даже те, на которые не наступал. И всё смотрит тоскливым взглядом на пучок лука, который я отобрал… Блин, да их там не кормят что ли, в этом детдоме?
— Пошли, — говорю я главному, удостоверившись, что один не срежет рассаду, а второй — пальцы.
— Куда? — ершится Ёж.
— На летнюю кухню вон. Бутерброды делать. С салом. Ну и чай поставлю.
От этого предложения он не отказывается.
К сожалению, в чем-то Макар прав - Соль действительно так себе воспитатель. По крайней мере, теперь ее больше занимают другие вещи.
Дайсон проводит пальцами по моему бедру. Млею от его прикосновения и не сразу слышу вопрос:
— Откуда у тебя такая татуировка?
— А, это… да ничего интересного. Скоморохи поставили, я у них выросла.
Дайсон присвистывает.
— Боюсь представить, что же ты считаешь интересным, бао-бэй…
Вместо ответа глупо улыбаюсь. Голову заполняет сладкий туман. Я год прожила в теле снага — и только теперь поняла, для чего оно предназначено…
Мы лежим на ковре в гостиничном люксе. Город мы честно попытались посмотреть, но надолго нас не хватило. Я наскоро сняла номер в дорогом туристическом отеле — не в детском доме же трахаться и не в мастерской Кляушвицев, а ехать на виллу Генриха показалось мне неправильным. Не то чтоб мы делали что-то постыдное, полгода — нормальный для снага срок траура, и все-таки… не готова я пока приводить в его дом другого мужчину.
Номер-люкс на поверку оказался не самой удачной идеей — даже по меркам нашей невзыскательной расы тут чересчур… дорого и богато. Огромная кровать под бархатным балдахином нам не пригодилась — слишком мягкая, двигаться неудобно. Так что мы использовали все остальные предметы и поверхности: пол, подоконник, раковину, банкетку, вешалку, еще раз пол, карниз и чучело медведя, предварительно отняв у него водку и балалайку. Вы когда-нибудь отнимали у чучела медведя водку и балалайку? Если нет — что вы можете знать об орочьей любви?
Ах да, надо бы все-таки поговорить. Самое время немного рассказать о себе…
— Я — мутант с вживленными генами хтонической плесени, поэтому тень для меня — дом родной. И еще — тренированный боец арены и убийца, но убивать не могу из-за авалонского приговора. Его вообще-то вынесли не мне, но так уж фишка легла, что он теперь и мой тоже. Сначала собиралась просто позвонить маме, потом у меня как-то сам собой образовался детский дом, а теперь и вся теневая жизнь Поронайска под моим управлением — временно, надеюсь. Ну знаешь, как оно бывает — то одно, то другое, и вот мы здесь, в этой точке — в смысле, на этом ковре… Говорю же, ничего интересного. Расскажи лучше, ты откуда взялся, такой интеллектуальный да образованный?
Дайсон чуть ухмыляется:
— Винчестер колледж, Хэмптон, Авалон. Факультет корпоративных коммуникаций и менеджмента.
От изумления одним движением сажусь по-турецки:
— Что? Как? Я была уверена, что ты местный…
— А я и есть местный. Васильевский, в смысле. Из третьего помета в семье потомственных безработных.
— Но… где это все и где — Винчестер колледж?
— Знаешь, а на Авалоне многие как раз уверены, что чтобы поступить в Винчестер колледж, надо быть снага из бедной семьи с занюханной окраины. Разнообразие, инклюзия, программы равных возможностей для детей из отсталых регионов… Липа, конечно, по большей части. Но если задаться целью, в какой-нибудь образовательный грант вписаться можно. А я всегда был очень целеустремленным, бао бэй.
— Но где ты выучился… так драться? На факультете корпоративных коммуникаций и менеджмента?
На теле Дайсона — с полдюжины разнообразных шрамов, вообще-то обычное дело для снага. Эти, правда, хорошо зажившие, едва заметные — видимо, раны лечили магией.
— Ах, бао-бэй, ты даже не представляешь себе, как дерутся мальчишки в закрытых авалонских бордингах, — Дайсон усмехается краешком рта. — Наши дворовые свалки по сравнению с этим — детский утренник. В нас нет и тени этой ненависти, этой готовности зубами прогрызать себе дорогу, хоть бы и через тела конкурентов. Да и корпоративный менеджмент… как сказал самый честный из моих преподавателей — по существу это драка за нож в грязи. И, поверь на слово — я побеждал. Всегда.
— Тогда почему ты вернулся сюда?
Дайсон пожимает плечами:
— Лучше быть первым в деревне, чем последним в Риме. Инклюзия — это в основном пустые слова, обычное корпоративное лицемерие. Лучший карьерный трек, который мне светил — за десять-пятнадцать лет выгрызть кресло в правлении какого-нибудь заштатного филиала по квоте на низшие расы… да-да, на Авалоне на самом деле так и говорят, когда не под запись. И то вряд ли, я же здоровый молодой мужчина, а женщина-инвалид закрывает сразу несколько пунктов в списке. А главное — все это формальность, синекура. Вот я и решил действовать там, где могу добиться чего-то реального. Ладно, я в душ, бао-бэй… смотри не засни!
Вот сразу видно, что Дайсон пожил с людьми — снага естественным запахом здорового тела не тяготятся. С удовольствием провожаю его глазами.
Все чаще слышу там и сям разговорчики, что хорошо бы Дайсону стать следующим военным вождем… Что ж, он подходит — Генрих предполагал, что в толпе инициируется самый интеллектуально развитый, а другой выпускник Винчестер колледжа среди сахалинских снага едва ли сыщется. Я видела, как Дайсон ведет ополченцев в бой. Снага от одного его присутствия превращаются в воинов — улыбка вождя неизменно воодушевляет паникующих, а бодрый матерный окрик ставит на место зарвавшихся.
И удачно, что у нас все вот так сложилось. Раз в жизни то, чего я хочу, и то, что правильно — одно и то же. Если мы будем парой, смена власти пройдет гладко, как бы естественным путем. И не вечно же мы будем воевать… Вот выгоним промысловиков — и я охотно уступлю Дайсону все эти дела с долгами и крышеванием рынков, а сама займусь образовательным проектом. Правда, для инициации нужна чрезвычайная ситуация — но чего-чего, а этого добра у нас теперь в избытке.
Все это, разумеется, смешается, взболтается и изольется самым неожиданным - надеюсь! - образом.
"Сильные" - самое легкое и развлекательное из всего, что я когда-либо писала, но некоторые читатели говорят, что книга выходит реалистичной и тяжелой. Что же, на всякий чих не наздравствуешься. Пора, пожалуй, спозиционироваться: мы пишем для тех, кто любит поострее. Герои идут к своим целям и как-то даже приходят, но ничего не достается им даром - чтобы что-то получить, надо что-то отдать. Мрачняка и безысходности нет, но густой вайб русреала - самое для меня интересное в мире Тверди. И да, я в курсе, что на АТ ценятся только позитивные сюжеты и эмоции, поверхностное скольжение по ткани повествования, но я так не могу, мне это скучно - и, надеюсь, части читателей тоже. "В жизни много света и много тьмы; иногда мы должны погружаться во тьму". Финалы - то, что на буржуйском киношном сленге называется bitter-sweet, "горько-сладкие". Да, большинство героев обретает желаемое, но часто не совсем так, как им того хотелось.
Я знаю, что это не АТшный формат. Тем ценнее присутствие и поддержка каждого из вас, дорогие читатели. У меня есть в работе литературные проекты и на другую аудиторию, один должен выстрелить уже в августе-сентябре. Но этот сайт я люблю безумно, благодарна ему за свое счастливое писательское детство и не брошу никогда. Потому что здесь есть вы, а вы - лучшие.