Персонажи в книжном

Гьян почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Не меньше трех батальонов. И не то чтобы все происходящие чудеса были такими уж непривычными, наоборот – удивляло и пугало именно то, как обыденно все вокруг выглядит. Этот вокзал, этот рынок и эти дома вполне могли расположиться в любом районе его практически забытой ненастоящей родины. Да и выехавший из-за поворота белый в синюю полоску древний автобус-гармошка напоминал что-то знакомое.
«Можно пройти через калитку, чуть-чуть пройти по улице, и я окажусь полностью в этом мире, – с этими мыслями по коже замаршировал арьергард мурашковой армии. – Мои здешние силы будут действовать, надо только подальше от дороги отойти, и они развернутся полностью. Но тогда я потеряюсь... нет, мне придется добираться домой одному. По дороге, которую я проехал всего раз».
Мыслей о том, чтобы врасти в эту конкретную реальность, не было вообще. Только погулять и попробовать ощутить что-то кроме чужого раздражения на мешающего пройти мечтательного болвана. Распробовать прочно стоящий и мнящий себя единственным мир. Конечно же, единственный и цельный, как пресловутый ежик с дырочкой в боку, которая свистит, но не мешает ежику оставаться ежиком. Здесь, возле самой дырочки, в пограничье, это кажется особенно смешным. И ощущения идущих мимо людей – тоже смешат. А уж свои собственные страхи по поводу псевдородного дома... Одна дорога в никуда ему бы точно не сильно повредила. Другое дело, что такой спокойный мир, надо полагать, мало кому сдался.
Там было что-то интересное. Конечно же, было, вот только в микродозах, иначе не скажешь. И все эти микродозы с большой вероятностью могли оказаться точно такими же, как и в других мирах. Илена говорила, что в закрытых мирах порой попадаются односторонние порталы, которые выглядят совсем невинно – как ворота, перевернутый бетонный блок или даже дверь. Прошел – и все, привет другой вселенной, которая отличается от родины сущими мелочами. А память человеческая и без пауков не все мелочи способна удерживать. Вот так и ходят из мира в мир люди, разносят идеи всего интересного, и миры по большей части остаются идентичными. Если, конечно, это полноценные миры. Типа этого.
Гьян не мог сказать, почему чувствует и мир тоже. Но это были определенно не людские мысли и не человеческие эмоции, реальность сама что-то думала о себе, отражалась в миллиардах населявших ее зеркал и знала, что эти зеркала живут на большом шарике, крутящемся вокруг сильной превосходящей его по размерам звезды, и вокруг вот этих маленьких звездочек, проступающих на осеннем закатном небе, тоже могут крутиться свои шарики со своими живыми существами.
Бесконечность в самых разных формах ждала за каждым углом, и все-таки эта жизнь в центре пропасти всем казалась совершенно нормальной. Никто не задумывался ни о чем, а если кого и посещали подобные мысли, то его никто не понимал – не хватало языка выразить собственные ощущения. Гьяну тоже не хватало сейчас словарного запаса, даже скромного нецензурного, теоретически способного упрощенно передать любые понятия. Подходило к ситуации лишь одно слово – парадокс. Касалось оно как жизни на тонкой пленке между бесконечностями, так и того, что на самом деле он сам изменился далеко не так сильно, как должен был, по собственному представлению. Он все еще никакой не сверхчеловек, а просто парень с большим надкусом в памяти, и где-то за спиной, – он обернулся: машина была на месте, и Ленька маячил поблизости от кирпичного киоска с вывеской «Книжный мир», – его ждет новое, но более простое существование.
Если он сейчас раскроет этот мирок, как шкатулку с дешевой бижутерией, никто из его настоящих сородичей не скажет ни слова против. Он хотел почувствовать, что такое дорога, что такое новые миры – ну вот, теперь чувствует. Можно снова вернуться на самый что ни на есть бытовой план и продолжать жить по-прежнему. Ничего страшного не произошло, здесь можно быть счастливым... а можно и не быть. Можно узнать все о своем прошлом, а можно отказаться. Не знает же никто точно, как выглядят его собственное тело – на спине, под волосами, внутри, наконец. Условно знает, как это бывает у всех, и только... можно изобрести ухищрения, чтобы заглянуть внутрь именно себя, но совсем не обязательно это делать.
И возвращаться, чтобы спасти мир, который даже не знаешь... можно этого не делать. Или просто не торопиться. Да, это правильно – не торопиться. Дороги приведут куда надо и когда надо, он не опоздает. А если опоздает, то ему просто не было нужно туда приходить, и точка.
Но все же этот мир скучен. Книжный может оказаться интереснее, не из праздного же любопытства Леонид там стоит так долго. Гьян бросил прощальный взгляд на вокзал – явное продолжение узла, судя по ощущениям, – и направился к ларьку.
Эффект, которым хотел поделиться Леня, оказался и правда занятным. Ларек снаружи выглядел крошечным, внутри едва хватало места для продавца, покупателей и двух столов с книгами, но стоило войти внутрь и начать продвигаться влево вдоль столов, касаясь разложенного товара, как киоск постепенно начинал расти вширь. Стены, оклеенной матовой пленкой под серебро, так и не удавалось достичь: все время появлялись новые и новые прилавки, а в конце концов Гьян обнаружил себя в углу из двух заставленных книгами полок. Лабиринт полок продолжался вплоть до лестницы, уходившей куда-то вниз и, другим пролетом, вверх.
–Выход на все книжные магазины, принадлежащие дороге, – пояснил Ленька, снимая с полки книгу в бежевой обложке с яркой иллюстрацией по центру. – Кстати, если открыть и начать читать, с гарантией провалишься в содержание текста, я проверял. На этих полках у всех книг такое свойство. Но это не настоящий переход, когда текст заканчивается, надо искать следующую часть.
За ближайшей полкой Гьян вдруг ощутил какое-то шевеление. Но, присмотревшись, ничего, кроме глубокой тени, не увидел. Он попытался сосредоточиться и поймать эмоции странного существа, но тут снова заговорил Леонид:
–Сновидец, – тень на голос никак не отреагировала. Она сняла с полки книгу и исчезла в страницах. – Они тоже пользуются свойствами книг, подозреваю, что это и для них безопасно. В отличие от сна на дорогах или снов о некоторых местах, где возможны провалы.
–А чем они отличаются от безопасных? – этот вопрос Илена не затрагивала.
–Там тени выглядят как бесплотные люди, – Леня чуть скривился. – Моя мать там провалилась, поэтому и знаю. В подземке, говорят, тоже есть станции, где тени обретают форму, лично я не видел. Но тамошние пауки разумнее верхних и вроде бы не настолько кровожадны, а кто срывается – становится законной добычей Инис.
–Слушай, если взять здесь книгу, – Гьян инстинктивно попытался перевести тему подальше от пауков, – ее свойства сохранятся?
–Нет. Зато, если принести любую бумажную сюда, получится в нее проникнуть. Мамин амулет я сюда не таскал, правда, хотя он может выглядеть и как книга, – Леня поднял голову к серебристому потолку. Туманное отражение не шелохнулось. – Иногда мне хочется забыть о том, что у меня вообще была мать. Но однажды тебе придется с ней столкнуться.
–Она... – вопрос закончить не вышло. Леонид резко рубанул воздух рукой:
–Она – лгунья! Они с отцом знали, что я вижу их кошмары, но за два десятка лет ни черта не сделали, и порой меня это так бесит, – он оперся ладонью на полку. – Понимаю, что у нее нет причин лгать тебе, но с того самого момента, как мы выехали, я не могу перестать думать... ты слишком важен для Илены.
Леня замолчал, выражение его лица постепенно менялось, гнев уступал место чему-то вроде недоумения. Словно он сам не понимал, отчего вспылил. Сказать точнее, как раньше, Гьян не мог, – похоже, мешала сама природа растянувшегося во все стороны магазина. «Или он считается частью дороги, или это отдельный мир и у меня здесь другие способности... интересно, а какие у Леньки?»
–И для меня тоже важно, чтобы в твоем прошлом не было лжи, – наконец договорил Леня. – Хотя по идее она не должна что-либо от тебя скрывать, ты-то ей никто.
–Ты не можешь заставить себя доверять ей, – откуда-то из огрызка памяти всплыл этот простой прием – озвучить чужие эмоции. – Так давай встретимся с ней в любом мире, где ты читаешь мысли, и ты будешь уверен, что она не хитрит.
–Логичный вариант, вопрос в том, как это провернуть, – Леонид ненадолго задумался. – Хотя такая реальность у меня на примете есть, еще бы там война не шла...
Чуть понизив зачем-то голос, словно скользящие мимо сновидцы или продавцы за далекими прилавками могли их услышать, Ленька рассказал о мире, где не только владеет телепатией, но и может маскировать  ее амулетом, так что мать не догадается о прослушке. Эта реальность образовалась из нескольких прилипших к дороге осколков и могла бы напоминать ту цепь поселков, в одном из которых жил некий Мейнс – по словам Леонида, сволочь редчайшая и хорошо, что покойная. Илена о нем не упоминала, а может, Гьян как раз это и не запомнил. Но примыкала эта низка огрызков не к дороге, а к трамвайной ветке, на одном из слоев, и по этому слою от края до края могли передвигаться все ее жители.
–Они не потенциальные странники, максимум – шпалы, и на нормальной дороге им не выжить, – судя по лицу Леньки, он просто не ставил полноценных экспериментов. Или поставил один раз и не был доволен результатом. – Но в пределах этого отрезка перемещаются, и даже строят бронетрамваи. Любопытная цивилизация, короче. Особенно занятно они воюют, но должны ведь у них быть и мирные периоды, главное, в правильное время приехать.
–Твоя машина? – Гьян не договорил, но Леня понял его с полуслова.
–Проедет. Она трансформируется хоть в трамвай, хоть в катер, мне нужно только захотеть. Заманить туда маму – вот главная задача.

Этот парень начинал ему нравиться все сильнее. Наверное, Леньке это и правда было надо – пообщаться с равным себе, но менее опытным существом. Как в универе – «постучать в стенку», объяснить вопросы перед экзаменом другому студенту и таким образом лучше понять тему. Идея выманить мать на лишь условно нейтральную территорию была конгениальной. Не без недостатков, но в теории талисман против талисмана работать должен. Сражались ведь почтенные предки с мумиями-носителями работы Светлейшего.
–А ты можешь определить, где она находится сейчас? – фантазия Гьяна, возможно, подстегнутая эманациями книг, продолжала работать. – Или позвать... вообще, связываетесь вы как, только через Илену или как-то еще?
–Позвать, говоришь, – Леонид тронул амулет, пока работающий вполсилы. – Позвать можно. Хоть я и не строитель, но по чужим дорожкам хлебные крошки разложить смогу. Мы сейчас в очень удачном месте для этого.
Он потянул Гьяна к лестнице на второй этаж, уже целиком примыкающий к другому миру. Там, в большом помещении со стеклянными стенами и без перегородок, солнечный свет играл в тысячах мелких стеклянных, пластиковых и каменных безделушек, в изобилии разложенных по столам-прилавкам. Книги тоже имелись, но они меньше привлекали лучи, и сияло только золотое тиснение на некоторых. Гьян зачем-то пошел к стене, Леня не стал его останавливать, хотя мог и так сказать, что там за окнами с этой стороны – огромная клумба в обрамлении рельсов и ленты асфальта. Здесь лето и середина дня, цветы должны выглядеть сплошным ковром, и в центре фонтан, как черно-белый круг. Ленька помнил и цвет гранитной плитки, облицовывавшей чашу, и то, что дорожки, спускающиеся по холмику вниз, светло-серые, из обычного бетона. Ходить по ним он не пытался.
Леонид заставил себя сосредоточиться и выбрал книги-приманки. Тонкие, с заманчивыми названиями, многие он и сам не читал, так что точно заинтересовался бы. Потом, купив их, на соседнем прилавке покопался в кучке закладок, похожих на огромные прозрачные скрепки, и отобрал все в форме машущих рук. Одна в итоге оказалась лишней, и ее Леня закрепил на пустом внутреннем кармане куртки. Так даже лучше, получится маячок, только нужно, чтобы амулет до него дотрагивался.
Спинкой к стеклянным панелям, недалеко от места, где смотрел на улицу Гьян, стоял обычный офисный стул, временно ничейный. Ленька занял его, разложил книги на коленях и сосредоточился, представляя мать. Как минимум одна из стопки должна была появиться поблизости от Надежды Зинкаревой. И правильно заколдовать книги было сложнее, чем управляться с монстрами, подчиняющимися носителю амулета. Может даже в какой-то момент показаться, что идея на самом деле дурацкая, хотя томики исправно исчезают. Хлебные крошки, именно так это и должно называться, потому что клюнуть на них способен и левый человек.
Есть, разумеется, более простые и быстрые способы дозваться, но пока Гьян с ним, хочется тянуть время. Пусть проникается дорогой во всех ее проявлениях, пусть чувствует, какое это на самом деле сложное и простое одновременно явление. Нельзя понять, но можно знать и пользоваться, а большего на этом этапе ему и не нужно. Он ведь не умирал, не воскресал, и о жизни своей не помнит ничего такого, чтобы бросить ради этого чудеса. И ничего такого, что способно эти чудеса отравить и нивелировать. Леонид по-прежнему слегка ему завидует. Хоть все беды прошлого и отделены матовым стеклом смерти, нельзя забыть о том, что они имели место.
«А вот у него получается радостная и счастливая жизнь, прямо как у жертвенного животного,  – сравнение заставило Леню поежиться, и последняя книга, кажется, улетела-таки не туда. – Впрочем, на какой его там алтарь ни готовили, теперь за него отвечаю я. И хрена с два я кому-нибудь дам причинить вред тому, о ком заботится Илена. Даже если он и не ребенок ее старых друзей», – в том, что оговорка эта лишняя, Ленька был уже уверен на все сто. Без десятых. Ну не чужой этот парень дорогам, ни капельки не чужой. Признают, как блудного сына. Его, Леонида, первые шаги по ним были куда более драматичными, правда, там и тогда все Мейнс испортил. И тревога за Кейаса.
Он поднял голову, уцепился взглядом за монументальную табличку «Не шумите, здесь занимаются эскапизмом», венчавшую ряд аналогичных надверных и настенных знаков, и встал. Тронул за плечо Гьяна, вполголоса объяснил, что можно уже уезжать, и повел его вниз.
По дороге вниз и обратно к выходу на рынок Леня пытался выкинуть из головы тот образ Илены, который потряс его во время самой первой встречи. Точнее, даже не сам образ, а мысль, что сейчас Илена выглядит иначе. И дело не в том, что он привык – привыкнуть-то как раз невозможно, – а в том, что она действительно изменилась с начала их совместной жизни. Не представление о ней, но она сама... и это невозможно. Хотя, в принципе, он ничего не знает о женщине, которую любит, и не узнает, как бы это его ни бесило.