Про О.Генри

Напомнили сегодня, что есть на свете рассказы О.Генри и "Короли и капуста". Да как же их можно не любить. "Короли и капуста" - просто книга жизни. Когда ковид начался, я накупила китайских тканевых весенне-летних перчаток ко всем одежкам и пост запилила: "Посмотрите, милые друзья, на этих клопов сатаны (эмодзи коронавируса) Я знаю их отлично. Они летают в небе, как голуби, стаями… Живые улетели, а мертвые засыпали своими телами наш город. Это еще мелочь, а в Юкатане я видел вот таких, величиной с апельсин. Да! Там они шипят, как змеи, а крылья у них, как у летучей мыши. От них одно спасение — башмаки. Zapatos — zapatos para mi!" - Потом ковид кончился, а весенние перчатки я до сих пор ношу, хотя раньше считала глупостью. Вот так в любую анчурию приходит цивилизация.

А Proof of the Pudding, в нашем прокате "Попробовали - убедились", о том, как редактор и автор рассказов поспорили, в каком стиле должен изъясняться стрессированный персонаж! ("Но наряду с этим всем людям, мужчинам и женщинам, присуще какое-то, я бы сказал, подсознательное, драматическое чувство, которое пробуждается в них под действием более или менее глубокого и сильного переживания; это чувство, инстинктивно усвоенное ими из литературы или из сценического искусства, побуждает их выражать свои переживания подобающим образом, словами, соответствующими силе и глубине чувства. - Но откуда же, во имя всех небесных туманностей, черпает свой язык литература и сцена? - вскричал Доу. - Из жизни, - победоносно изрек редактор".) Обожаю.

Про Джеффа Питерса и Энди Таккера как-нибудь в другой раз, а сейчас про девушек из рассказов О.Генри. По первым разам я читала эти рассказы довольно-таки маленькой, и совершенно не улавливала, что все эти продавщицы, миллионерские дочери, девицы с ранчо, художницы и прочие - не современные американки и даже не девушки эпохи джаза, а девушки Гибсона! Что они в платьях до полу, в корсетах и с вооот такими укладками. И что соорудить знаменитое пурпурное платье к корпоративу для охмурения шефа-зожника было значительно сложнее и дороже, чем мне казалось.

А выглядят они такими современными, потому что, возможно, это первое поколение женщин, способных решать. Не всегда, не везде, и все равно благополучным финалом в основном считается замужество (теперь хотя бы по любви!). Но это уже наши девушки.

Так вот: "Неоконченный рассказ" О.Генри и "Лук" Акутагавы.

-- Я видел сон, столь далекий от скептических настроений наших дней, что в нем фигурировала старинная, почтенная, безвременно погибшая теория Страшного суда. (...) Но все это не относится к делу и только занимает место, предназначенное для рассказа. -

-- Сегодня вечером я собираюсь в один  присест  написать  рассказ:  завтра истекает срок представления рукописи. Я  не  просто  собираюсь,  я  должен написать его обязательно. Если же вам интересно,  о  чем  я  буду  писать, придется прочитать то, что следует ниже.

-- Дэлси служила в универсальном магазине. Она продавала ленты, а может быть, фаршированный перец, или автомобили, или еще какие-нибудь безделушки, которыми торгуют в универсальных магазинах. Из своего заработка она получала на руки шесть долларов в неделю. Остальное записывалось ей в кредит и кому-то в дебет... 

-- В одном из кафе вблизи Дзимботе на Канда служит официантка по имени  Окими.  Говорят,  что  лет  ей пятнадцать-шестнадцать, но выглядит она взрослее. 

-- Кровать, стол, комод, умывальник, стул — в этом была повинна хозяйка. Остальное принадлежало Дэлси. На комоде помещались ее сокровища: фарфоровая с золотом вазочка, подаренная ей Сэди, календарь — реклама консервного завода, сонник, рисовая пудра в стеклянном блюдечке и пучок искусственных вишен, перевязанный розовой ленточкой. Прислоненные к кривому зеркалу стояли портреты генерала Китченера, Уильяма Мэлдуна, герцогини Мальборо и Бенвенуто Челлини. На стене висел гипсовый барельеф какого-то ирландца в римском шлеме, а рядом с ним — ярчайшая олеография, на которой мальчик лимонного цвета гонялся за огненно-красной бабочкой. Дальше этого художественный вкус Дэлси не шел; впрочем, он никогда и не был поколеблен. 

--  У нее комната в шесть татами, с низким потолком. Из выходящего на запад окна видна только черепичная крыша. У окна -  придвинутый  к  стене  стол, покрытый ситцевой материей. Его, собственно, лишь ради  удобства,  условно можно назвать столом, в сущности же, это  старомодный  чайный  столик.  На этом старинном чайном столике-столе лежат книги в европейских  переплетах, их тоже не назовешь новыми.  Ну,  к  примеру,  "Кукушка",  "Сборник  стихов  Тосона", "Жизнь  Мацуи  Сумако",  "Новое Асагао-никки",  "Кармен", "Если посмотреть с высоты гор на долину"  и  еще  несколько женских журналов  -  вот  и  все.  Хоть  бы  найти  там  один-единственный экземпляр моих рассказов. Увы! Рядом со столом -  буфетик  с  облупившимся лаком. На нем стеклянная ваза с узким  горлышком  для  цветов.  В  вазу  с особым изяществом вставлена искусственная лилия  с  оторванным  лепестком. Легко догадаться, что эта лилия, будь у нее целы  лепестки,  по  сей  день красовалась бы на столике в кафе...

-- О Свинке нужно сказать всего несколько слов. Когда девушки дали ему это прозвище, на почтенное семейство свиней легло незаслуженное клеймо позора. Можно и дальше использовать для его описания животный мир: у Свинки была душа крысы, повадки летучей мыши и великодушие кошки. Он одевался щеголем и был знатоком по части недоедания. Взглянув на продавщицу из магазина, он мог сказать вам с точностью до одного часа, сколько времени прошло с тех пор, как она ела что-нибудь более питательное, чем чай с пастилой. 

-- Другом Окими был Танака-кун - неизвестный... ну, скажем, художник. Дело в том, что у него была масса талантов, он мог сочинять  стихи,  играть  на скрипке  и  на  сацумской бива, писал маслом, выступал на сцене и искусно  играл в карты со стихами. (...) Лицо  у   него   было бесстрастное, как  у  артиста,  волосы  блестели,  словно  кисть,  которую обмакнули в масляную краску, голос нежный, как скрипка, речь  трогательна, словно стихи. Он очаровывал женщин так же ловко и проворно,  как  играл  в карты со стихами, занимал деньги, не намереваясь их отдать, так же смело и свободно, как пел, перебирая струны сацумской бива. Если добавить, что  он носил черную широкополую шляпу, дешевенький  охотничий  костюм  и  зеленый галстук в стиле  богемы,  то  этого,  пожалуй,  вполне  достаточно,  чтобы составить о нем представление (...) а меня увольте  от  дальнейшего  описания.

Ну и так далее. Вплоть до того, что нью-йоркская барышня считала своего Бенвенуто Челлини Генрихом VIII, а токийская путала Вудро Вильсона с Бетховеном. И ударные финалы.

О.Генри.

Дэлси повернулась к комоду, чтобы достать носовой платок, и вдруг замерла на месте и крепко закусила нижнюю губу. Пока она смотрела в зеркало, она видела сказочную страну и себя — принцессу, только что проснувшуюся от долгого сна. Она забыла того, кто не спускал с нее печальных, красивых, строгих глаз, единственного, кто мог одобрить или осудить ее поведение. Прямой, высокий и стройный, с выражением грустного упрека на прекрасном меланхолическом лице, генерал Китченер глядел на нее из золоченой рамки своими удивительными глазами.

Как заводная кукла, Дэлси повернулась к хозяйке.

— Скажите ему, что я не пойду, — проговорила она тупо. — Скажите, что я больна или еще что-нибудь. Скажите, что я не выхожу. 

Акутагава: 

Смотрит Окими на этот сверхдешевый ценник, и  в  ее  счастливой душе, которая до этого была пьяна любовью, литературой и искусством, совершается  переворот (...) Розы и кольца, соловьи и флаги на Мицукоси - все молниеносно исчезло без следа, как дым. А на  смену  этому, вместе с тяжелым опытом прошлого, в маленькую грудь Окими со  всех  сторон стали слетаться, подобно мотылькам, летящим на огонь, заботы о плате  за квартиру, за электричество, за рис, за уголь, за рыбу, за сою, за  газеты, за косметику, за трамвай и о других расходах на жизнь; Окими невольно остановилась, а затем, оставив в одиночестве ошеломленного Танака, вошла в лавку, где была эта зелень, залитая ярким  газовым  светом.  Своим  нежным пальчиком она показала на гору лука, где стоял ценник с надписью "1  пучок 4 сэна", и голосом, каким поют песню "Сасураи", сказала:    

- Дайте два пучка.

Люблю их обоих. Так что же надежнее охраняет девушек от глупостей, воображение или быт? И какая нехватка в организме опаснее - еды или романтики?

Девушки Чарльза Гибсона прилагаются. Портрет Окими с луком в БВЛовском издании был, но непохожий.