Цареубийство как круговая порука

Нельзя сказать, чтобы дочь корпусного генерала, легендарного героя Отечественной войны, была не парой князю Волконскому. Однако Раевские дворянством считались с правления Василия III, а небогатая ломоносовская линия вряд ли много значила для потомственной аристократии тех времен. Генерал мог похвалиться разве тем, что Петр I Романов имел в анамнезе прабабку Раевскую со стороны Нарышкиных – до Натальи Кирилловны дворян мелкопоместных и захудалых, - да родством с Потемкиным-Таврическим. Жених же Машеньки - Рюрикович ХХVI колена – принадлежал к роду значительно более древнему, чем Романовы, к тому времени царствовавшие двести лет. Предки Сергея Григорьевича – Ольговичи - сидели в славном Чернигове и вносили смуту еще в Древней Руси… 

Знатные, состоятельные… И стелился за боевым генералом шлейф легенд…

Подобные партии не упускают.

Домыслы о том, что юная Машенька пошла под венец против собственной воли, а после поехала за престарелым мужем из чувства долга, родились из последующих событий. Мария преувеличивала разницу в возрасте, небрежно бросив в своих «Записках», что жених, «которого она едва знала», был ее старее на 20 лет. Разница все же не 20, а 17 годков, что в те времена встречалось довольно часто, предназначением женщины было единственно стать матерью и женой, мужчине же полагалось войти в брак с некоторым багажом за плечами. Князь Сергей впоследствии так вспоминал историю своей женитьбы:

«Давно влюбленный в нее, я, наконец, в 1824 году решился просить ее руки».

То есть о мимолетном знакомстве речь не шла. Да и не могла идти, со своим хорошим другом М.Ф. Орловым, зятем Марии, он учился в юности в пансионе аббата Николя и дружил крепко, это Михаил Федорович сосватал князя Сергея в тайное общество, а после устроил его брак.

Существует еще одна легенда, весьма расхожая, - о существовании некой расписки о непринадлежности к тайному обществу, которую Раевский якобы взял с будущего зятя (по другой версии, расписку дали и Волконский, и Орлов).

Зная щепетильность сословия, к которому принадлежали все эти люди, задаешься вопросом: а зачем?.. Во-первых, генерал довольствовался бы и словом – как в случае с сыновьями, которых заставил поклясться, что те никогда не вступят в подобное общество. Во-вторых, чем могла бы помочь расписка, когда бы выяснилось, что князь нарушил клятву? Странно идти с подобной бумагой в какие-либо инстанции: до обнаружения общества еще рано (еще повяжут непутевого зятя), после обнаружения поздно. Третье, и самое главное - князь Сергей никогда бы ее не подписал и не дал бы слова:

«Я положительно высказал Орлову, что если известные ему мои сношения и участие в тайном обществе будут помехою в получении руки той, у которой я просил согласия на это, то, хотя скрепя сердце, я лучше откажусь от этого счастья, нежели решусь изменить своим политическим убеждениям и своему долгу».

В одном из писем отцу Мария упоминает о некоем документе, который Волконский подмахнул не глядя, и вот на основании ее слов кто-то решил, что расписка существовала.

«Она (Софья Григорьевна Волконская, сестра декабриста) уверяет и клянется мне всеми святыми, Сергей не читал бумагу, которую его заставили подписать в день нашей свадьбы, и раз дело было сделано, он больше об этом не думал», - писала Мария.

Удивительно – если верить этой легенде, бумагу его заставили подписать в день свадьбы (!). А если бы жених заартачился? Гости съехались и ждут в церкви, невеста во флердоранже, дело за батюшкой, а венчание отменили? Простите, но это скандал, и в первую очередь для семейства Раевских.

Все же думается, если б генерал настоял на расписке, то сделал бы это заранее. Может быть, в день свадьбы князь подписал другой документ?

По свидетельству Николая Репнина-Волконского – его пригласили на свадьбу посаженным отцом - князь Сергей за час до венчания исчез, объяснив, что кровь из носу должен побывать у Пестеля. Как ни удерживал Николай Григорьевич жениха, тем более, что полковник был шафером, и его вскорости ждали, тот сорвался и уехал, и «был в отлучке не более четверти часа». Если присовокупить показания Репнина к письму Марии Волконской, можно предположить, что бумагу сию князь Сергей подписал у Пестеля.

На следствии заговорщиков пытали на особый предмет: отношение к цареубийству. Южное общество с момента его основания подошло к данному вопросу – весьма щекотливому - куда радикальнее умеренного Северного. В своих показаниях Следственному Комитету Пестель признал, что при вступлении в общество «от каждого нового члена требовалась или клятва или честное Слово в сохранение Тайны и в елико возможном содействии Союзу». Волконский через много лет уточнит некоторые пункты этой клятвы:

«Положено было, что цареубийство должно быть в Южной Думе принято основным правилом, как для старых, так и приеме новых членов. Эта мера в основании своем имела не безусловное приведение в действительность, но была как бы обуздывающим предохранительным средством от удаления членов из общества: согласие на такую меру не давало уже возможности к выходу; удаление же из членов общества не уменьшало полной ответственности за первоначальное согласие».

Коготок увяз – все птичке пропасть. Предтеча Нечаевых и Верховенских, Пестель придумал кардинальное средство, дабы сковать соратников одной цепью. Круговая порука, связывающая сообщников пусть виртуальной, но все-таки кровью, «Бесы» Достоевского, кровь Шатова – как залог единомыслия… И не виртуальная уже, а вполне осязаемая кровь царской семьи - спустя столетие… При этом, как заметил князь Сергей, никто не придавал этой клятве никакого значения и не требовал немедленных действий. Не придал и он.

Так не «учинил» ли Пестель подобную «подписку» в день венчания, в чем уверял впоследствии и Николай Репнин?.. 

Кстати, в своих мемуарах помянул князь Сергей и ультиматум Раевского будущим зятьям. Вот только «первым условием выйти из тайного общества» поставил не генерал, а его старший сын Александр Николаевич, и не Волконскому, а Орлову в 1820 году.

«Орлов, выехав из Киева, был в шатком убеждении, что ему делать…» 

Судьба пошла ему навстречу, в январе 1821 года «Союз благоденствия» почил в бозе, и Михаил Федорович смог жениться со спокойной совестью. Неизвестно, передал ли Орлов шурину слова Волконского, но, судя по состоявшейся свадьбе, к нему Александр Николаевич – этот недобрый, завистливый человек, ставший в свое время демоном для поэта Пушкина, - подступиться не посмел. Он сильно недолюбливал будущего зятя, но слово старшего Раевского оказалось решающим.

Итак, констатируем - две версии: с одной стороны, Раевский буквально загнал дочь в выгодный брак, с другой, неохотно отдал свою овечку заговорщику, - противоречат одна другой. Если откинуть легенды, Раевский принял сватовство генерала не без удовольствия и без особых колебаний. Сделав предложение, князь Сергей тут же уехал на Кавказ, а через месяц – срок достаточный, чтобы письмо дошло в эту довольно отдаленную точку, - получил согласие. Как свидетельствует их переписка, отец невесты поторапливал князя Сергея со свадьбой: за несколько недель до сватовства умер старый Волконский, и жених до нового 1825 года должен был носить траур.

Но может быть, против была сама Мария? - author.today/reader/478594