Рандомайзер выдал лютый спойлер

Казалось бы, следить за ходом событий было положено Юи, но так уж вышло, что не без интереса смотрела на меняющиеся кадры именно Дейа. Надежда громко сказала, адресуя слова то ли в пространство, то ли к привязанному демону, что у нее там сын, муж и вообще нервы не железные. С последним Рынская могла бы поспорить, но не стала. Ей было интересно. И страх с ее точки зрения не мог стать помехой для наблюдений. В ее руках находилось оружие, способное переломить даже самую критическую ситуацию. Точнее, не в руках, а в рукаве – так было быстрее, чем выдумывать на платье карман. Руки были нужны, чтобы держать книгу-экран... пока Дейа не отвлеклась на секунду от происходящего и не вспомнила, что может просто установить его на воздухе. 

Она ничего не пропустила, успела точно к переломному моменту. Где-то там, в известной точке, откуда шла трансляция в реальном времени, поднимавшиеся по лестнице из монстров родители были атакованы вновь. Похоже, чудовищ в запаснике не осталось, или до противника дошло, что в их прямом применении нет особого смысла. Дейа сказала бы, что это вообще был своего рода отвлекающий маневр. А вот эта волна...           

Нет, отправлять подкрепление еще рано. Всего-то повреждений – у отца и Леонида пошла кровь из носа... Илена развернула импульс раньше. Остроумно – пользоваться двумя источниками разом, таким образом им самим не причиняется вред. Что важно, когда источник – не псевдоживое существо вроде ее змеи, а живой человек и конечность живого человека. Хотя свойство могло перейти и на все тело, сколько времени прошло... Осознание таких нюансов даже не удивляет. И уж точно не обижает, пусть речь идет о матери и ее копии. 

Ключ есть ключ, в чьем бы теле он ни вызрел. Сила дороги и та часть могущества демона, до которой он не может добраться без посторонней помощи. Без источника можно никогда не стать собой. Так же логично, как умереть от жажды в ста метрах от воды, если эти метры нужно прокапывать.

Мейнс предпочитает не копать. Он скорее порвет горло тому, кто рядом, и выпьет кровь. Возможно, он держит при себе союзника еще и поэтому, а не только из слабости. Ради помощи и поддержки Мано может притвориться кем угодно, пойти на любые уступки, и потом наверняка сильно удивляется, когда его фальшивую доброту отбрасывают. Ситуация «сам поверил, но других не убедил». Верить недостаточно. Если, приложив проповедуемое к образу проповедника, получаешь лишь когнитивный диссонанс, результат очевиден. Конечно, для тех, у кого есть с чем сравнивать, тут отсутствие эталона сильно мешает. Но вот мамину интуицию он до конца усыпить не смог, хоть и пытался, и с памятью играл довольно жестоко. И даже детей не смог провести. 

«Что говорит исключительно о твоей легковерности, Мано Солтер. Ты из тех, кто сперва впускает зверей в свою душу, а затем не признает, что они ее съели. Ты веришь, что ты добрый, а мы злые, поэтому с нами можно поступать так, как тебе хочется. И веришь, что твои идеалы больше подходят в качестве фундамента для дороги, чем наши. Играть, не вмешиваться, пропускать явную угрозу и нападать на тех, кто в принципе брезгует тебя трогать. Твой брат был умнее – тех, кто соглашался остаться на его стороне, он калечил необратимо. Знал заранее, что иначе поумнеют и предадут... и ведь предавали, несмотря на генетически заложенное почитание».

Мано ее слов, к сожалению, не слышал. Книга позволяла взглянуть на ситуацию с выигрышного ракурса и даже убрать часть стены, так что Дейа видела и Солтера, и обнимающего его за плечи в жесте передачи-трансляции энергии Фарна, и тех, кто почти добрался до верха – даже с некоторым комфортом, ведь живая лестница не распадалась, а напротив, слегка перемещалась вверх, как эскалатор, в такт вращению браслета на маминой руке.

Помесь пещеры с балконом была практически пуста. За вычетом стола, на котором лежала карта, и приткнувшейся в углу машины. Последняя выглядела отвратительно: капот оторван, часть деталей заменена чьими-то органами, в салон тоже было запихнуто нечто органическое, и оно теперь торчало из задних боковых стекол. Опущенных, не выбитых... видимо, таким образом Мейнс пытался изменить сущность доставшегося ему транспортного средства.

«Или усовершенствовать его. Чтобы реализовать на практике то, что так хорошо звучит в теории. Чтобы выйти за край бумаги и не развалиться. Ты что-то нащупал, но еще не успел оставить на изнанке мироздания своих грязных следов. Опередить тебя в этом будет прекрасной победой. Первой...»

Атак больше не было. Мано удерживал своего рода барьер, проницаемый только для информации и, кажется, пытался вывернуть наизнанку поляризующий замок Илены. Всех впускать, никого не выпускать... по всем плоскостям и измерениям. Изолировать точку перехода для этого явно было недостаточно. Да и закрыться в машине, пожалуй, тоже... хотя этого они не пробовали.

Крикнувший: «больше не могу!» Фарн рванулся к машине вовсе не за этим. Он принялся потрошить зубами и когтями свой тормозок на заднем сиденье, злобно оглядываясь на зрителей этого застекольного шоу. Дейа мысленно понадеялась, что эта тварь хоть отчасти траванулась в свое время черной смолой. Тогда матери будет ну очень легко закончить этот бой...

Увы, Мейнс следил за экологической чистотой продуктов сильнее, чем за собственной рожей. В крови на подбородке не было ничего черного, исключительно сине-зеленое... надо полагать, за время сотрудничества с Солтером парень узнал, что монстры питательнее людей. Впрочем, даже будь у него припасено несколько пленников, Дейю бы этот факт не особо тронул. Для этого демона она не устанавливала никаких рамок, от него можно было ожидать всего – кроме разве что выполнения всех высказанных им красивых деклараций. Слабак, как и сказала Илена. 

Мать приложила к барьеру меч, сияющий золотой пылью, и прорезала поле – без особого труда, словно вырезала из пластиковой бутылки совок. Дверь вырезать было так же легко, но мать предпочла оставить совсем узкий контур. И лицо у нее было обманчиво спокойным. Но, похоже, как минимум Мано предполагал, что за этим скрывается. 

Он не пробовал звать ее тем именем, которое придумал, и не молил о пощаде. Меч завершил круг, поле осыпалось, ему не на что было опираться. Солтер поднял ладонь – и в лицо ему тут же полетел ядовито-фиолетовый дикобраз с бородавчатой мордой. Инис, отступив за Натали, картинно отряхнула руки. Что бы ни намеревался сделать Мано, он конкретно опоздал, потому что все уже стояли внутри. 

Дейа вытащила нож из рукава. Мысленно она была там, с родителями и Иленой, и глупой, но все-таки в чем-то трогательной командой из отца и сына... но физически – здесь. Она подошла чуть ближе к их импровизированному алтарю, поманив книгу за собой. Ракурс вновь сменился, теперь все происходило очень быстро, даже для реакции демонессы. Игрушки кончились. 

Раз – взревывает распотрошенная машина, отвлекая на долю секунды внимание всех, кроме Инис. Но попытавшийся прорваться Солтер сразу же получает в зубы от пацифиста Кейаса Рынского – и поле за спинами восстанавливается, но уже под контролем другой стороны. Все верно, сколько можно блокировать движение?

Два – наевшийся Мейнс кидается сгустками энергии, похожими на коряво слепленные снежки, и никакого эффекта не достигает. Папа хорошо освоил браслет. И оружие ему не нужно – достаточно разума. Впрочем, против таких имбецилов внедренные мысли слабо эффективны – они быстро опознают в своих черепушках инородные объекты. Мано в этом плане быстрее. Он обегает стол – и врезается в еще не стряхнувшего наваждение Фарна. Судя по всему, для него кошмары выбирались с особой тщательностью. И прощупывать его отец начал раньше. Но Дейа не пытается разглядеть весь расклад, хотя можно вызвать текстовые пояснения или даже картинки. Действие важнее.

Три. Мейнс впивается в тело Солтера, прикрывается им, а затем выедает – не чавкая и не вымазываясь кровью, просто короткая вспышка – и пустая одежда падает на пол. Фарн раскидывает руки, изображение ходит ходуном, пол трескается. До станции эти вибрации не доходят. Глаза демона налиты темно-вишневой кровью, руки охвачены огнем, со стороны машины рвется, выламывая двери, лавина какой-то зубастой, но чистой дряни.

Дейа отворачивается совсем ненадолго. Ей нужно, в конце концов, попасть в правильную точку, а потом еще перерезать горло и вытащить не желающее останавливаться сердце. Секунды, и то лишь потому, что надо сообразить было и резать снизу, а не отжимать руками ребра. Рассеченное пополам, сердце наконец останавливается, поток энергии летит в нужном направлении... Рынская поворачивается к книге, держа руки за спиной, и это спасает артефакт от загрязнения. 

На переднем плане кто-то несомненно лежит, и картинка из цветной успела стать контурной, но жестокого, – от кипящего внутри страха, – взгляда хватает, чтобы вернуть изображению качество. Причем повышенной четкости и с эффектом трехмерности. Виден каждый волосок и чешуйка на мертвых тварях – тех, что на переднем плане, у задней стены пол просто напоминает пляж из крупной гальки. 

Головой на одном из мертвых монстров устроился Ленька. И у страха тут же появляется вполне материальная причина – тонкая ниточка силы, связавшая их по просьбе Илены. Связь подрагивает, потому что реципиент скоро перестанет в ней нуждаться. 

Стол валяется где-то у стены, машины нет вовсе – ее переплавило, вывернуло и превратило в нечто похожее на гротескные доспехи, вот только Мейнсу они не подошли, лежат отдельно, и в них копается Кирач, причем не одна. Когда она успела вызвать помощь, непонятно. Фарн повержен, сила явно дошла по назначению. Голова пришпилена к стене над столом, а тело большей частью придавлено все тем же предметом мебели. Мать почему-то прикрывает рот рукой. Видимо, ее тошнит. Непонятно, кто использовал меч, она или Илена – в стенку он на две трети ушел, если не больше, изо лба только рукоять торчит, придавая покойному демону сходство с трехглазым. Что ж, оба были скотами и умерли одновременно. 

Илена, впрочем, победой не наслаждается, она пытается вытянуть Леонида, и Лекс ей в этом помогает. Менять ракурс и смотреть на этот процесс внимательнее как-то не тянет. И так понятно, что получается у обоих слабо... 

Дейа прячет руки за спиной, подсохшая кровь стягивает кожу, но можно не оборачиваться – тела нет, оно выгорело изнутри и растаяло, став еще одной частью этого места. Гелан приносил здесь жертвы задолго до того, как у дорог появился демон.

Изображение подрагивает. Рынская моргает, но понимает, что дело не в слезах. Ей плакать не с чего, ее родители живы... надо позвать Юи, но Дейа медлит. Она смотрит, непроизвольно соскабливает ногтем с запястья мелкие чешуйки и чувствует, как рвется нить. Тает. Исчезает. Процесс не оборачивается вспять, даже если постараться со своей стороны.

Жертва уже принесена. Светлейший не встанет и не воскресит мертвого... а как у него это получалось, Дейа не представляет. Можно рвануть туда, на серый берег, но вряд ли помогут и там. Они дали совет, но не предсказывали будущее. 

Почему мать не помогает, что там с ней такое? Ведь не крови же испугалась, у нее всю жизнь на этот счет нервы железные были, сама рассказывала, когда отец позволял... 

Резкий крик заставил дернуться, в такт больно шелохнулась связь – чем тоньше, тем больнее, – но это всего лишь вбежал в зал один из тех пацанов, которых решила подобрать мама. Еще бы раньше прибежал, точно на всю жизнь впечатлений хватило бы. С чего это у матери вообще так инстинкт родительский обострился?

Пока Юи помогала разыгравшемуся дитяти остановиться, в голове Дейи сложилась еще одна мозаика. Крупнее и ярче прочих. Касавшаяся напрямую ее собственной семьи... Видимо, на выражении лица понимание сказалось не лучшим образом, потому что Надежда, встретившись с ней взглядом, побелела.

–Что случилось? – самый идиотский вопрос, на который можно ответить, лишь махнув рукой и направив книгу в руки владелицы. А затем  – просто сесть на воздух и, под аккомпанемент становящегося все выше тона колеблющейся нити, признать наконец, что ответ лежит на поверхности. Мать и так рисковала, ей вообще стоило отказаться от участия в бою, но она выбрала то, что считала верным здесь и сейчас. 

«Все верно, мама... я очень люблю Илену, но не хочу, чтобы ты рисковала. Я не готова принести такую жертву, да и вы с папой меньше всего хотите, чтобы один из этих подонков возродился с твоей помощью... любой из них». 

Остальное не так важно. Не в сравнении с этим. Можно жить после всего, но не предотвратившим то, что обязательно надо было предусмотреть, остается лишь существование, отравленное чувством вины. Мать обязана защищать своих детей. Всех детей. Поэтому выбор очевиден. 

Странно, сейчас Дейа совсем не думает о том, что месть свершилась. Даже галочка в мыслях не проставляется. Ну, мертв и мертв... мир спасен, всем спасибо, все свободны. Кровь на ладонях смешивается с потом и пачкает платье. Нить обрывается, переправить по ней еще немного силы не удается. Бледная Юи прикусывает губу. Можно встать и выгнать окончательно из зала застрявших в дверях приемных младших братиков. Это полезнее... сочувствовать все равно не получится. Впрочем, дети инстинктивно чувствуют неладное и скрываются сами.

Она не успела бы оказаться там вовремя. Информации требуется время на то, чтобы дойти до адресата.

Если бы он только молчал... знаю, это не самая страшная проблема, и вообще скорее всего уловка, как и у Светлейшего, но в тот момент я не могла об этом не думать. Дейе было проще, она никогда не видела живого Валерия, да и рот ему хорошо так заклеили... а вот Мейнса я заткнуть не сообразила. И Илена не подумала. Правда, она была слишком занята, наш противник все-таки решил устроить гадость помасштабнее.

Загонять его в угол пришлось мне. Я помнила, чем это чревато. Речь, собственно, даже и не шла о том, чтобы его убить. Обезвредить, точнее – временно вышибить из колеи, как трехглазого – в тот раз меч ему серьезно здоровье подпортил, это я была не в той кондиции, чтобы оценить. Но большую часть своей «накачки» Мейнс сбросил, атакуя нас, а я была сильнее, чем тогда. Я была точкой, в которой сошлись два метаслоя дорог, перекрестком и источником – может быть, не навсегда, но сейчас уж точно. И у меня было оружие, которому он ничего не мог противопоставить.

Противник это понимал. Поэтому он не рискнул применить свой последний аргумент ни на мне, ни на Кейасе, чей разум уже успел оценить, ни на Лексе, который сейчас был почти на одном уровне со мной. Предпочел того, кто вымотался, строгая его монстров. К сожалению, выбирая на вид самого слабого врага, он не подумал, чем это кончится. Не ощутил хоть темной, но откровенно враждебной ему силы в теле, которое хотел занять.

А еще он попытался задурить мне голову. Несколько бесценных секунд я пыталась понять, действительно ли в этом теле осталось что-то от прежнего обладателя. Потом Ленька захрипел, и мне стало все равно. По поводу этого тела все три части моей расколотой души имели одно и то же мнение. Если убить его до того, как он успеет воспользоваться оставшимся резервом сил, демону понадобится намного больше времени, чтобы в кого-нибудь внедриться. А кто-нибудь номер на данный момент последний, увы, все равно не спасся бы. Покидая тело, Мейнс сжег бы его для дополнительного ускорения.

Поэтому я ударила, не дожидаясь, когда там Илена закончит стабилизировать прыгавшую вместе с нами пещеру. В конце концов, он был занят... надеюсь, его оболочка просто не успела понять, что произошло. 

Кейас перехватил меня и закрыл сразу же, отсекая от любых возможных воздействий, я чувствовала, что Фарн остался снаружи... и еще мне было плохо. Настолько, что о чем-то постороннем я думать не могла. Отходняк от меча, в полный рост, наложившийся на общее состояние. И страх – не за себя, за того, чье существование я признала, убивая Мейнса. Страх перед тем, что я выпущу его в мир снова, и теперь буду обязана заботиться...

Кажется, Илена привязала его к остаткам тела, то есть головы, временно и небрежно. Ей было не до того, с поводка он сорваться мог, поэтому Кейас меня просто не выпустил. Сказал прямо, что здоровье Леньки ему не безразлично, но не за счет моего. Меня трясло так, словно попытка раскачать точку перехода до резонирующих с дорогой колебаний еще не закончилась... а вокруг валялись дохлые монстры и воняло кровью самых разных составов. Больше похоже на нефть, гнилой лук и когда-то пугавшие меня морские трупные ароматы. Береговая помойка. И в ушах шумит...

–Он выживет, – Кейас обнимал меня со спины, поверх рук удерживая так, чтобы я не видела ни убитого мной демона, ни его последней жертвы. Нет, муж прав, Ленька не может умереть. Никто не умрет, пока Илена следит за нами. На крайний случай у нас вампиры есть. – Ты все правильно сделала...

–Не знаю, – я вытерла губы. Их все время тянуло облизывать, не только из-за тошноты. Во рту стоял вкус отчаяния, кисло-желчный. – Иначе было нельзя, но поторопиться стоило... принцип сортировки пострадавших, – я произнесла этот термин как ругательство. Меня обняли чуть крепче, но в голову Кейас лезть не стал. Чуть позже я, может, попрошу его там прибраться. Но какое-то время надо потерпеть. – Я не хочу об этом говорить... ни о чем. Дай, я все-таки посмотрю...

–Нет, – еще сильнее, так, что пришлось подавлять рефлекс развести руки и поднырнуть. А ведь сам оборачивается, чувствую затылком щеку, не подбородок. Значит, все даже хуже, чем я думаю. Нет, в Илене я сомневаться не стану, но кто-то же должен задуматься в этот раз! И не в искуплении моего тогдашнего побега дело, а в том, что остальные банально заняты... и если еще и я тут начну решать свои личные вопросы, лет так двадцать спустя мы соберемся снова. 

–Кейас, мне уже лучше, – я чуть распрямилась, счастливо избежала опасности поскользнуться на чем-то вроде внутренностей, и все-таки развернулась. Из-под мышки мужа нормально было видно только напряженное лицо Илены. Из-под щита Кейас меня не выпустил, вот же достался человеку идеально соответствующий основному комплексу черт характера талисман... ничего, главное, что к скульптурной группе «любимая девушка и отец над телом павшего героя» мы подошли ближе.

Я тут же отогнала к хренам собачьим весь свой сарказм и цинизм. Ленька выглядел – краше в гроб кладут, и то крышку заваривают. У Лекса на лице крупными буквами было прописано много чего, но в первую очередь – боль. И не от того, что Илена, явно с его разрешения, пыталась что-то выкачать из его руки. Рука-то понятно как смотрелась – ведь большая часть этого паласа из монстров ее дело, да и по той недоделке из нашего несчастного автомобиля он врезал так, что блин остался, – тут одно прикосновение шипеть заставит... но все равно своего ребенка терять страшнее.

«Он ведь не дышит», – подумала я спустя несколько секунд. Потом Лекс закричал, не обращая на меня внимания, что требует прямо сейчас перемещения в один мир, где могут перекачать энергию из одного тела в другое, и он согласен быть донором, может быть, за это Леня его простит посмертно... Илена на истерику ответила адекватно. Оплеухой, почти не соизмеряя силы. 

Практически одновременно со звуком шлепка появилась Юи, лицо у нее было красное, и я представила почти в подробностях, как она тратит последние секунды перед отправлением на крик. Дейа бы ее забросила без проблем и так, но с непривычки время нужно... а Надежде требовалось прийти в себя, если она на все это успела полюбоваться. Я помню, какое хорошее изображение дает ее любимый амулет. Между апатией и истерикой приближение ко второму смотрится более конструктивно. Встряхивает хотя бы.

–Что ты делаешь? – вопрос Юи задала почти тихо и почти корректно. Сорванным голосом особо не поорешь. – Еще можно?..

–Можно, – Илена подняла голову. Я ее всякой видела, в том числе и после мнимой победы над трехглазым, когда она с седыми волосами ходила. Но не с таким лицом. Честно говоря, я снова засомневалась. Мне вообще показалось, что она сошла с ума, и я могла понять, почему. – Нужна именно ты. И ты, – она повернулась к Лексу. Щека у него по цвету вполне сравнялась с рукой, но для возмущения было не время и не место. 

А потом пещеру словно бы расплескало, и мы все, включая трупы и вампиров, оказались под открытым звездным небом. От неживой обстановки осталась только скала с прибитой головой. 

Илена поднялась на ноги и подбросила вверх меч. Над нами запылал сотканный из молний купол, в его свете построенная Кейасом защита покрылась разводами, как мыльный пузырь, и стала казаться совсем непрочной.

–Натали, отойди, – я поспешила послушаться. Илена говорила так глухо, словно транспортировка отняла у нее последние силы. Прутья-молнии раздвинулись, выпустив наружу меня и мужа, с другой стороны точно так же поспешно эвакуировались вампиры. Поднявшись немного по склону, я опустилась на траву, почему-то темно-синюю, и попыталась разглядеть в середине слепящего урагана хоть что-нибудь. 

В какой-то момент я поймала себя на том, что шепчу слово «верю», потому что внутри ничего не менялось, а потом сквозь радужную пленку защиты туда, в молнии, потянулась струйкой золотая пыльца, которую я уже в принципе привыкла источать. Сейчас ее было мало, словно самое мое бытие источником заканчивалось, но я не чувствовала, что теряю часть себя. Скорее, все возвращалось на тот уровень, который мне самой и требовался. По спирали, с незначительным превышением, не в точности так же, как раньше...

С безоблачного неба каплей пролилась вниз необычно толстая молния – и втекла в купол, закрутив вокруг себя золотую пыль. Мне почудилось внутри какое-то движение, после чего я зажмурилась, потому что вспышка получилась слишком яркой. Но беззвучной. 

Острый запах озона резанул ноздри. А потом я открыла глаза. Внизу не было ни скалы, ни гниловатого мясного ассорти – только ровная трава по колено и пять фигур. Одна совсем маленькая. Я подумала было, что это Инис, но затем увидела, как она поднимает своих вампиров и отправляет пачками куда-то – видимо, обратно в диспетчерскую. Я бы на их месте тоже отреагировала похоже, не находись уже под защитой.

Илена передала маленькой фигуре источник света – белую ветку-молнию, – и я успела увидеть, что рядом с демонессой стоит живой и вроде бы даже невредимый Ленька. Потом маленькое воплощение урагана исчезло, осталась только Илена с семьей Зинкаревых.

И мы с Кейасом спустились к ним.