Writober-2025 (Мир без котов) - и размышления о важности и сложности первого предложения

Хозяевами нас дом, конечно, не признавал. Позволял у себя жить — уже хорошо. Но от арендной платы разумеется не освобождал.

Дом встретил нас осуждающим полумраком. Впрочем, в этой кладовке всегда так, темновато.

Зачем в кладовке окно? Ну, наверное, чтобы можно было легко попасть в дом. Учитывая капризность местных дверей, сделать черный лаз было весьма предусмотрительно. Окна тут были более приземленными и лояльными, это, например, через которое мы с Чарли привычно забирались, практически всегда вело в кладовку. И только в особо хмурые и дождливые дни, когда сбегающие по стеклу дорожки воды настраивали его на особо меланхоличное настроение, могло привести на чердак. Именно поэтому я отказалась от идеи поставить в кладовке вешалку.

Ну и еще потому, что кладовка не особо любила одежду. Или наоборот, любила слишком? Стоило здесь оставить любую вещь хотя бы на пару часов, и она неизменно начинала пахнуть нафталином. Поэтому я привычно прошла до прихожей, сняла и аккуратно повесила верхнюю одежду, сменила уличную обувь на теплые домашние тапочки и только после проследовала в гостинную.

В доме было холодно. Первым делом приходилось разжигать камин, и лишь потом идти ставить чайник и готовить ужин. Готовить, правда, было лень, потому я положила Чарли мяса, а себе налила чай. Говорят же — отдай ужин врагу? Вот пусть враги и готовят, а потом, так уж и быть, я поделюсь приготовленной едой.

Но врагов не было, а лень всегда со мной — сидит на плечах, ножки свесив и уверяя, что я, вообще-то, не голодна. Есть я и правда не сильно хотела. Нет, был бы кто-то, кто подал ужин в постель, то я бы от него не отказалась, но и чаем единым вполне довольно. Тем более чай дополняла купленная по дороге булочка, а булочка — вкусная. И чай ароматный.

Так что с кружкой в руках и булочкой в зубах я направилась к дивану, о котором мечтала весь вечер. Диван был потертый и старый на вид, но ошеломительно удобный. Его укрывал мягкий, нежный и очень теплый плед, в который тотчас же закуталась, уютно устроившись.

Диван стоял так, что с него открывался вид на стену — и окно. Не такое маленькое, как в кладовое, а большое, с широким подоконником и прозрачными стеклами. Это окно выходило на разные улицы, и мне нравилось по вечерам сидеть с кружкой в руках и наблюдать, что там, за стеклом.

Сегодня там была золотая осень. Листопад, дорога улицы утопала в желтых и багровых листьях. Дул сильный ветер, срывал листья, поднимал их с дороги, заставляя кружиться в танце, в вихре золота и багрянца.

Я пила чуть горчащий чай, наслаждаясь его вкусом и ароматом, и любовалась завораживающим танцем в свете заходящего солнца.

Чай закончился, но за новым идти не хотелось. В камине потрескивали дрова, прогорая, плясало пламя, отбрасывая причудливые тени в постепенно темнеющей к вечеру комнате. Было спокойно и тихо. Пришла Чарли, свернулась рядом клубочком и тихо замурчала. Кажется, я так и уснула.

Утро пришло внезапно, прогнав сон и разбудив солнечными лучами в лицо. Оповестило о себе пением птиц за окном. Сколько тут живу — каждое утро поют птицы, но каждый раз — разные. Иногда возвращаются старые знакомцы, но ненадолго. Я каждый раз радуюсь, увидев знакомое оперение.

Мне нравятся концерты по утрам: они поднимали настроение и бодрили почище кофе. Тем более кофе в этом мире все равно не было. На завтрак был сок и вчерашние булочки. Уже не такие вкусные, но все еще ниче так.

После ужина я медленно ходила по дому, собираясь на работу. Разбудили меня рано, времени было полно. Но пока собиралась, его стало катастрофически мало, и внезапно оказалось, что я — опаздываю.

Со временем всегда так. Оно как вода в стакане, сначала кажется — ба, как много, аж через край переливается, а потом глядь — а перелилось то слишком много, и осталось чуть-чуть, на донышке. Куда делось так быстро? Да кто его знает!

Вот и у меня вскоре — осталось на донышке, и ленивые сборы “полно же времени” быстро превратились в “блин, опаздываю, бегом-бегом”. Я носилась туда-сюда, подгоняемая ударами дверей пониже спины — дом явно был недоволен затянувшимися сборами — пока не вылетела на улицу через входную. Чарли неспешно и величественно проследовала за мной.

Выходить через дверь я не боялась. Выпускала она всегда с удовольствием и всегда где надо, вот только не всегда — когда надо. Поэтому выход утром был игрой в рулетку: успеешь на работу или нет. К моему счастью, хозяин библиочайной “Тихая гавань”, в которой я служила, с пониманием относился к моим жилищным трудностям, и никогда ничего не говорил по поводу опозданий. И даже не увольнял. Однако я подозреваю, последнее — заслуга Чарли.

В конце концов, она здесь единственная и неповторимая.

Однако каким бы понимающим и снисходительным ни был работодатель, это не мешало ему оставаться дотошным и скрупулезным. Отработать в чайной мы с Чарли должны были строго оговоренное в контракте время, и не важно, когда заступили на работу. Пока нас не было, “Тихая гавань” была закрытой и открывалась только с нашим приходом.

Однажды, когда у двери дома было особо игривое настроение, мы вышли вечером. И пришлось нам с Чарли работать всю ночь. Она то даже рада была, мне в принципе, тоже понравилось. Ночью тихо, спокойно, и посещали нас редко и сплошь интересные личности. Настолько интересные, что, честно говоря, повторять этот опыт мне бы не хотелось.

Возможно дом тоже беспокоился, потому что дверь больше так не шутила.

Сегодня она была в хорошем настроении — а может еще не проснулась — и выпустила нас вовремя. Даже — немного раньше.

Улицу еще затемняли предрассветные сумерки. Было безлюдно, время словно остановилось в предрассветной тишине, и только эхо моих шагов да шорох листвы, которой шелестел игривый ветерок, нарушал эту тишину. Начало октября: прохладно, но деревья еще зеленые, хотя и посеребренные уже желтизной. Однако кроны еще не облысели, листья не облетели, что даже немного жаль — шуршать было нечем. Поэтому я звонко стучала каблуками по разноцветной плитке, которой были выложены дорожки. Рядом тихо цокала Чарли.

Стучать и цокать нам было недолго — довольно скоро игриво змеящиеся дорожки привели нас к “Тихой гавани”. Звякнув ключом, отперла замок и открыла стеклянные двери, вшагнув в царство чужих историй.

Мне нравилось место моей работы. Нравились потертые мягкие стулья и изящные столики, деревянные, простые, но с каким-то неуловимым флером ретро. Нравилось мое рабочее пространство — прилавок, рядом с которым красовалась большая стеклянная витрина. Сейчас пустая, но после моего звонка милые феи наполнят её красочными пирожными и маленькими умильными тортиками, красиво расставив в порядке, присущем только сегодняшнему дню.

Нравился запах ”Тихой гавани”: спокойный, еле заметный, но неуловимо притягательный, с флером чего-то из детства, волнующего и наивно-светлого.

Нравились полки, уставленные баночками с различным чаем — никогда бы не подумала, что его бывает столько. Шкафы со стеклянными дверцами, хранящими фарфоровые чашки и тарелочки: изящные и элегантные, роскошные и кричащие, яркие или строгие — самые разные, для каждого гостя своя, призванная подчеркнуть вкус только его чая.

Мне нравилось, что за спиной стояли длинные шкафы с рядами старых и новых книг, хранящих свои маленькие уникальные истории, придуманные — или просто записанные — кем-то. Книги — это что-то волшебное, неимоверное, словно спрятанные сокровища. И так же, как сокровища, они будоражат, заставляют сердце биться чаще при охоте за историей, не оставляя равнодушным каждого поклонника.

Здесь все было продумано до мелочей. Здесь было комфортно и спокойно. Здесь можно укрыться от внешней суеты мира — и может поэтому “Гавань” любили.

Мне нравилось наблюдать за посетителями. Люди — это тоже маленькие, уникальные истории. Каждый человек — словно осколок чужой жизни. Разной, непонятной, неизведанной и — потому — немного притягательной.

Они как пироженки на витрине: выглядят маняще, потому что недоступны. Но вкусные ли? Да кто его знает. Каждая пироженко и тортик имеют свою цену, но не каждая стоит своей плата. Однако заранее-то не узнать, они же все такие красивые — на витрине. Пока не оплатишь, не попробуешь, а не понравилось — ничего не сделаешь, плата уже взята. Отмотать уже съеденное и вернуть в первоначальный вид, к сожалению, невозможно. Потому главное — не отравиться.

И кто-то выбирал осторожно, кто-то предпочитал рисковать и экспериментировать с новыми вкусами, а такие как я — любовались издалека. Что там, что здесь. Может поэтому разницы я и не заметила.

Люди в этом мире одевались немного по-другому, немного иначе говорили. Но улыбались так же, так же плакали или смущались, злились или грустили, ругались или влюблялись. Люди как люди, в общем, — и деньги любят, и легкомысленны порой, но и милосердие бывает им присуще. Обыкновенные люди, напоминают тех, из моего прежнего мира — только вот без котов.

Мне в этом отношении повезло больше.

Чарли уютно устроилась рядом, на приготовленной специально для нее подушки. Тихо звякнул дверной колокольчик: я делаю первый за сегодня глоток чая, встречая первого посетителя.