Следы мягких лапок

Кошки навсегда оставляют следы мягких лапок в человеческих сердцах. Если, конечно, усатым повезло встретить именно людей, а не кожаных двуногих мешков. Тогда жизнь удалась. Шерстяные паразиты любимы и почти боготворимы, все знают, да-да.

Саше с одного районного центра недавно подкинули котят к магазину. Саша собирает кошаков по обочинам и у него живёт целая стая, благо дом с участком весьма позволяют. Детей у него не случилось, жена, бывшая рядом со школы, жила с врождённым сердечным недугом и оставила его чуть меньше пятилетки назад. Саша подбирает бродячих, битых, больных, брошенных блохозавров, выхаживает, забирает в тепло, уют и всегда полную миску. Все вокруг знают, вот и подкинули котятков, на, мол, добрая душа, заботься. Саша ворчит и радуется одновременно, этим хвостикам, надо думать, выпадет беречь магаз от происков грызунов. Да и нормально, там есть где разгуляться, поспать, поесть и у него там всегда тепло, сухо, все дела. 

Месяц назад, чуть ниже самарского Космопорта, на тротуаре давно уже не новых красно-розовых домов по Дыбенко гулялось молодому коту-чернышу. Совсем почти подросток, тонкий, сосиска с хвостом, точёная статуэтка, любопытная мордочка с усами-ушами туда-сюда, нюхать, смотреть, слушать, и, вот ведь, не обращать внимания на людей вокруг. Котейке явно везло, не наблюдалось обычных стай стерилизованных собак, обожающих наши улицы. Кошак шатался себе по тротуару, исследовал покрышки машин вдоль дороги, тыкался башкой в пару детских коленок, подставлял лоб под детские же мягкие ладошки и одним фактом своего кошачьего существования здесь и сейчас вызвал полтора десяток добрых улыбок и прищурено-тёплых взглядов. Жутко хотелось забрать кота с собой, да.

Давным-давно, у Чернореченской, чего-то там пёрлось через проезд-арку у Владимирской. Солнце, тепло, пылища, полдень, разморённые воробьи цвикают по лужам полива в тени у стен, голуби ворочаются в мусорке точно слоны, кто-то жарит котлеты, дети бьют по мячу, мяч шарашит в стену у подъездной двери, бабка с соседней лавки знай себе их костерит, а прямо посерёдке асфальта под аркой адреналином бьётся форменная драма. Там два бандита с усами-хвостами-когтями не поделили то ли двор, то ли четверть ангорскую Мурку, лежащую на колодце и не смотрящую в их сторону, то не суть. Кошачья, или тут правильнее котиная, гордость требовала выхода, спуска пара не свисток, крови вот этого бело-чёрного/полосато-рыжего наглеца, выпустить когти и завести сирену, готовясь биться. Дети даже забили на забитый куда не стоило мяч и присоединились ко мне, очарованно застыв в тени и не вмешиваясь в бой двух шерстяных самураев, на весь двор вещающих о всём ужасе, ожидающем вражину здесь да сейчас. Они сошлись, огонь и пламень, клык против клыка, коготь против когтя, ниндзя против ниндзя… Ор, зависание в воздухе, неуловимо молниеносные удары, клочья шерсти и, финалом, вопль проходившей тётки:

- Ах ты паразит, моего Персика калечить, да я тебе, зараза ты такая!!!

В общем, ничья, а мурка даже не повела ухом, игнорируя всё и вся. Настоящая женщина.

Мамина кошка Василиса как-то первый раз котилась. Счастье присутствовать выпало мне, кошка шарахалась туда-сюда с выпученными глазами, мяуканьем и явно перекатывающейся пузенью. Это потом стало ясно – по мелочи Вася не разменивается, приносить, так восьмерых, не меньше, и обязательно одну точь-в-точь как сама. В общем, дело не шло, наружу торчали котёнкины задние лапки, шёл третий час метаний, Васька мявкала и смотрела на меня ровно хоббиты на Гендальфа. Делать было нечего, резиновая перчатка, мать-героиню мордой в сооружённое мягкое гнездо, котёнка, по возможности аккуратно, наружу. Чпокнуло, мявкнуло, дело пошло. Если кто думает, что котей помер или стал калекой, то вы ошибаетесь. Это чудо потом поселилось в молочном, они тогда ещё работали.

Макс умер ещё в июне, и, вот ведь, до сих пор временами мерещится тут-там, а последняя затяжка на домашней футболке, сзади на плече, после обнимашек с ним, никуда не делась. Глупо, наверное, но как-то сильно не хватает нашего дивного чернобурого кота, прожившего почти десять лет рядом и умевшего удивительно здорово сопеть в ухо, щекоча усами, тыкаться лбом в лоб и внимательно слушать разговор с самим собой. Да, именно так.