Наше всё

Дмитрий Иванов сегодня напомнил прекрасное, классическое. 

Навеялось...

Разговор поэта с книгопродавцем

Поэт:

Торговля словом вам – забава;

груз, упакованный в мешки, 

лежит, не осенённый славой;

то, что вчера бурлило лавой,

шипит, утратив честь и право...

Книгопродавец(нетерпеливо):

Так что вы принесли?

Стишки?

Поэт:

«Стишки»... Какой циничный термин!

Вы уравняли без стыда

и сладость роз, и горечь терний,

и соль упорного труда,

и первый опыт, озарённый

цветеньем юности земной,

и плод седин – не обелённых,

но обесцвеченных зимой.

Так негодяй, ножом рисуя,

язвя кинжалом как гюрза

живую жертву полосует,

как вы изволили сказать...

Книгопродавец(презрительно):

«Стишки». А мог ещё – «стишата».

Невнятной жижи водопад.

Её в кадушках и ушатах

на рынок тащит стар и млад.

Не утоляя жажду зренья,

а только значимость свою

её без совести зазренья

в глаза распахнутые льют.

«Стишки». А что? Неужто грустно?

Стихи не ценят, не крадут.

Они сегодня – тот же мусор,

негодный символьный продукт.

Поэт (гневно):

Негодный?!

Книгопродавец:

Хуже, чем негодный! 

С червоотточьем между строк.

Стихия нынче старомодна,

зловонный гнилостный просрок.

Бродильный чан, пивное сусло,

но без приятного душка.

Так эскулап бальзам невкусный

больным суёт исподтишка.

Мол, пей, не ведая последствий,

Хлебай и думай, что не яд.

В ряду национальных бедствий

стихи на паперти стоят:

Экстракт из тины графоманьей,

они заразны как чума,

и злостно требуют вниманья

от измождённого ума.

Непредсказуемо опасны

для сердца, крови, головы...

Поэт(устало):

Так я пришёл сюда напрасно?

Книгопродавец (разводит руками):

Увы, мой друг!

Увы.

Увы...