Деньги пахнут кровью
Автор: Михаил ПоляковВсе эти громкие истории о великих завоевателях — Александра, Цезаря, Чингисхана — на поверку оказываются историями о деньгах. Ибо настоящая власть — это не тонна золота в подвале, а финансовый поток, орошающий экономику. Что такое очередной поход по завоеванию мира, как не очередной стартап, в случае успеха сулящий фантастические прибыли своим организаторам.
Возьмём Александра. Принято считать, что он разграбил Персию и обрушил её экономику. На деле же он её… оживил. Ахемениды были классическими драконами-накопителями: они веками изымали из оборота гигантские массы серебра и золота, складируя их в Сузах и Персеполе. В империи царил денежный голод, сковывавший торговлю и ремесла. Экономика задыхалась.
И тут является македонский мажор, который эти сокровищницы распечатывает и с невероятной, безумной скоростью начинает тратить. Чеканить монеты, платить солдатам, закупать провизию, строить города, заказывать корабли и просто дарить кому не попадя тонны золота и серебра (только Аристотелю на жизнь прислал 21 тонну серебра). Деньги, столетиями лежавшие мёртвым грузом, хлынули в экономику, вызвав невиданный хозяйственный бум от Эллады до Бактрии.
И вот здесь на сцену выходят те, кто почуял конъюнктуру, — вавилонские финансовые элиты. Пока македонские аристократы смотрели на Александра как на предводителя в походе за славой, вавилонские менялы увидели в нём… гениального предпринимателя, Билл Гейтс, Стив Джбс и Илон Маск в одном лице. Он не просто завоевал Вавилон — он принёс с собой ликвидность. Он запустил тот самый денежный поток, в котором они, как рыба в воде, могли вести свои операции.
Более того, он строил империю ещё более огромную, чем Персидская. А большая империя — это большие инфраструктурные проекты, единые стандарты, безопасные торговые пути и, главное, колоссальная прибыль от масштаба. На этом можно было заработать неизмеримо больше, чем в застойной экономике Ахеменидов.
Поэтому его вхождение в Вавилон — это не визит победителя к побеждённым. Это прибытие ключевого актива на главную финансовую биржу Ойкумены. Пока солдаты ликовали, дельцы и ростовщики уже подсчитывали будущие барыши от греко-македонского экономического чуда. Они не просто поддержали его — они стали бенефициарами его политики. Ибо что такое великий завоеватель? Это, в конечном счёте, лучший друг любого крупного капитала, который вовремя сообразил, куда дует ветер перемен. Но кто-то за этого заплатит своими жизнями.
Отрывок из книги «Александр Психарх»
Вавилон, Междуречье, Персидская империя, 332 год до нашей эры.
Воздух в подземном святилище храма Эсагилы был густым и неподвижным, пахнущим остывшим пеплом от жертвенных огней и сухой тысячелетней пылью. Здесь, в самом сердце Вавилона, собрались те, чья власть была незрима, но прочнее власти сатрапа или царя. Бел-идинни, верховный жрец Мардука, сидел в богато украшенном резьбой деревянном кресле, его лицо, испещренное морщинами, казалось высеченным из старой слоновой кости. Напротив него, откинувшись на подушки, расположился Кадашман-Бел, глава могущественного торгового дома. Его тучная, неподвижная фигура и тяжёлый, изучающий взгляд выдавали в нём человека, привыкшего оценивать всё и всех с точки зрения выгоды и риска. Третьим был Шулам-Баба, начальник городской стражи, человек с жёстким, обветренным лицом и цепкими короткими пальцами воина.
– Маздай дал понять, что не против переговоров с македонцем, – нарушил молчание Бел-идинни. Его голос был низким и ровным, словно вобравшим в себя тишину святилища. – Но он будет осторожничать и пока на прямое предательство не пойдёт, а вот нас выдать может. Наша судьба сейчас в наших руках, и мы должны выковать её сами.
Кадашман-Бел тяжело вздохнул, его массивная грудь медленно поднялась и опустилась.
– Говорить о судьбе – удел жрецов, Бел-идинни. Я же привык иметь дело с цифрами. А цифры кричат о катастрофе. Речь о системе, которую персы выстроили за века своего владычества. Они смотрят на свои сатрапии как на бесконечный рудник. Два столетия они выкачивали из нас серебро и золото. Два столетия караваны, гружённые слитками, уходили на восток, в Сузы и Персеполь. А что взамен? Их цари собирают сокровища в своих бездонных подвалах, как запасливые скряги. Они не понимали простой вещи: богатство – это не мёртвый металл. Богатство – это то, что работает, что обращается, что рождает новое богатство. Они душили и душат торговлю. И теперь, когда этот македонский юнец обрушился на них, они в панике пытаются выжать из нас последнее, добивая то, что сами же и надломили. Экономика – это как плотина, Бел-идинни. Персы веками строили её, чтобы копить воду в одном месте, обрекая всё остальное на засуху. Теперь плотина треснула, и нас может смыть потоком, если мы не перенаправим воды в нужное нам русло.
Шулам-Баба, до сих пор молчавший, провёл рукой по своему короткому чёрному парику, точь-в-точь как это делали персидские офицеры.
– Ты говоришь загадками, старик, – его голос прозвучал резко и грубовато. – Воды, русла… Мои люди на стенах видят не метафоры, а персидские патрули и готовящиеся к осаде запасы. Если Дарий узнает о нашем заговоре, он прикажет перерезать нам глотки раньше, чем македонец появится на горизонте, а Маздай сделает это быстро, чтобы мы не успели рассказать о нём. Ради чего вы предлагаете рисковать головами?
Бел-идинни медленно сложил руки на коленях. Казалось, он только и ждал этого вопроса.
– Риск существует ровно потому, что ты упомянул осаду, Шулам-Баба. Потому что мы сидим в городе, который персы готовят к уничтожению в случае поражения. Или к разграблению – в случае победы македонян. Наш выбор – не между риском и безопасностью. Наш выбор – между контролируемым риском и гибелью. Мы должны предложить Александру то, чего он не сможет получить силой. Мы предлагаем ему не город, не груду камней и испуганных жителей. Мы предлагаем ему работающий механизм. Наша сила, наша магия, если угодно, – не в том, чтобы внушать любовь или страх сотне человек, как умеет он. Она – в умении управлять финансами. Веками мы, жрецы Мардука, и вы, потомки великих торговых домов, оттачивали искусство создания среды, в которой выгодно торговать, заключать сделки, вести учёт. Мы создали атмосферу доверия, где слово, скреплённое печатью, значит больше, чем клятва на мече. Наша идеология – это идеология порядка, предсказуемости и роста. Вавилон для нас – не просто город. Это система. И мы хотим распространить эту систему на всю империю, которую построит Александр.
Он сделал паузу, глядя на своих собеседников, стараясь прочесть в их глазах понимание.
– Наша цель – стать мозгом новой империи. Пусть Александр будет её мечом. Пусть он завоюет пространство от Греции до Индии. Мы же сделаем это пространство единым экономическим организмом. Мы предложим ему сделать Вавилон финансовой и административной столицей его державы. Здесь будут приниматься решения о дотациях и кредитах для сатрапий, о размере налогов. Через наши руки пройдёт всё серебро, которое он захватит у персов. И мы не дадим ему осесть мёртвым грузом. Мы заставим его работать. Мы создадим такие финансовые инструменты, которые опутают всю Ойкумену, сделав её благополучие зависимым от решений, принимаемых в наших конторах и храмах. Александр получит стабильную, богатеющую империю. А мы – реальную власть. Власть, которая не нуждается в титулах, ибо тот, кто контролирует кошелёк, в конечном счёте контролирует и царя.
– Прекрасная картина, – усмехнулся Кадашман-Бел. – Но как мы положим этот план к ногам македонского волка? Послать гонца?