Квантовое похудение, или Эффект пончика

Человек — венец творения. Так, по крайней мере, утверждают учебники биологии, написанные оптимистами. Но когда этот венец творения подходит к зеркалу после затяжных зимних праздников, которые плавно перетекли в весенние шашлыки, он понимает: эволюция где-то свернула не туда. Скорее всего, в сторону ближайшей чебуречной.

Я стоял перед зеркалом. Зеркало в нашей семье — это не просто предмет интерьера, это прокурор. Оно не врет, не льстит, не берет взяток и обладает отвратительным качеством — показывать всё как есть, да еще и с увеличением.
Я глубоко вдохнул и втянул живот. В районе грудной клетки что-то предательски хрустнуло, глаза слегка вылезли из орбит, но живот остался на месте. Он висел над резинкой домашних штанов с печальной, монументальной неизбежностью, как внешний долг небольшой африканской страны.
— Сема, — сказало мое тело. — Расслабься. Мы заняли круговую оборону. Нас не сдвинуть. Мы здесь надолго.

В ванную заглянула жена. Вера. Женщина, которая умеет одним взглядом превратить мужчину в горстку пепла. Она посмотрела на мои потуги, на покрасневшее лицо, на живот.
— Ты что делаешь? — спросила она тоном, которым спрашивают у ребенка, зачем он ест песок.
— Визуализирую, — просипел я, боясь выдохнуть. — Представляю себя античным героем. Гераклом.
— Геракл, — сказала Вера, — если ты сейчас не выдохнешь, ты лопнешь. И мне придется отмывать кафель от твоего богатого внутреннего мира. Ты похож на пакет с прокисшим молоком, который забыли на солнцепеке. Сделай что-нибудь. Запишись в зал.

Зал... Спортзал — это место, где люди добровольно и за свои деньги покупают право страдать и потеть. Там пахнет железом, резиной и чужим физическим превосходством. Там ходят качки, у которых бицепс больше, чем мой уровень IQ. Я не мог туда пойти. Мое ранимое эго просто не пролезло бы в дверь вместе с моим животом.
Мне нужно было чудо. Что-то научное, современное, прорывное, и главное — не требующее резких движений. Чтобы лежать на диване, как Илья Муромец, думать о судьбах галактики, а жир уходил бы в астрал сам собой.

И я нашел.
Реклама в интернете мигала так агрессивно, что у меня начался нервный тик правого глаза.
«СИСТЕМА "КВАНТОВЫЙ ШТИЛЬ". ХУДЕЕМ НЕДЕЯНИЕМ. ЗАБУДЬТЕ О СПОРТЕ. СПОРТ — ЭТО ИЗНОС СУСТАВОВ. МЫ ПРЕДЛАГАЕМ СТАТИКУ. ВЫ СТОИТЕ — ЖИР БЕЖИТ. ВЫ ЕДИТЕ — ЖИР ПЛАЧЕТ. ГАРАНТИЯ РЕЗУЛЬТАТА ИЛИ МЫ ВЕРНЕМ ВАМ ВАШИ КИЛОГРАММЫ».
И цена. Цена была такая высокая, что я сразу понял: это должно работать. Бесплатно только птички поют, а серьезная наука стоит дорого. Если просят три зарплаты — значит, там нанотехнологии.

Я пришел на первое занятие.
Это был подвал в элитном доме. Но не простой подвал с крысами и трубами, а «Лофт телесной трансформации и ментального детокса». Стены выкрашены в радикально черный цвет, горят свечи, стоит запах тяжелых восточных благовоний, от которого хотелось одновременно чихнуть, уснуть и исповедаться.
Нас встретил Гуру.
Звали его Виталий, судя по бейджику, но он просил называть себя Мастер Ви. Он был тощ, лыс, бледен и смотрел на нас свысока, как на биологический мусор, который он, так и быть, своей великой силой переработает в чистое золото.

— Приветствую вас, жертвы гравитации и майонеза, — сказал Мастер Ви голосом, не смазанным маслом, скрипучим и проникновенным. — Вы пришли сюда, потому что устали. Устали носить на себе груз прожитых лет и котлет. Вы хотите бегать? Нет. Бег — это стресс. При беге внутренние органы ударяются друг о друга, обижаются и начинают мстить. Мы пойдем другим путем. Путем реверса. Путем отрицания физики.

Группа состояла из пятнадцати женщин разной степени округлости, готовых поверить во что угодно, и меня. Я был единственным мужчиной и чувствовал себя султаном в очень бюджетном гареме, где всех перекормили пахлавой.

— Первое упражнение, — торжественно объявил Ви. — «Рак, пятящийся к просветлению». Мы будем ходить спиной вперед.
— Зачем? — спросил я. Логика, остатки инженерного образования, еще слабо сопротивлялись.
— Семен, — вздохнул Гуру, глядя на меня как на неразумное дитя. — Вы живете лицом вперед. Вы едите лицом вперед. Вы смотрите в будущее, накапливая проблемы. Ходьба задом стирает прошлое. Каждый шаг назад — это минус один эклер, съеденный в 2015 году. Мы отматываем счетчик калорий! Закройте глаза. Отключите мозг. Доверьтесь пространству. Идите!

И мы пошли.
Представьте эту картину: полумрак, удушливый запах сандала, и толпа взрослых, серьезных людей с закрытыми глазами пятится назад, выставив задницы, как зомби в режиме обратной перемотки.
Я сделал шаг. Второй. Почувствовал себя первооткрывателем времени. На третьем шаге я врезался во что-то мягкое и объемное.
— Ой! — взвизгнуло мягкое голосом дамы в леопардовых лосинах.
— Простите, — сказал я вежливо. — Я стираю новогодний оливье. Не рассчитал траекторию.
— Вы мне на ногу наступили! — возмутилась дама. — Вы мне кармический узел передавили! У меня теперь чакра захлопнется!
— Не останавливаться! — кричал Мастер Ви из угла. — Боль — это выход токсинов! Врезались в стену? Это не стена, это барьер вашего собственного неверия! Проходите сквозь него! Будьте волной!

Я честно пытался пройти сквозь стену. Стена оказалась прочнее моего неверия и гораздо тверже моей головы. Шишка на затылке росла, как и моя вера в метод. Ведь если так больно и неудобно — значит, процесс идет? Значит, организм в шоке и сжигает все запасы?

— Стоп! — скомандовал Гуру через двадцать минут хаотичного броуновского движения задом. — Мы обнулили завтрак. Теперь главное. Статика. Поза «Фламинго в глубокой депрессии». Встаем на одну ногу. Правую поджимаем к животу. Глаза закрыты. Руки раскинуть как крылья. И стоим.
— Сколько? — спросил я, чувствуя, как левая нога начинает предательски дрожать, как осиновый лист на ветру.
— Пока не почувствуете абсолютную легкость. Час.
— Час?! Я же упаду!
— Время — это иллюзия, — отрезал Ви. — Стойте. Жир — субстанция инертная. Он не умеет балансировать. Когда вы качаетесь, жировые клетки паникуют, теряют ориентацию в пространстве и от страха кончают жизнь самоубийством.

Я стоял. Меня качало, как маятник Фуко во время землетрясения. Я падал, вставал, снова падал, сбивая соседок. Мастер Ви ходил между нами и тыкал в бока острой бамбуковой палкой:
— Не падать! Держать ось мира! Вы — антенны! Вы принимаете сигнал из космоса! Чувствуете? Жир стекает в пятку! В пол! В землю! Мы удобряем планету своими калориями!

Дома я решил закрепить успех. Домашнее задание, так сказать.
Вера готовила ужин. Я вошел на кухню спиной вперед, с закрытыми глазами, шаркая тапочками.
— Сема? — спросила она осторожно, не поворачиваясь от плиты. — Ты что, пил? Или что-то потерял?
— Я стираю обед, — ответил я с достоинством, нащупывая пятой точкой стул. — Не мешай. У меня реверсивный метаболизм. Я отматываю съеденную котлету.
— Смотри, не сотри себе мозг об косяк, — сказала жена философски. — Хотя там, кажется, стирать уже нечего.

В этот момент на кухню зашел сосед, дядя Коля. Он зашел по-простому, за солью, но застал картину маслом: я стою на одной ноге посреди кухни, раскинув руки, с выражением мучительного просветления на лице, а жена мешает суп.
Дядя Коля замер. Солонка выпала из его рук.
— Верка, — шепотом спросил Коля, боясь меня спугнуть. — Его током ударило? Замкнуло? Или это инсульт? Скорую вызывать?
— Это фитнес, Коля. Квантовый. За большие деньги.
— А-а-а, — протянул сосед, с опаской обходя меня по дуге. — Ну, если квантовый... Налей ему сто грамм, Вер. У него, похоже, кванты перепутались с шариками.

Но самое интересное, самое вкусное было впереди.
Третья стадия называлась «Гастрономический парадокс».
Мы принесли на занятие еду. Я, как прилежный ученик, принес курицу-гриль, жирную, пахучую, и свежий батон. Другие принесли торты, пирожные, сало.
— Ставим еду перед собой! — командовал Ви, и его глаза горели фанатичным огнем. — Смотрим на нее! Смотрим с ненавистью! Нет, с любовью! С любовью к ее пустоте! Вдыхаем аромат! И произносим мантру: «Я ем, но меня нет. Это не курица. Это голограмма. Я поглощаю чистый свет. Мой желудок — черная дыра, в ней исчезает материя без следа».
— И что, есть можно? — спросил я, отламывая прожаренную ножку, с которой капал жир.
— Нужно! — вскричал Гуру. — Ешьте яростно! Агрессивно! Обманите мозг! Скажите ему, что это сельдерей! Что это воздух! Жуйте и представляйте пустоту!

Я ел курицу. Я внушал себе, что это сельдерей. Мозг не верил, он кричал: «Это курица, идиот! Вкусно!». Желудок радовался. Жир на боках аплодировал стоя и требовал добавки. Дама с тортом рыдала от счастья, размазывая крем по лицу:
— Я чувствую! Я худею прямо с куском во рту! Это чудо!

Прошел месяц.
Я встал на весы. Весы жалобно хрустнули, подумали и написали на электронном табло: «Пожалуйста, не вставайте всей семьей».
Плюс три килограмма. Три килограмма чистой, квантовой массы.
Я пришел к Мастеру Ви.
— Виталий, — сказал я, теребя пуговицу, которая вот-вот готова была отстрелиться. — Я потолстел. Система не работает. Я стал больше.
— Работает! — сверкнул он глазами, пересчитывая купюры. — Вы не понимаете. Это эффект «сжатой пружины». Организм в панике. Он копит, чтобы потом взорваться стройностью. Вы на пороге прорыва! Жир готовится к эвакуации! Нужно верить. И нужно купить курс «Платина». Там мы будем лежать на диванах и ментально бежать марафон.
И я купил. Потому что надежда умирает последней, а человеческая глупость — бессмертна.

Апофеоз наступил весной, когда снег начал таять, обнажая всю неприглядность бытия.
Система стала вирусной. Толпы людей ходили задом по улицам, сбивая прохожих и фонарные столбы. В парках стояли тысячи «фламинго» с закрытыми глазами.
Мастер Ви собрал нас в Сокольниках.
— Братья и сестры! — вещал он в мегафон, стоя на ящике из-под мандаринов. — Мы готовы. Мы переходим в жидкую фазу. Видите прорубь? (Пруд еще не совсем оттаял, плавали льдины и мусор). Сейчас мы снимем обувь. Мы войдем в ледяную воду. И мы будем стоять. Мы должны нагреть воду своей внутренней энергией. Мы растопим лед своим метаболизмом! Мы станем кипятильниками вселенной!

Толпа взревела от восторга. Люди, обезумевшие от голода и мантр, начали скидывать угги и ботинки.
Я смотрел на грязный снег. На черную, жуткую воду, в которой плавала одинокая утка. Утка посмотрела на нас, на Мастера Ви, и выразительно покрутила ластой у виска.
Я смотрел на посиневшие, узловатые ноги дамы в леопарде, которая уже лезла в воду с криком: «Я кипятильник! Я чувствую пар!».
И вдруг в моей голове произошел тот самый квантовый сдвиг. Настоящий.
Логика, которая спала два месяца, одурманенная курицей и ходьбой задом, проснулась, потянулась, зевнула и сказала отчетливо: «Сема, ты идиот. Клинический».

— Я не пойду, — сказал я громко.
Мастер Ви замер. Толпа затихла.
— Что? — переспросил Гуру. — Вы отказываетесь от трансформации? Вы хотите остаться гусеницей? Вы предаете идею?
— Я хочу остаться живым, — сказал я. — И теплым. И желательно в ботинках. И с носом, который не отвалится от холода.
— Вы слабак! — закричал Ви, брызгая слюной. — У вас слабый дух! Вы раб своего жира! Вы не достойны просветления!
— Может быть, — согласился я спокойно. — Зато у меня нет воспаления легких. И цистита.

Я развернулся. И пошел.
Лицом вперед.
Это было удивительное, забытое ощущение. Видеть, куда ты идешь. Не врезаться в деревья. Чувствовать твердую землю обеими ногами, а не одной. Смотреть миру в лицо, а не показывать ему задницу.
Я шел мимо толпы, которая лезла в ледяную воду, стуча зубами и бормоча мантры про тепло.
Я чувствовал себя победителем.
Да, я остался толстым. Мой живот все так же нависал над ремнем, уютный и родной. Одышка никуда не делась.
Но я чувствовал невероятную, звенящую легкость.
Потому что нет ничего тяжелее, чем быть дураком за свои собственные деньги.
Я вышел из парка. У метро стоял ларек. Я купил шаурму. Вредную, жирную, полную майонеза, кетчупа и глютена.
Я откусил огромный кусок.
— Это сельдерей? — спросил ехидный внутренний голос.
— Нет, — ответил я, жмурясь от удовольствия. — Это свобода.
И пошел домой, где меня ждала Вера, суп, кот и зеркало, которое, мне кажется, сегодня вечером посмотрит на меня с чуть большим уважением.