Суд да дело

Я участвую в конкурсе «Произведение по заявке»[1], в котором каждый участник конкурса читает и оценивает произведения других авторов. А потому с большим интересом прочел рассказ Малеева Алексия «и не судим будешь». В этом рассказе критически настроенный читатель разносит в пух и прах рассказы, которые участвуют в конкурсе «Произведение по заявке». 

Вот такая закольцовка! Это само по себе интересно, а потому я решил написать на этот рассказ рецензию. Исходя из вышесказанного, я надеюсь, понятно, почему рецензия построена, как диалог двух критиков: доброго и злого.

***

Стилизованная рецензия-диалог на рассказ «…и не судим будешь» (автор: Малеев Алексий)

«Суд да дело»

Доброжелательный критик (ДК): Знаешь, мне этот рассказ «и не судим будешь» показался отличной литературной механикой. Это же настоящий постмодернистский эксперимент, который при этом читается на одном дыхании! Автор берёт бытовую сцену — молодой врач вечером читает конкурсные рассказы — и разворачивает её в философскую притчу. Идея сделать критика с дислексией[2] — превосходная находка. Это не просто недостаток, это центральный художественный приём. Его отзывы, вот эти «Мативация пирсонажа ужасна» или «Это нинармально!» — это же чистый шедевр саморазоблачающей иронии! Мы сразу видим пропасть между его амбициями сурового арбитра и реальными возможностями.

Злобный критик (ЗК): Шедевр, говоришь? Скорее, лёгкий трюк для забавы публики. Автор создаёт картонного солдатика — да, дислексика, да, с йорком — только для того, чтобы потом его же и разоблачить. Это как поймать ребёнка на слове. Да, контраст забавный, но не глубокий. К тому же, первая половина рассказа — это просто серия одинаковых эпизодов: Сергей читает, морщится, пишет безграмотный отзыв. «Спустя минут двадцать пять студент вынырнул из самого настоящего чёрного омута с явственным отвращением». После третьего раза это начинает напоминать конвейер по производству брюзжания, а не развитие сюжета.

ДК: Но в этом и есть замысел! Это нагнетание, это «разогрев» читателя. Мы погружаемся в его ритм, его раздражение становится нашим. Мы начинаем судить его самого — за ошибки, за злость. И это подводит нас к главному повороту! Момент, когда действие переносится в парк, и мы понимаем, что только что читали рассказ, который читают другие люди — это сильнейший ход! «— Всё, я не могу! — прокричал мужчина средних лет, вставая со скамейки в парке». Вот тут и срабатывает ловушка. Мы, только что судившие Сергея, оказываемся в той же позиции, что и пара в парке, которая судит рассказ о Сергее. Рекурсия!

ЗК: Рекурсия-шмурсия. Эффектный, но дешёвый фокус. Любой первокурсник факультета журналистики знает про «рассказ в рассказе». Да, формально ловушка захлопывается. Но что внутри? Пустота. Автор просто перекладывает ответственность с персонажа на читателя, говоря: «Ага, попались! Вы тоже судите!». Это не глубокая мысль, это констатация очевидного. К тому же, второй план с парой в парке проработан в десять раз слабее. Кто они? Почему им интересен этот рассказ? Они просто функциональные манекены для озвучивания морали.

ДК: Ты несправедлив. Пара в парке — не манекены, а зеркальное отражение. Их диалог — ключ к смыслу! Лида говорит то, что должен осознать читатель: «А по мне вполне неплохо... через иронию тезис о не судимости других показан неплохо». А её фраза про то, что «ещё более постиронично в контексте необходимости оценивания конкурсных рассказов» — это же гениально! Автор иронизирует над самой ситуацией конкурса, где все обязаны судить, зная при этом, что и их будут судить. И обрати внимание на детали! Зеркальность идеальна: в обеих реальностях есть йоркширский терьер («йоркширский терьер, ещё явный щенок» в парке), оба главных мужчины — Сергеи. Это не случайность, это тонкая работа.

ЗК: Тонкая? Грубая, как кирпич! Йорк, именины Сергея — это не тонкая работа, а жирные подсказки для тех, кто в танке. Автор боится, что читатель не дотянется до его «глубинной» мысли, поэтому тыкает его носом в параллели. А что до «постиронии», так главный герой из парка сам эту иронию не видит! Он же возмущается: «Уж очень утрированный дислексик вышел, не бывает таких!». То есть персонаж, который должен быть проводником идеи, сам туповат. Получается, умная мысль есть только у автора и у его рупора Лиды, а все остальные — дурачки для иллюстрации тезиса.

ДК: Но в этом и есть жизнь! Люди часто не видят своих отражений. Его возмущение — самая сильная часть! Он — законченный критик, который даже в кривом зеркале не узнаёт себя. Это высшая степень сатиры! И финальная реплика — «И не будем судить раньше времени» — это не банальная мораль, а естественное завершение этого путешествия по кругам критического ада. Персонажи приходят к тому, с чего должен начать читатель.

ЗК: Естественное? Натужное. После всей этой виртуозной игры автор вставляет открытую мораль, словно не доверяя собственному мастерству. Получается двойственная вещь: с одной стороны, умная конструкция, с другой — попытка разжевать и положить в рот. Почему бы не закончить на полуслове, на осознании? Зачем нужен этот дидактический финал? К тому же, язык повествования неровный. Вот описание быта: «Налив и себе полную кружку не самого лучшего растворимого кофе...» — хорошо, живо. А в некоторых местах — скованно и схематично, как в студенческой работе.

ДК: Позволь, но именно эта бытовая детализация и цепляет! Она создаёт тот самый контраст между высокими претензиями Сергея-критика и его обыденной, одинокой жизнью с растворимым кофе и минтаем для собаки. Он не абстрактный «злодей», он живой человек со своими слабостями. И его дислексия — не клеймо, а его трагикомическая черта. Ты говоришь «трюк», я говорю — «убедительный характер».

ЗК: Характер? Однобокий характер. Мы видим его только в одной ипостаси — раздражённого читателя. Где его другие грани? Где хирург? Где сын, которому отец «чуть ли не еженедельно устраивал созвоны»? Нет, только критика и собака. Персонаж-функция для идеи. А идея, повторюсь, хоть и остроумно упакована, но не нова.

ДК: (Вздыхает) Слушай, а тебе вообще понравился рассказ? Ты нашёл кучу изъянов, раскритиковал буквально каждый ход...

ЗК: (Немного помолчав, уголок рта дёрнулся) Конечно, понравился. Стал бы я о нём так долго и с таким жаром рассуждать, если бы он был мне неинтересен? Гениальным я его не назову, но скучным — тем более. Он зацепил. Заставил спорить. Эта его зеркальная ловушка, при всей её схематичности, работает. Пусть автор перегрузил финал моралью, пусть некоторые ходы предсказуемы, но сама попытка заставить читателя посмотреть на себя со стороны — удалась. Когда я читал его разгромные отзывы с ошибками, я ловил себя на мысли: «Да я ведь тоже так иногда мысленно комментирую тексты, считая себя умнее». Значит, попал автор в цель. Так что да, рассказ хорош. Но идеальным — нет, нет и ещё раз нет. На то он и «Произведение по заявке», а не «Война и мир».

***

[1] — в конкурсе «Произведение по заявке» участвует мой рассказ «Булочка с ядом для возвращения»

[2] — Дислексия — нарушение способности читать и понимать написанный текст. Люди с этим расстройством сталкиваются с трудностями при восприятии букв, слогов, слов и предложений. 

***

Другие мои рецензии на рассказы, участвующие в конкурсе «Произведение по заявке»:

Бремя Прометея в декорациях апокалипсиса

А вы знаете, что такое уроборос?

Бульварная хроника как приговор.

Спокойной ночи, Кира.

Прочие рецензии.

***

Имею возможность, способности и желание написать рецензию на Ваше произведение.