Бух и трепет

Выходи...

Ну?!

Вышел?

Вот.

И звучит музыка.

Из головы, из сердца, из...

Выпиливают что-то свое из цельного куска бревна скрипки.

Из головы...

Подхватывают фаготы и тянут.

Из проезжающей машины звучит...

Нет, оттуда скрипки не слышно. Из динамиков льется бухой трепет.

Бух. Бух.

Бух.

Почему-то из машины слышны бухи, а звуки не проходят. Совсем.

У каждого человека есть и правая нога, и левая. Они друг друга знают. Взаимодействуют. Тормоз-газ и сцепление.

Из машины.

Из машины высовываются над проезжей частью веселые и чипованные люди с темной кожей, выкаченными глазами, приплюснутым носом и раздавленными губами. Высовываются и улыбаются. Показывают на пальцах, что они сейчас будут делать, что они делали когда-то и о чем мечтают.

Ну? О чем мечтают?

О чем мечтают, то и показывают. На пальцах.

Пальцы красивые, толстые, ухоженные.

Люди - красивые, с пальцами.

А небо - синее.

По небу змеится татуировка Великого Змия. Сливается с татуировкой Желтого Дракона. С татуировкой Белой Обезьяны. И плывут облака. И тоже, сливаются.

И звучит музыка.

Из скрытых динамиков льется в уши зимний дождь с отчетливым акцентом. Как с минарета, но менее отчетливо. Эдакое протяжное, затянутое за горизонты звучание. Миссионерское.

Я разговариваю со словарем. Кратким и понятным до изумления разговорником. Моя твоя мой. 

Послушай, мы все так разговариваем. Все так слушаем. Все так дышим. Все - молчим.

Из сердца.

Из сердца выплескивает и крутится в голове, рекламируя подтяжки и памперсы, кантата Баха. Ее играют известные своей музыкальностью и трудолюбием качки-актеры и красавицы-актрисы. Их дети. Их коты. Их собаки. Бах не возражает. Он давно уже - бух.

Это их жизнь.

Это наша.

Мы взаимодействуем друг с другом, как ноги. И перетираемся, как потертые джинсы, на ягодицах.

Как пальцы.

Как звуки.

Как бухи.

Кровь на кровь.

Скрипка на скрипку.

По скользкому телу змеи и воздуха.

То есть, скользим.

Из солнца лезут лучи и иголки, свисают нити и развеиваются на ветру. Свет играет тенью на лицах.

Лучше быть ежиком. чем свиньей. В свинье слишком много еще человеческого. И в барашках этого много. И в коровках. А в ежике - нет.

В нем - нет и заунывности. Ежик - хищник, но мелкий. И в этом он все-таки похож, но не на конкретное, а так, вообще.

От всего этого в голове болтается окрошка на квасе. На вид - вкусная, на вкус - кисловатая, с пузыриками, словно кто-то наделал мыльного раствора для детей и выдал каждому по соломинке. Чтобы дуть.

Все и дуют.

И поднимают ветер.

Но пока ветра нет, можно послушать музыку, посмотреть на прошлое, увидеть настоящее, задуматься над будущим.

И - не угадать. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Не в себе, в прошлом и будущем.

Тут и вступают звуковые тарелки, звенят серьги в ушах, звучат натянутой кожей бочки и горшки. И сердце, сердце, отзывается странной нежностью на тишину.

Лютую и долгую. Как во сне.