Пишу о любви, что оставляет синяки на душе, и о мирах, что просачиваются сквозь обои обыденности.
В гниющих трущобах анатомического квартала города-государства Ренвиль (Альтернативная Европа, позднее Возрождение) цирюльник-антропотом, именующий себя Доктором Ланцелотти, превращает человеческие страдания и плоть в извращенное искусство бессмертия. Когда его последний "шедевр" - девушка с кибернетизированным позвоночником - начинает разлагаться заживо, он должен найти новую "канву", втягивая в свой патологический цикл молодого подмастерья-гравёра, чья собственная хрупкая анатомия скрывает мучительную тайну...
Нет ничего слаще для моей души, как пощекотать нервы почтеннейшей публике добротной жутью, выкованной из самой что ни на есть славянской старины да подернутой ледяным дыханьем нечистого. Извольте! Запаситесь же смелостью, ибо поведаю я вам о девице Арине, что в ночь под Крещенье, когда снега поскрипывают, словно кости стариковские, а небо чернее дегтя, вздумала погадать на суженого-ряженого. Чем же это закончится для юной девушки...
В погоне за мифическим Зеркальным Скарабеем Фальк превращает ее в "антропологический объект". Его "научные методы" - изощренная пытка: игра на жажде и страхе. Но она не жертва. Ее молчание - оружие. Ее рисунки - карты иного сознания. Ее ожог - скальпель, вскрывающий его гниль....
История вампира, любившего распад...
Грех самоубийцы требует тепла. Зов живых - его единственный закон. Нарушишь заповедь порога - отдашь душу на вечную жажду.
"Не зови Того, Кто Стучится. Иначе его песня станет твоей колыбельной. Навеки."
"Не зови Того, Кто Стучится. Иначе его песня станет твоей колыбельной. Навеки."
Молодой цыган, чья кровь "романи чав кипит вольницей и неукротимой страстью. Он виртуоз конской кражи, мастер ножа, чей смех звенит медью, а взгляд прожигает насквозь. Его мир бесконечная дорога, звон монет, драки, песни под звездами и закон табора, превыше всего. До той поры, пока его глазам не является Глаша... Она воплощение всего чуждого, запретного, невозможного. И эта невозможность становится магнитом сильнее любых цыгански...
Реставрируя заброшенный храм декаданса, Константин Деница находит дневник бывшего владельца Виктора Шторма, превратившего жизнь юной актрисы Лилии в извращенный эксперимент по слиянию боли и экстаза. Этот дневник становится черной дырой, затягивающей Константина. Его союзницей или жертвой? оказывается загадочная Надежда живое эхо Лилии. Вместе они погружаются в лабиринт оккультных тайн, нацистских архивов ("Лот 47")
В этой истории читатель познакомится с вольным, горячим цыганом Радо и его *ракли, смелой, бледной девочкой Ташей. Их совместная жизнь полна страсти, драк и ревности... чем это обернется для молодых? Ведь не зря говорит Старая Мария: "*Гаджискри чирклипа тэ зорали, на тэ хэвэли, Радо..." (Гаджийское сердце чтобы разбить, не чтобы ласкать, Радо...).
Вот вам, читатель любезный, сия мрачная быль, выросшая, как поганка, на почве украинских поверий да людского горя. Не ищите здесь логики житейской - её нет! Есть лишь нежить, что бродит меж мирами, да рок, тяжкий, как камень на шее. И любовь ли то была, что прабабку, бабку, мать да дочь в могилу свела? Или бес попутал? Кто ж их разберет, эти темные силы, что водились в наших лесах да болотах? Одно скажу: страшен грех самоубийцы, да страшнее проклятие, им порожденное, что тянется, как змея подколодная, из рода в род. Подумайте об этом, добрые люди, перекреститесь да помолитесь, дабы нечисть сия к вашим очагам не подобралась. А Прасковьин род... ох, и не кончится ли он на том дитяти нечистом, что носила она под сердцем? Но сие -уже новая повесть, куда как страшнее сей. Да не дай Бог нам её услышать! Аминь.