Олег Ликушин

Когда под солнцем месяц молодой, когда созвездья в первый раз в колодце, когда «когда» беспечному неймётся, жест равен миру, мир – глаголу «пой».
Когда вступают флейта и гобой, сквозь слёзы скрипка им вослед смеётся, всё это странно музыкой зовётся и отзывается любовью и судьбой.
Когда пройдут ведомые звездой, и ни один при жизни не вернётся, порадуйся за них, а не придётся – проверь вино: не пахнет ли водой.
Когда ты станешь наконец собой, поймёшь – раз не болит, уже не бьётся, честнее песни нет, что не поётся – молчится страшно в комнате пустой.

В бреду моём всё было невероятно – похоже и непохоже на действительность, как только и может быть, верно, в бреду. Я чертил на песке, смотрел на начертанное – часами, недвижным взором, будто не читая, а впитывая значения и смыслы, нисколько не сопереживая им, не радуясь и не негодуя; после, в какой-то миг дрогнув, точно поражонный чем-то, бросался на раскалённый песок и ползал по нему, елозил, пока не уничтожал всё – всё до последнего знака; тогда, убедившись, что ничего из прежнего уже не существует, а новое по каким-то, не зависящим от меня причинам, не настаёт, вставал и, задрав голову к небесам, принимался бешено хохотать: что, взяли?

Евгений Замятин, «Мы»: Человек – как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать. Боишься – потому, что это сильнее тебя, ненавидишь – потому что боишься, любишь – потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное».

Так... пустое.

«Мысль о золотом веке сродна всем народам и доказывает только, что люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения».
(А.С. Пушкин, История села Горюхина)

Их каша – не наша.
Их Маша – не Маша.
Её фамилия Пилчард.

Стеганография – искусство тайнописи. Немецкий историк Иоганн Тритемий (1462 – 1516) издал книгу “Steganographia” (1499).
В ней, среди прочего, даются правила составления криптограмм, по-нашему – шифровок. Например, такое:
в словах, составляющих, с первого взгляда, бессмысленную фразу, прочитываются только первые и последние буквы (последовательно или в обратном порядке, или по некоему алгоритму), или только средние буквы слов; в них, в этих буквах, и содержится тайное послание.
Пробую применить на практике. Текст секретного сообщения закавказского, напримэр, сюшай, антиштирлица:
Бабушка приехала.
Шифровка:
Баранка баблу шашлык арап русскими ежих аксакала.
Йо! Вах-вах...

Зимой в деревне нашей тихо, проедет кто – как гром с небес.

Умберто Эко: «Говорят, что кошки, выпадая из окна, если стукаются носом, перестают чувствовать запахи, а поскольку у котов главное – обоняние, перестают понимать мир. Так вот, я кот, стукнувшийся носом. Я вижу вещи, я знаю их названия, вот это магазины, это едет велосипед, а там деревья, – но я не чувствую предметы... будто надел чужой пиджак. – Безносый кот в чужом пиджаке».

Его неизменный спутник по охоте, рыжий цирюльник и горький пьяница Прохор, набивая охотничий ягдаш подстреленной дичью, напевал из “Братьев разбойников”:
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!..

Посмотри в зеркало: ты – вне огня. Вены не режь: нет там меня. Я – то, что в поле за церковью, тёмен и вещ.

Выйди кто с таким «откровением», его бы подняли на смех, и не только. На щит бы подняли и понесли.

А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к говну,
и вонь его тебе не будет противна, даром, что gentleman.
А.С. Пушкин. 1 июля 1834 года

Ба! А вот и он сам, лично, ведя и придерживая под локоть новознакомца ему, именем Ликушина, по виду птицу залётную, приговоривает с ухмылочкой:
- А знаете, милейший, я ведь давненько вас в этих, так сказать, эмпиреях пребываючи, поджидаю. И с немалым, заметьте, нетерпением. А всё отчего? А хочется мне поглядеть и насладиться – не скрываю, отнюдь, - как вас из града сего прогонять станут... Что, удивлены? Этакий поворот событий вас, хотите возразить, не вполне устраивает?

- Встали и пошли, как живые?
- Ну да.

С этою мыслью я и проснулся в тот раз. Точно за шаг до падения с береговой скалы в море ужаса, или море, рождающее много слёз, что по-арабски будет – Бахр-ал-Бака.

Из воспоминаний Джинджера Бейкера:
"Судя по сообщениям в СМИ, мне также удалось «умереть» во время этого тура! Однажды я ехал по прибрежному шоссе 101 из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско с тремя симпатичными цыпочками в Shelby Cobra. Диктор по радио сказал: «Мы прерываем музыку, чтобы сообщить вам, что барабанщик Blind Faith Джинджер Бейкер только что был найден мертвым от передозировки г**на в своем гостиничном номере». Я оглянулся на цыпочек и подумал: «Черт возьми! Должно быть, я попал в рай!»..."

И как бы ни был хорош тот мир, который ждет нас впереди, те ощущения, что мы испытали в этой жизни, мы больше не испытаем никогда. И хотя мы уходим отсюда безвозвратно, нити, которые связывают нас живыми людьми, не рвутся.
Вольф Мессинг.

- Встали и пошли, как живые?
- Ну да.

Дураку поумнеть невозможно; умным – можно глупеть и глупить. Оттого так легко и тревожно расплетается времени нить.

Началось в раннем детстве, когда маленький Кай придумал всунуть два бенгальских огня в электрическую розетку, чтобы устроить фейерверк в отсутствие спичек.

Из разговора:

- Мне бы таблетку выпить!..
- Таблетки не пьют, их либо проглатывают, либо разжовывают. Пить надо другое, хотя повод может быть в обоих случаях один.
- А что ж делать? Все так говорят.
- Говорят – на Москве умных родят, а приглядишься – идиот на идиоте.
- А Путин?
- Путин из Питера.
- Ну и што?
- Што, што! Штоколов нашёлся. Таблетку пей!..

Слышу детские улицы, топот шальной
Меж извилистых трещин асфальта.
Слышу детские запахи: пахнет травой,
Пахнет марками с острова Мальта.
Слышу школу перил, туалетов уют
И запретный дымок сигареты.
Слышу пятна чернил... Между пальцев текут
Годы, лестницей, солнцем нагретой.
Пётр Мамонов

На вышку всходит философ Вышеславцев, зигует. Блякает беззвучно безымянными пальцами по подлетевшим клавишам композитора Рахманинова...

«Взята бы была “голая женщина” – и мы, взглянув, сказали бы: “Голая женщина”, и – ничего бы не прибавили. Просто, ясно, наглядно и “отвернулись”»

Кто писал светские, греховные и вредоносные романы, песни, дурные басни и ночные оперы – эти сидят в таком зловонии, что если бы их привели в городской сортир, где тыщи людей оправляются, то они бы для себя сочли это место счастьем. Разлили книжное зловоние людям, – теперь и сами томитесь в своем амбарэ!
Так и сказала: «амба-рэ».

Я убийца. Отчеркну: я – серийный убийца, но убийца в законе, легальный, то есть приличный человек, человек права и нормы, вроде как воевавший солдат. Я убил нескольких, может, двоих, а может, троих и больше.

Я задумался: что, если фальшивый-нефальшивый Аристотель прав, и Кафка намеревался превратиться в муху? И Корней Чуковский – за ним? А вдруг и в самом деле, и превращались?! Так-то – ничего, вопрос разве с конечностями, с их числом.