90-ые и крепконогие тропиканки

Автор: Дмитрий Манасыпов 9 октября 2018

Пятнадцать лет время страшное. Снаружи почти взрослый человек, в голове натуральная обезьяна, причем истеричная и самовлюбленная. Если в пятнадцать ты пацан, на дворе 95-ый, а отца уже нет, то хуже всех, само собой, приходится твоей маме. Она говорит, а ты не слушаешь. На улице-то старшаки всяко знают все лучше и больше.

Три пакета «Инвайта» или «Юпи», две полторашки с водой и водка, подешевле, иногда даже с Чимкента, чебурашкой с фольгой-пробкой. Нормальные пацаны не закусывают, они запивают и закуривают. Без пазыря водья на троих все идет не так, все чего-то стесняются, вокруг лето и слишком много гормонов внутри и красоток снаружи. Пусть и не таких, как Асусенна.

Хотя, несомненно, в 95-ом Асусенна красоткой не казалась от понятия «абсолютно». Курносая плоскодонка с толстыми ногами, чего в ней такого? То ли дело… То ли дело в Поволжье многолико, меж-национально и разнокалиберно красиво, куда там актрисе из Бразилии, пусть та и пробегала половину фильма в одном купальнике. Это уже потом, шагнув за тридцать и случайно увидев на каком-то канале ретро-показ, понимаешь простую вещь: Асусенна, сейчас-то, на самом деле красавица… Потому как вечно молодая и светящаяся солнцем Бразилии, накрепко прилипшим к золотистой коже ее очаровательно-крепких ног и совершенно, пусть и совсем юного, бразильского задка.

А в девяносто пятом «Тропиканка» бросалась в глаза только заставкой и «Нивой» старшего брата героини. Жары хватало вокруг, стоило только поискать.

- Стоять!

И ты стоишь. На дворе за полночь, на городской площади никого, только сзади и спереди одна, укушавшаяся в грибы и сопли, разновозрастная стая. Ну, как разновозрастная? Ровесников нет, все старше года на три… четыре… или больше?

- Служил?!

Перегаром и поддельным, хотя тогда-то настоящим, «Мальборо» в лицо. Человек пять со всех сторон, глаза злые, рвущие раньше рук.

- Чо пристали к пацану?

Ну, конечно, девочки такие девочки, благородства и доброты хватает на пару слов, для очистки собственной души, мол, а чо я… я вмешалась… я ж девочка, меня не послушали.

- Я…

- Слышь, ты чо такой наглый?!

- Братишка, дай пацану сказать…

О, еще один благородный. Под расческу, спортивные «Монтана» с вшитыми двойными лампасами, рубашка навыпуск, цепь, прям, надо же, браток… по его собственному мнению, не иначе.

- Мне пятнадцать.

- Ты служил?!

- Чо сказал?

- Пятнадцать, говорю, мне. Не служил.

- Че гонишь, ты ростом выше…

- Он служил?

- Я играю в баскет.

- Ты чо наглый такой?!

- Харош, пацаны, пошли…

- Служил?

Понимаешь, сразу и просто: просто так не выберешься. Странный живой и пьяный комок, где ты внутри. Да, тебе пятнадцать, мир вокруг несправедлив, только ты и сам уже не маленький мальчик. Драться? Наверное, что стоило. Если вдруг захотелось бы прийти в себя, если прийти, в травме больничного городка.

- Мне пятнадцать.

- Ты ваще по каким понятиям живешь?!

- Служил?

Все заканчивается на ударе сбоку. Умелом, незаметном, обидном и очень больном. Научишься такому – порой цены не будет, когда костяшкой среднего пальца и точно под нижнюю челюсть. Лицо протыкает током от подбородка до лба. И даже говорить сразу не можешь. Только стараешься не схватиться рукой за собственное, куда-то вдруг улетевшее, личико, ага…

- О! Ништяк напаснул!

- Охренели, придурки!

- Не, а чо он…

- Идите уже! Машка, есть платок?

- Не надо, спасибо.

- Пожалуйста. Дойдешь?

А то. Мне всего-то через сквер, где еще пара-тройка таких же, недавно уволившихся. Это нормально.

Челюсть мне не сломали. Так… пощекотали. Но отбили на пару недель желание шляться где и когда попало. Вот так и познакомился с Асусенной, ее крепкими ногами и красивым животом, курносой золотой улыбкой и понятием «холодный чай». Всяко бывает же.

340