О бояръаниме и политике магократии

При чтении второго «Мийола-ученика» задумался о том, что должна представлять из себя политика магократических обществ (кстати, рекомендую – цикл вообще хорош именно социальным ворлдбилдингом, проработкой экономики, политики и культуры фантастического мира). 

Один из героев книги дает определение политики «способ согласования групповых интересов, при котором интересами отдельных разумных пренебрегают». Добавим к этому определению слова товарища Мао «винтовка рождает власть». И потому переговорная сила групп населения в этом согласовании зависит от силы группы в ее самом прямом и грубом варианте. Соответственно, политика магократии будет зависеть прежде всего силы магов – ее уровня и распределения по магической популяции.

Вариант 1. Мощь отдельно взятых самых сильных магов ультимативна, магия – ключевая военная технология, без которой любая сторона конфликта обречена на поражение. Общество не может не быть магократией, причем магократией завязанной на личную силу мага (просто потому, что силовое решение – самое простое, если над головой не висит перспектива MAD). Немаги в загоне (низшая каста, содержать которую дешевле, чем клепать големов или призывать демонов). Слабым магам без перспектив роста, впрочем, ненамного слаще.

Главный фактор общественного положения мага – личная сила (своя и семьи/клана/гильдии). Если при этом биологически маги - часть человечества, причем магия не является строго наследуемым признаком (самый распространенный вариант для боярки и саньси), то распространенный культурный архетип «магократы – аристократия со сложнейшей культурой, тонкой дипломатией и изощренными интригами мощности, измеряемой в децирэбах» не работает. Ибо:

а) Интересы немагов магов мало интересуют, социальные группы (см. определение политики выше) сравнительно малы (кланы/гильдии/секты). В земной политике общие интересы многомиллионных групп стирают индивидуальные особенности и худо-бедно действует рацио, в мире такой магократии общие интересы малой группы могут вытесняться хотелками сильного, но не слишком рационального мага.

б) Использование силы как критерия правоты приводит к деградации «низовых» социальных навыков. Для немагов есть приказ, для других магов – меряние чье кунфу чья магия круче. Потребностей, которые не может удовлетворить магия (или немаги-слуги), и, соответственно, необходимости напрягать социальные механизмы, меньше.

в) При наличии минимальной социальной мобильности первые же маги, происходящие из немагического рода, и достигшие вершин начнут в общении с более слабыми магами более или менее демонстративно нарушать местный этикет и навязывать окружающим свои представления о поведении. Не все, конечно, но такие найдутся («Как учит история, выслужившиеся из грязи князья чётко делятся на две категории — одни стараются напрочь забыть свое свинопасье прошлое, вытравить его из памяти окружающих. Другие, наоборот, кстати и некстати любят вспомнить вслух, из какой грязи поднялись. […] Фаларен, скорее, из тех, кто бережно сохраняет помянутую грязную канаву, огородив ее золотым забором, и любит под настроение показывать гостям.» (с) А. Бушков). Потому что сильные. Потому что могут. И долго ли продержатся сорок способов выразить неудовольствие движением брови, если слабым, но родовитым необходимо держать в голове, как блажит каждый из полудюжины влиятельных парвеню?

Ну а если с социальной мобильностью плохо – рано или поздно критическая масса одаренных, не сумевших получить соразмерное своей силе место, сломает систему. И мы возвращаемся к пункту в).

Короче, в результате мы получаем типичную саньсю. С чванством в духе «Отойди с дороги мага седьмого круга, ничтожный чародеишка шестого круга», прогибанием перед вышестоящими и прогибанием нижестоящих... Честное слово, всегда воспринимал это какими-то странными головными тараканами китайцев. Но, похоже, при определенных вводных – это естественный вариант развития событий.

Вариант 2. Мощь магов важна, магия – одна из ключевых технологий. Не обязательно военных – лечебная алхимия или сеть телепортов могут для конкурентного успеха цивилизации дать едва ли не больше, чем артефактное вооружение имперских легионов. И в этом случае маги – это привилегированное (или правящее) сословие, но силой обладает именно сословие, а не отдельный маг. Магократия в таком обществе – власть социальной группы «маги» в целом, а не отдельных ее представителей (что, естественно, не исключает конкретных магов, стоящих над законом, как на Земле возможны стоящие над законом банкиры, промышленники или генералы). Что мы, собственно, и наблюдаем в большей части бояръаниме – развитые технологии выступают серьезной конкуренцией родовой магии, и власть магофеодалов над своими уделами (если таковые еще есть) опирается не только на личную мощь родовичей, но и на силу государственной машины, стоящей за ними...

И в таком варианте развитие (а во враждебной среде – и выживание) общества зависит от бесперебойной работы общественного механизма, одной из важнейших частей которого (но – одной из) являются маги. И условием карьерного роста мага становится соблюдение закона (или отсутствие явных нарушений). Да, маг может до определенного предела конвертировать свою силу и привилегии в безнаказанность, но этим самым он рушит свои перспективы подняться выше первого помощника не слишком высокопоставленного начальника (как в нашем мире сын министра может сотворить много нехорошего и остаться безнаказанным, но шансы в будущем стать министром после этого резко снижаются). Так что хамоватые придурки, избивающие одноклассников, по меньшей мере среди потомственных магов должны встречаться редко. Уж о перспективах своего чадушки родители должны позаботиться…

Это - с одной стороны. А с другой – в подобном обществе отдельные высокопоставленные маги имеют все шансы стать дипломатами и разработчиками децирэбных интриг. И дело не только в отличной стартовой позиции, даруемой принадлежностью к магическому сословию, но и в большей продолжительности жизни магов (де факто стандарт большинства фэнтези-сеттингов), позволяющей набраться опыта и набить шишек. И в большей сложности социальной структуры. Да и сложный этикет и культурный код могут появиться – они являются уже не блажью отдельного мага или группы магов, они выступают сословным маркером. Частью негласного общественного договора...

Но это все - моя реконструкция. А на практике, во многих бояръаниме наблюдается странный возрастной диморфизм. В высоких кабинетах сидят холодные разумники‑интриганы, вполне подобающие миру, в котором власть магического сословия уже не совсем ультимативна. В котором победы достигаются не только голой силой, но и тщательным расчетом. Но среди клановой молодежи (да и среди отдельных глав кланов и их окружения) в статистически значимых количествах попадаются выходцы из саньси. Люди, отчего-то уверенные в своей избранности и безнаказанности, готовые использовать в конфликте грубую силу (не раздавить интеллектом, не воспользоваться связями, не приказать своей свите, в конце-то концов), не думая о последствиях. Нет, когда так себя ведет гопота, представители мелкого криминала (в т.ч. магического) – понятно, там сила конвертируется во власть и репутацию. Но подобное поведение демонстрируют и потомственные маги из не самых второстепенных семейств. Создается ощущение, что в мире переход от магического феодализма к магическому конституционализму произошел поколение-два назад в обход стадии абсолютизма и часть местных магов живет в культуре ушедшего мира (как какой-нибудь Троекуров, к моменту действия повести представлявший уже уходящий тип «дикого помещика»)...

Впрочем, противоположный диссонанс мне тоже где-то встречалась. Феодализм, звериные нравы, магия как Ultima Ratio, но при этом простая мысль «А если вы не выполните мои требования, на месте вашего феода останется только оплавленная земля», выражается столь изящно-закамуфлировано, что нормальный человек не с первого раза поймет...

P.S. Естественно, двумя описанными выше вариантами магократия не исчерпывается. Но власть сверхмагов, смыкающаяся с прямой теократией (Master of Magic) или тотально магическое общество (в духе фраевского Ехо) – сюжет более экзотичный, особенно для современных авторов.