Точка невозврата: откровенность

– начало здесь –

     Я ушёл бы к Каэрину прямо сейчас, тайком, и Энт и Аль не выследили бы меня. Но… в руках магистра я вправду сломаюсь – и тайн не останется. Они двое – самая важная тайна. Мой путь уже закончился; но выдать и погубить единственных двоих людей, которых я люблю… нет. К тому же, Каэрин знает что-то про Энта, он угрожал… Нет. Исключено.

     – – –

     Воротившись в комнату, я лёг снова и закинул руки за голову, глядя в потолок. Решение. Выход. Тупик. Я должен, должен, должен… найти… вернуть назад, переиграть… Хет, почему именно сейчас ты не с нами?! И где? Я ведь прав, я видел тебя настоящего, и то была сущность превыше человека, даже вэй. Вернись, помоги мне… им… просто вернись!

     Дверь отворилась, и в первый миг я подумал, что он услышал меня – и в том облике, что видел я в Мерцании, пришёл на мой зов, и теперь всё станет хорошо: в сказках о талантах лат упоминалась и власть над временем. И ведь Хет сумел пробудить Аль, не трогая сети, что опутывала её… он сумеет убрать и уродливый шрам, и Луч не узнает об этом, и мы просто сбежим, спрячемся в Тенях, и Звезда никогда не найдёт ни меня, ни их двоих…

     Мысли пронеслись со стремительной радостью, надеждой… и погасли тотчас. Энт и Аль вошли тихонько, он с подносом, она с кувшином. И когда приблизились к столу, сгружая туда свою ношу, я растерянно приподнялся: они выглядели так, словно и до них добрался Луч, только вместо кинжала применил пытку голодом. Энт и раньше здоровяком не был, но сейчас, казалось, от порыва ветра может пошатнуться. Аль, с убранными под тёмный шарф волосами и в сером одеянии из рубашки и пастушьих штанов, в вечерней полутьме походила на тень.

     – Проснулся? – Энт сел на постель, улыбнувшись. – Сейчас мы будем тебя кормить.

     – А себя? – Мой взгляд невольно соскальзывал с его лица на Аль, сидящую на краю стола вполоборота ко мне, на бёдра и стройные ноги, плотно обтянутые вытертой тканью.

     – Вы вообще едите?

     – Иногда, – отозвалась она, глядя в окно. Не на меня… теперь я этому даже радовался.

     – Энт!

     – Она шутит, – спокойно отозвался мой друг. – Еды нам не жалеют. Всё хорошо. А раз ты вышел к нам из мира снов, то и вовсе замечательно. Как ты чувствуешь себя?

     «Уродом, бесполезным дураком, капканом для вас обоих и хочу умереть».

     – Лучше, чем было. Что вы с собой сделали? Сквозь вас можно смотреть.

     Энт взял чашку, над которой вился вкусно пахнущий парок, и подсунул к моему рту:

     – Пей, это особый суп. С травами для возвращения сил после болезни. И ясности мыслей.

     Ясность мыслей мне бы точно не помешала. Я покорно выпил: трав не узнал, но кажется, такой восхитительной еды я не пробовал никогда. А может, показалось от голода: спал я, судя по успевшему измениться их виду, не день и не два. Уточнять не хотелось. Как и вытягивать из Энта всё то, о чём он явно не рвётся говорить.

     – Вкусно. Очень. Спасибо. – Я ронял слова, по одному на каждый глоток, сделанный им из той же чашки, наполненной снова, – пытаясь поймать и отделить его ощущения от своих. Вкус супа, отступающий (но не утолённый) голод, безграничная усталость… вина, печаль, стены без дверей и окон, и под слоем вины ещё один, океан вины, грозящий выплеснуться наружу и затопить всё вокруг… это уж моё наверняка. Энту не с чего подобное ощущать.

     – Расскажешь о серен? – вырвалось у меня. Он со стуком опустил чашку на стол и встал.

     – Конечно. Но не сейчас, мне надо немножко отдохнуть. Расскажу обязательно. Обещаю.

     И разложив на полу то, что казалось не постелью, а просто кучкой одеял разной степени дырявости, рухнул на них, не разуваясь, накрылся одним с головой и затих. Через миг всё же вынырнул, стянул сапоги и спрятался в одеяле снова. И теперь окончательно: я слышал ровное дыхание, видел, как он знакомо разбрасывает руки и правую сжимает в кулак – он всегда делал так во сне, сколько я знал его. И вот так мгновенно и глубоко проваливался в сон, чему я завидовал: у меня обычно не получалось, я мог часами лежать и грезить, застряв на перепутье между явью и сновиденьями…

     «Обещаю». Значит, не хочет. А то бы не связывал себя заповедью. Что ж пугает его в этой орденской сказке?

     А где обычно спит Аль? На убогом подобии постели двое никак не поместятся! Я невольно посмотрел на неё и налетел на внимательный, пристальный взор зелёных глаз.

     И пожалел, что чуть раньше по примеру Энта тоже не залез с головой под одеяло.

     Она спрыгнула со стола мягко, как кошка, подошла и села возле меня на кровать. Потянулась к столу, взяла кувшин, медленно наполнила шинную чашку в виде тюльпана. Затем вторую. Я зачарованно следил за движениями её рук, тонких пальцев, с которых за зиму сошёл весь загар, и на фоне лиловых чашек они были белыми, как пух тополей.

     – Боюсь, с этими лечебными травами шин не очень-то вкусный, – она усмехнулась, давая мне чашку, и легко коснулась её своей, как делают с бокалами вина: – За нас. За удачу.

     Шин оказался совсем невкусный, но мне было всё равно. Я смотрел на чашку у её губ. На чуть порозовевшие от горячего напитка щёки, на шею, открытую из-за поднятых под шарф волос, на белые пальцы. Прощаясь. Я не мог не попрощаться… перед тем, как запретить себе и больше не смотреть так на неё никогда.

     – Ты не хочешь в Эврил, да? Считаешь, для Энта это плохо кончится?

     Я кивнул. Нет смысла возражать: она всегда умела читать меня. Её дар или ум сходного склада… или моё неумение закрываться.

     – И не веришь в серен?

     Я запил вздох глотком шина, отдающего странной тонкой горечью, как это слово: серен. Хорошо, что Энт, устав, спит крепко: наши тихие голоса никогда не будили его.

     – Даже если это не сказка и в Ордене случалось подобное, я-то не Рыцарь.

     – Но все признаки совпадают. Как объяснишь тогда?

     – Энт тебе рассказал?

     Она спрятала в терпком зеленоватом напитке секунды неуверенного молчания.

     – И читал кусочки из дневника. Он очень удивился. Растерялся. Никак не мог понять.

     – Что в орденскую чудесную легенду влез я? – усмешка моя вышла безупречной… если бы её не портила кривая щель моего нового рта. Пожалуй, больше не стоит усмехаться.

     – Что в эту легенду влез он. Насчёт тебя у него вовсе не было ни удивления, ни сомнений. Наоборот. – Аль помолчала, хмурясь, словно последние капли шина оказались особенно горькими. – Энт на меня рассердится. Мы спорили, говорить ли тебе, но сейчас всё изменилось, и думаю, ты должен узнать. Надеюсь, он не проснётся, пока не расскажу, – её смешок получился убедительнее, но сказать по правде, ненамного. – Ты не слышал от мамы историю девушки по имени Элайвен?

     Я с недоумением поднял брови… и мысленно выругался, поздно вспомнив, как тошнотворно это сейчас выглядит.

     – Конечно. Все знают об Элайвен, я же тебе и дал её имя. Вейхани-королева. Дева-Пламя.

     Аль поглядела на укутанного одеялом спящего Энта, прислушиваясь к ритму его дыхания.

     – Да, но я не о той Элайвен. Не о богине. О девушке, которую звали Ливи из замка Лив.

     Когда она договорила, разбавляя рассказ шином, дело шло уже к полночи. Кувшин почти опустел. Энт во сне всё-таки выпутался из одеяла; тонкое лицо выглядело осунувшимся и печальным, скулы заострились, под глазами залегли тёмные круги. Узнай я, что он не ел и не спал знак, не очень бы удивился… Мысль внезапно обожгла нешуточным испугом:

     – Аль, я долго тут лежал?

     – Четыре дня. – Она перехватила мой взгляд: – Он не мог спать. По-моему, это тоже связано с серен… чем бы она ни оказалась. По-моему, работой он отвлекал себя, чтоб хоть немного отдыхать. Ты же знаешь, как он упирается иногда: не свернуть. Я пыталась. А он просто не слушал. С рассвета до вечера что-то чистил, мыл, убирал конюшню, которую вылизал до того, что там уже лошади отражаются в стенках; а после играл и пел, пока спать не уйдут все до последнего, включая уборщиков. Хозяйка его тоже гоняла посидеть полчасика, ничего не делая. Вот у неё пару раз получалось.

     Я совершенно не мог придумать ни слова в ответ. Рассказ о Ливи, теперь это – и всё время Аль была рядом и смотрела на меня. Спокойно, обычно, без тени отвращения – ни явно, ни в кружевах. Каких усилий ей стоит подобная сдержанность, я не мог вообразить.

     – Я запрещу… – голос застрял где-то в глотке; я кашлянул. – Меня послушает. И вот спит же. А ты? И есть-то вам удавалось? Он ведь не четыре дня… – я сжал губы покрепче.

     – Я в порядке, – невозмутимо заверила она. – К счастью, у меня недостаточно сияния для серен, так что спать я могу отлично. Он ел, хотя мало, но тут не в серен дело… мы всё же побаивались взять лишнее. Кто знал, когда ты вернёшься. Хозяйка могла забеспокоиться, не обернётся ли доброта боком, и вызвать вейлина, чтоб забрал тебя. Ну и мы старались быть очень полезными, не очень заметными и никому не мешать. И еды таскать поменьше.

     Я закрыл глаза. Ведь они провели на дорогах больше года как менестрели, а Энт ещё год как Рыцарь… что он выдумал?! Работая день напролёт, он имел право на всё, что и другие обитатели трактира; тем более, они видели белые плащи и поверили истории о сражении орденских мальчишек – ему преспокойно дали бы то, что обычно дают детям Ордена, даже не задумавшись о праве.

     – Тебе надо было меня разбудить, – ляпнул я, не успев прикусить язык. И замер, надеясь, что это не прозвучало упрёком.

     Аль виновато пожала плечами:

     – Я хотела. Но Энт сказал, сон лечит, вэй нарочно уходят в подобие сна, когда отдают много сил и им надо восстановиться. Он сказал, так написано в Книге, и ты правильно спишь, тебе полезно. А если будет неправильно, то он почувствует. Мне показалось, это звучит разумно. Серен-то с тобой у него, не у меня. Глупо лезть в то, чего не понимаешь.

     – Серен не понимаю я сам, – пробормотал я. – Альвин, я же не о том. Наверно, для меня это было правильно, но для вас? Для него? Он, кстати, как раз полез в Книгу, которую не понимает, а она не просто книжка из букв и страниц, она больше… и её нельзя читать с середины… Только не обижайся! Вы сделали всё, что могли, и даже лишнее. Я не знаю, как отблагодарить… пока ведь я вас только подставляю. Ты-то видишь. Тебе важен Энт. Как нам убедить его, что кем бы ни была моя мама, но я от этого Рыцарем не делаюсь?! Тем более, особенным, лучшим из всех… Аль, это же ерунда! Я нарушал заповеди. Часто. Да я их всё время нарушаю, едва пробудился! Ну какая тут сияющая чистота?!

     – Тогда что?

     – Тогда взаимосвязь кружев двух вэй. Может, я до неё просто не дочитал в Книге. Я много там ещё не читал. А сходство признаков – случайность, мало ли в мире вещей похожих!

     – Вил.

     Её оклик упал на моё волнение мягким лепестком шёлка, лёгким аккордом тишины.

     – Вил, что ты думаешь о маме? Ты словно уходишь от этого. Ты расстроен? Сердишься?

     Я смотрел на неё, на спящего Энта, на окно с отдёрнутой занавеской, за которым не было звёзд. И на неё снова.

     – За то, что не открыла правды и не отвела в Орден? Нет. У неё были причины. Она мне желала добра. Да и как знать, что она собиралась сделать, когда я подрасту и придёт время убираться с дорог… – Я помолчал, выравнивая голос. – Вряд ли она планировала умирать.

     – Кажется, задумка моя не вышла, – прошептала Аль. – Я зря рассказала тебе?

     – Что?! – у меня почти вырвался резкий смех, но я сумел проглотить его. – Конечно, нет! Послушай, это важно. Может, самое важное. Я просто… не знаю, что это меняет. И как.

     – Ты воспитан Рыцарем по канонам Ордена. По-моему, это меняет всё. И серен возможна.

     Я потёр руками лицо, забыв о шрамах, – вспомнил, лишь ощутив под ладонью не гладкую кожу щеки, а бугристое переплетение рубцов.

     – Думаешь? Честно?

     – Конечно. И Энт уверен.

     – Аль, я тебе, кажется, соврал. – Слабое подобие усмешки всё-таки запуталось в моём вздохе. – Я злюсь, да… отчасти. Причины были, но факт остаётся фактом: она не доверяла мне. Мама. Леди Ливиэн… леди Элайвен. Тот парень не назвал фамилии? Хотя без разницы. Лили Тиин, Рыцарь из замка Лив, считала, что мне нельзя доверить эти причины. Я не могу не злиться. Не думать, что она словно… предала меня, – я поморщился, выдавив самое грязное из тефрианских ругательств. Аль медленно подняла руку и держала её у губ – то ли пряча от меня несказанные слова, то ли прячась от моих, которые я не сумел сдержать.

     – Аль, но это не так! Я знаю, что это не так. Умом. И сердцем. Она любила меня. Я её любил. Мы были друзьями. Верили друг другу. Делились всем. Она учила меня жить на дорогах. Но ей самой бывало тяжело. Я видел, как она печалится, как плачет. Она не предавала меня и не сомневалась – она хотела защитить. Смолчать о грустном, чтобы мне не было больно. И я понимаю это. Здесь место лишь для любви.

     – Но тебе не нравится, когда Энт молчит, – тихо сказала Альвин.

     – Вот именно поэтому! Он молчал о Книге, чтоб защитить меня, не сделать больно, но вышло так, что боль поймала нас всё равно. Но к тому, что он скрывал, прибавилось то, что он будто не доверял мне, обманывал. И я хотел уйти тогда, едва попал в замок. Сразу.

     – Я знала, что между вами что-то произошло, – Аль всё держала руку у губ, глядя в окно. – Это ощущалось. День или два. А потом пропало. Разобрались?

     – Да. И условились больше не молчать.

     – Но ты молчал об этом. Со мной.

     Я и сам бы сейчас зажал рот ладонями. Или держал его закрытым с самого начала… убедительно доказывая: воистину всё, чему учила меня Лили Тиин – Элайвен из замка Лив, – отлично мною усвоено. И пусть Энт Крис-Тален успешно преподал мне другой урок, войдя в эллин, – но получается, пока я всё ещё не уловил суть этого урока.

     Остаётся надеяться, что нового эллина не понадобится… впрочем, его прекрасно заменил Луч в ярости и с кинжалом.

     – Аль, – выдавил я, – Ох, Аль. Я идиот. Я не подумал. Я виноват. Прости.

     – Мне не надо извинений, Вил эджейан. Мне надо, чтоб ты больше ни о чём важном не молчал.

     – Не буду. Клянусь.

     – И клятв мне не надо. Чтобы не было даже крохотной возможности их нарушить.

     – Аль… – в мыслях я добавил «моя Элайвен», но это уж точно не было важным, и я просто сказал: – Я отвечу на любой вопрос. И даже раньше, чем ты спросишь.

     – Верю, – она опустила руку, и я увидел, как осторожно, едва заметно она улыбается.

     – Аль, я думаю, мне придётся попасть в замок Лив. Это не зависит от моих желаний, это надо сделать. Понять всё до конца. Ведь так? Здесь чересчур много… молчания. Мне надо разрушить его. И узнать историю отца. У меня есть знак, – я сжал в пальцах монетку в десять сенов, висящую на груди на шнурке столько, сколько я себя помнил: – Это вещь отца. И есть человек, который сказал мне однажды: захочешь о нём поговорить, приходи ко мне. Я приду. Если только Луч не заберёт меня, я пойду к нему, а потом в замок Лив, где росла моя мама.     

     Альвин наморщила лоб, из-под сдвинутых бровей глядя остро и непонятно.

     – Когда?

     – Ну… не прямо сейчас. Через пару дней. Ему надо отдохнуть, а потом всё рассказать о серен. Аль, я тебя прошу, умоляю, уведи его в замок! Так ведь нельзя. Вы как в ловушке со мною! Дайте мне разобраться. Мама скрывала имя не просто так. Она могла прятаться из-за того, что отец был Открытый, хорошо. Но вот он пропал, а что дальше? Если бояться вэй, так на дорогах от них не спрячешься. Вэй повсюду. Но на дорогах можно укрыться от неслышащих. Элайвен сменила белый плащ и манеры Рыцаря на простой наряд и улыбку менестреля, и люди видели Лили Тиин, а не леди Ордена. Только зачем ей скрываться? От кого? Она заболела, но не пошла к вейлину… что он мог сделать ей?

     – Мы думали, она опасалась за тебя. Что твой дар услышат и заберут тебя в ученики.

     – Да это могло случиться в любой момент! В том-то и дело! Я попался потому, что забыл об осторожности, уйдя в песни, но ведь до пробуждения я вовсе не был осторожным. Я и не умел. Просто пел, как получалось. А дар-то и до пробуждения виден в кружевах – и иным вейлинам, и всем магистрам.

     – Мама твоя выросла в замке и могла этого не знать. Энт не знает. И кстати, я тоже.

     – Теперь знаешь. А ей должен был сказать отец. Он не мог не предупредить её об опасностях, грозящих ребёнку-вэй. Они наверняка обсуждали, где и как жить их семье, когда их станет трое, как сейчас обсуждаем мы с тобой… – я едва не подавился словами, вдруг осознав второй их смысл, но почти без паузы продолжил: – Уверен, мама знала. Но вэй её не страшили. Видно, она знала, как меня от них защитить.

     – Прикрыться Орденом?

     – Она могла. Ведь она-то была посвящённой, так сказал юноша из Лива? А дитя у Рыцаря забрать нельзя, даже если он вышел из Тени. Дети до пятнадцати лет считаются частью Ордена. Да и вообще, пока не пробуждён, это дело добровольное. Так почему она не пошла к вейлину лечиться?

     – Ты сам сказал: хотела тебя защитить от тревог.

     – Она прекрасно умела прятать суть и играть словами. Могла объяснить так, что я бы не встревожился. Она порой заходила к травникам, а я весело болтался поблизости, развлекая местных ребятишек. Нет, Аль. Думаю, дело не во мне. А в том, что вейлин мог узнать её. Узнать ту, кого ищут через Поле. Таких людей, по слухам, быстро находят, ведь каждый вэй видит в Поле их образы. Болеют-то все, хоть по мелочи. Мимо вейлинов ни один потеряшка не проскочит.

     – А если потеряшка не хочет находиться?

     – Так их силой домой не волокут. Передают послание от тех, кто ищет, а дальше решай сам. И от потеряшки им передадут – или весточку, или прощание… ну хоть станет ясно, что жив, и то хорошо.

     – Что же тогда её пугало? Передала «Не вернусь, живу как нравится», и всё.

     – А если не всё? Ушла-то она в компании вэй. А сама знаешь, как в Ордене вэй любят. Вряд ли те двое покинули замок мирно. И если Ливи не просто искали, а со словами «коварный вэй увлёк её обманом, подчинив силой Чар» – тогда вейлин бы её просто так не отпустил. Подобные обвинения проверяют. Звезде ссор с Орденом не надо, и вэй такие им ни к чему. А мама не казалась той, кто позволит лезть в своё сознание. Тем более, зная, что там найдут отца. Открытого.

     – И мы приходим к выводу, что в её смерти виноват кто-то в замке Лив, – пробормотала Аль. В длинной мешковатой рубашке дымно-серого цвета, которую я прежде не видел, она казалась хрупкой и маленькой – драгоценная фарфоровая статуэтка, с которой давным-давно не стирают пыль, опасаясь неловким взмахом разбить её. – И что ты хочешь сделать, когда придёшь туда?

     Я помолчал. Мысли кружились в хаосе: от ярости до печали, от тревоги до решимости… и страха, что едва увижу свою настоящую семью, решимость начисто испарится. А что останется? И что оставят мне?

     – Хочу им рассказать о том, как жила Элайвен. Чему учила меня. И как умерла. Они в долгу перед нею, Аль. И должны узнать об этом. И отдать долг. Вина уходит лишь с искуплением… Белый плащ для меня и узор посвящённого не будут достаточным искуплением за её смерть, но хотя бы шагом к нему. Она хотела уберечь меня от Звезды, а замок Лив может это. Пусть сделают то, чего не успела она. А если там есть что прощать и за что ненавидеть, то я не дам им первого, но заповеди и уроки мамы удержат меня от второго. Разве это не справедливо?

– продолжение здесь –

      Проклятие Звёздного Тигра. Том I – Путь Круга