Рисовать в читательском воображении

У какой-то части читателей, надеюсь, что у большей, художественный текст вызывает в воображении образы, которые складываются в сцены, это всё шеволится, говорит, пахнет, иногда даже ощущается, и движется к финалу (если в тексте оный есть).

И художественный текст лучше когда пишется с учётом вот этого всего феномена. Почему лучше? Потому что если феномен наличествует, а текст написан "иначе", то в определённый момент оказывается так, что одно другому противоречит. Читатель редко рефлексирует и обвиняет своё воображение - виновным будет означен текст, и если тому нечем защититься, то текст будет отброшен.

Самый часты пример такой фигни это случай который я называю "внезапные усы" - когда полкниги перед нами ходит какой-то персонаж, которого мы регулярно "видим" глазами автора и других персонажей, а потом оказывается что у нас тут отложенная экспозиция - у персонажа с самого начала были пышные усы, которые привлекали внимание. Что характерно такие штуки мне попадались в тексте.

Намедни я на АТ читал рассказ (какой не скажу), в котором на обложке изображены два персонажа - побитый жизнью лев, и огромный могучий волк. Авторы умеют рисовать и образы персонажей изобразили со всей тщательностью мультипликационной стилизации.

Но только на обложке. В тексте этого ничего нет, вот вступление:

Нехорошо то, что цель была слишком открыта: прямо у ворот, согнувшись, свалившись на сторону, вывернув плечо наверх встал и застыл – так показалось Дюку – застыл сам Монгометри. Целься и стреляй. Так они и делали. Трое – неважно кто.

Вы видите картинку? А она есть. И только через два-три абаза, мы узнаём:

...за этим львом-полумертвецом охотится пропасть зверей...

И методом исключений понимаем, что речь идёт о Монтгометри. А Дюк, выходит, тот волк с обложки, но это не точно.

И такое на самиздате, да и не только - кругом и рядом. Буквально я устал указывать на это. 

Это тут, в случае зверей, заметно. А когда в тексте просто люди, какие-нибудь мужики, которые при беглом взгляде не очень-то отличаются, то автор вообще ограничивается именем и всё. И как бы это вполне допустимо. Пока мы не знаем человека, для нас это кто-то. Какой-то мужик в форме курьера. Какая-то продавщица. Вы уже по этим фразам можете себе представить некий образ.

Отмечу, что образ этот создаётся нюансами:

- Какой-то мужик в униформе курьера.

- Какой-то парень в униформе курьера.

Как бы тут и синонимы, и внезапно совершенно разные образы предстают перед унтутренним взором. Верно, не у всех, поскольку у некоторых отравление заместительными, но тут ничего не поделать.

И вот рисование в голове читателя требует не просто внимания к таким нюансам. Но и внимание к построению сцены. В принципе ничего сложно нет - достаточно представить как движется "камера", что выхватывает, а что что в объектив не попадает. И просто описать это.

Причём многие авторы, это "ощущение камеры" имеют на интуитивном уровне. Недавний драматический разбор доминантного телефона — там как раз тоже использовалась "камера". С той лишь разницей, что делал это не умело.

Представьте, что мы пишем как смотрим кино: 

Звонил телефон. Старый покрытый пылью когда-то чёрный аппарат с помутневшим диском, надсадно разрывал душную гулкую тишину комнаты. 

Камера фокусируется на телефоне. Мы не обязаны писать, что он карболитовый (кто помнит, что это такое?), не нужно и говорить дисковый телефон, так как потом захочется "усилить" старость, тем что диск помутнел и в текст пролезет монстр - "номеронабиратель", фу! Мой любимое "когда-то чёрный" - заменяет сразу кучу описаний, грязи, пыли, каких-нибудь царапин и прочего. Если бы я сказал "чёрный" то мне пришлось бы выбираться из ловушки чёрного глянца, описанием этого всего, а так я говорю, что он когда-то чёрный. Кто-то из читателей споткнётся, начнёт ржать, что а теперь он верно поседел! Отлично, в другом рассказе я вспомню и этот образ: "когда-то чёрный, а нынче поседевший от пыли и сказанного телефон, старчески гремел, будто иссохшими костями".

Собственно комнату уже можно дальше и не описывать - телефон такой и в таком состоянии не будет стоять в дивных золотых палатах, или хайтечной квартире со стенами из голографических экранов. 

Получается мы, при каком-то там умении, способы парой строк показать один предмет, через него выразить обстановку, а там и до обитателей рукой подать.

Но надо понимать, и помнить, что от любого нашего описания, читатель интуитивно протянет дальше какое-то представление. Любое описание даёт контекст. Если дальнейшее логично вытекает из контекста, то мы можем сокращать описания. 

И это на деле и есть задача экспозиции как книги, так и сцен. Чтобы в кульминации, в финале контекст достиг такой концентрации, когда для читательского катарсиса хватит пары слов. 

Т.е. задача описаний это не только создание картинки, заполнение вакуума (читатель его и сам может заполнить, если автор не мешает), или создание настроения. Не только. Это формирование контекста, из которого достраивается всё остальное.

Где-то там будет и управление темпом повествования.

И вот когда перед нам и предстаёт персонаж, читатель достраивает его из этого контекста. Из контекста эпохи, контекста места обитания, контекста слухов об этом персонаже.

И автору надобно очень чётко осознавать, что он сам в контекст поместил, что из этого может достать читатель полезного, что вредного - вредного для образа персонажа. 

И уточнить этот образ. Не описать целиком. Когда начинают описывать персонажей это мрачный мрак. Просто потому что это мало кто запомнит. Даже самые антихудожественные методички напоминают, ограничиваться какой-то чертой, а не анкетой.

Вот в комнату (со звенящим телефоном) входит персонаж. И мы видим...

- небритого мужика в растянутой майке с взлохмаченной седоватой шевелюрой - обычный образ, ничего больше не требующий

- полупрозрачную желеобразную девушку в скафандре - противоречивый образ, как читателю "увидеть" полупрозрачность, надет ли шлем на голову? что за скафандр?

- волка в овечьей шкуре - противоречивый образ, это четвероногий зверь, какой-нибудь прямоходящий, или вовсе имя очередного мужика в растянутой майке?

Когда автор уходит от скучного стандарта, от базового контекста, то у него появляется вышеозначенная противоречивость. С одной стороны, стандарт скучен. С другой — даже какое-то банальное удаление от стандарта вроде "в комнату вошёл типичный эльф" уже противоречиво. Так как у всякого читателя своё представление об эльфах.

И нет, вовсе не значит, что надо писать по стандарту. Просто достаточно перед представлением персонажа подумать.

Вообще при создании текстов это приходится делать.

Вот я хочу ввести в текст полупрозрачного персонажа, окей. Но из-за того, что плохо себя чувствует при нормальной влажности, то вынужден ходить в специальном скафандре. Как нам его показать?

В его комнате, где звонит телефон, вешаем на стену фоточки с персонажем. Да-да этот приём многократно используется в кино, когда показывают фоточки семейные, из прошлого и т.п. и зритель сразу понимает, чем персонаж занимался и т.п.

Т.е. вот фоточка девушки в белом халате, на заднем плане некая научная установка. А вот та же девушка но почему-то полупрозрачная позирует на берегу инопланетного пейзажа.

Мы описали две фоточки, и уже через них можно достроить всё скучное прошлое, и даже представить образ персонажа. Т.е. две картинки заменяют нам первый том текста. И создают контекст - наука развита до конвертации живых организмов, открыты и исследуются иные планеты.

Да-да эти ваши скучные описания, внезапно сокращают текст. 

Если мы умеем рисовать в читательском воображении.