Школа литературного мастерства 6. О создании историй

В предыдущем блоге я немного коснулась нарратива. Если кто захочет подробнее разобраться в этом наиважнейшем вопросе литературы, то литературоведы предлагают познакомиться с работой В.И. Тюпы (2001) — «Нарратология как аналитика повествовательного дискурса»

 https://my-chekhov.ru/kritika/tupe/content.shtml?ysclid=m4tbewlks9115881201 

в ней он даёт описаны научные предпосылки становления нарратологии и её современной популярности, эволюция и направления, основная проблематика.

А сегодня поговорим о создании историй и мастерстве повествования. 

О литературном процессе

Можно сказать, что самое загадочное явление в литературе — это так называемый литературный процесс. Литературоведы так определяют его основную загадку: то, что некогда для автора было самым простым и естественным — найти и сочинить историю, которую стоит рассказать читателю, — постепенно стало самым сложным. 

История, которая не только сможет заинтересовать читателя, но и дать возможность автору по-настоящему реализовать себя, свои открытия, сегодня является камнем преткновения в мастерстве писателя.  

И первый вопрос, который встаёт перед писателем: как собирать истории: где источники творчества?

Отвечая на этот вопрос, современные учебники по писательскому мастерству приводят ироническую сказку Ганса Христиана Андерсена «Что можно придумать»:

«Жил-был молодой человек; он усердно готовился в поэты и хотел стать поэтом уже к Пасхе, потом жениться и зажить творчеством. Это вовсе нетрудно; все дело в том, чтобы придумывать, да придумывать, но что именно? То-то вот и есть! Опоздал он родиться! Все сюжеты уже были разобраны до его появления на свет, всё уже было описано, воспето в поэзии. И он так усердно ломал себе голову, что, наконец, захворал бедняга. Никакой доктор не мог ему помочь, одна оставалась надежда на знахарку.

— Надо пойти к ней! — решил молодой человек.

Жила знахарка в маленьком, чистеньком, но как будто скучном на вид домике: ни деревца вокруг, ни цветочка! Перед дверями только улей — вещь полезная, да картофельное поле — тоже вещь очень полезная, да ещё канава, обросшая кустами терновника. 

Терновник уже отцвёл и был осыпан ягодами, которые сводят рот, если вздумаешь есть их прежде, чем их хватит морозом.

“Точная картина нашего времени, лишённого всякой поэзии!” — подумал молодой человек. Вот уж, значит, он и нашёл у дверей знахарки жемчужное зёрнышко, — у него блеснула идея!

— Запиши её! — сказала старуха. — И крошки, ведь тот же хлеб! Я знаю, зачем ты пришёл! Ты не можешь ничего придумать, а все-таки хочешь выйти к Пасхе в поэты!

— Все сюжеты уже разобраны! — сказал он. — Наше время — не доброе старое время!

— Нет! — ответила старуха. — В то время знахарок сжигали, а поэты разгуливали с пустым желудком, да с прорванными локтями. Наше время именно самое лучшее время! Но ты не умеешь смотреть на вещи, как следует, ты не изощрял своего слуха и мало читал по вечерам: “Отче наш!” Есть о чем петь и рассказывать и в наше время, умей только взяться за дело! Черпай мысли откуда хочешь — из трав и злаков земных, из стоячих и текучих вод! Но для этого, конечно, нужно обладать даром разумения, уметь — как говорится — поймать солнечный луч! На вот, попробуй-ка надеть мои очки, приставь к уху мой слуховой рожок, призови на помощь Господа Бога, да перестань думать о самом себе! 

Последнее-то уж было чересчур трудно; некстати бы такой умной женщине и требовать этого!

Молодой человек вооружился очками, слуховым рожком, и знахарка поставила его посреди картофельного поля, вручив ему предварительно большую картофелину. Картофелина издавала звуки. 

Он прислушался и услышал целую песню о житье-бытье картофелины, “обыкновенную историю” в десяти частях. А и десяти строк было бы довольно!

Так о чем же пела картофелина?

Она пела о самой себе и своей семье, о прибытии первых картофелин в Европу и о тех испытаниях и мытарствах, через которые они прошли, пока их признали куда большею благодатью для края, нежели золотые самородки. […]

“…Вырастала зелень, на ней распускались цветы, потом появлялись водянистые плоды, но затем все растение увядало, и никому в голову не приходило, что настоящая-то благодать лежит в земле — самые-то картофелины. Да, много мы перетерпели, вынесли, то есть не мы, а наши предки, но это все едино!”

— Вот так история! — сказал молодой человек.

— Ну, теперь довольно! — сказала старуха. — Посмотри на терновник! 

— У нас тоже есть близкая родня на родине картофеля, — заговорил терновник: — но несколько севернее, чем растёт он. Туда явились норманы; они плыли навстречу туманам и бурям и попали в неведомую страну, где под снегом и льдом нашли разные травы, растения и кусты с темно-синими ягодами, похожими на виноград, из которых тоже можно делать вино. То был терновник; его ягоды созревают на морозе, как и мои. И вся страна получила имя “Винной страны”, “Зелёной страны”, “Гренландии”!

— Да это целая поэма! — сказал молодой человек.

— Да, а теперь иди-ка вот сюда! — сказала знахарка и подвела его к улью. 

Он заглянул туда. Что за жизнь, какое движение! Во всех проходах сидели пчелы и махали крылышками, чтобы проветрить эту огромную фабрику, — это была их обязанность. А в улей все прибывали новые и новые пчелы, нагруженные провизиею; они приносили на щёточках ножек цветочную пыль, отряхали её, сортировали, — часть шла на мёд, часть на воск. Пчелы прилетали и улетали; царица тоже хотела было улететь, но за нею пришлось бы улететь и всем, а не время было, и вот они взяли, да и откусили её величеству крылышки, — пришлось ей остаться на месте!

— Подымись теперь на насыпь, что возле канавы! — сказала знахарка. — Погляди на дорогу и на добрых людей!

— Да там их тьма тьмущая! — воскликнул молодой человек. — Шум, гам! История на истории! Ох, у меня в глазах темнеет! Я упаду навзничь!

— Нет, смело иди вперёд! — сказала старуха. — Идя прямо навстречу жизни, в самую густую толпу, да насторожи и глаза, и уши, и сердце! Тогда живо придумаешь что-нибудь! Но сперва отдай мне мои очки и слуховой рожок, а там и ступай себе!»  

Конец у этой истории печальный, но он не для вас. Как только несостоявшийся юноша-поэт лишился старухиных очков и рожка, с ними вернулся от него к знахарке и поэтический дар. И начинающий поэт превратился в критика — стал «колотить» произведения настоящих поэтов, а на выколоченные деньги женился и стал жить-поживать. Больше и знахарка ничего придумать для него не смогла!

Но каков же смысл истории? Главное в ней не заметная, но ключевая деталь, придающая смысл всему: пока ягоды терновника не хватит морозом, они вяжут рот, они несъедобны. 

Юноша не страдал, морозы обошли его стороной. Вот и надежды навсегда получить поэтический дар у него не было. 

Однако ни про кого из нас такого не скажешь — каждый перестрадал, перенёс, пережил достаточно. Дело только за тем, чтобы перестать думать только о себе (в житейском, бытовом смысле). И тогда вы увидите, что источники «историй» — везде: в окружающем вас мире, в вашем прошлом и настоящем, в любой вещи. 

Просматривая новости в интернете и соцсетях, наблюдая происходящее вокруг и с вами, читая книги, делайте записи: фиксируйте в блокноте новое и важное, высказывания, которые вас поразили, ситуации, случаи-события, внезапные повороты событий, объявления. Все они могут стать толчком к новой «истории» или её элементом: останется только додумать, дорисовать узор. Так делает наброски художник. Истории собирают и сортируют. 

Так собирается писательский материал.

Однако собранный материал автоматически не становится интересной для читателя историей. Каждая история имеет свою структуру, строение. Вот как об этом говорится в учебниках по литературоведению.

Любая история имеет свою фабулу, сюжет и сюжетообразующую модель.

Фабула, сюжет, сюжетообразующая модель

Несколько понятий:

Фабула (лат. fabula — «басенка, рассказик») — это событийная канва нарратива (происходящие в истории события) в естественной временной последовательности, от «начала» до «конца», а иногда и от «предыстории» до «послестории».

Сюжет — это элементы фабулы, расположенные в последовательности, соответствующей авторской задаче, и не всегда могут быть представлены в истории в хронологической последовательности.

Сюжеты литературных произведений на первый взгляд весьма разнообразны. Однако человеческое восприятие мира и сознание управляются некими единообразными законами, и важнейший из них — организующая роль архетипа, мифа, символа, которые формируют и восприятие, и понимание, и оценку действительности, и содержание самого сознания. 

Автору художественных текстов нужно понимать, что в любом словесном произведении — главным образом в повести и романе — существуют нетривиальные организующие сюжет структуры, которые называются сюжетообразующими моделями.

Сюжетообразующая модель — это смысловая схема (структура), более «подробная», чем классическая структура мифа, но НЕ развёрнутая во времени и пространстве текста, как его сюжет и фабула. 

Понимание сюжетообразующей модели своего текста сделает его легко воспринимаемым, ярким и запоминающимся.

Рассмотрим несколько примеров сюжетообразующих моделей совершенно различных текстов, созданных в разные эпохи, относящихся к разным жанрам, но сходных своей вечной востребованностью — тем, что все они вошли в мировую классическую литературу. 

Сюжетообразующая модель древнегреческих архетипов

«Одиссея» и «Илиада» — предтечи всех сюжетов мировой литературы. 

«Одиссея» Гомера. 

В произведении два «лагеря» героев: это боги и люди. Они борются (Афина против Посейдона). Это первая оппозиция. 

В центре их борьбы — Одиссей. Ему противостоит не только стихия — море (Посейдон), но и целый сонм других существ. Это вторая оппозиция. 

Но есть и третья главная оппозиция: уже не в борьбе, но в единстве: мужчина (Одиссей) проживает своё путешествие в испытаниях и борьбе (путешествие к дому); Пенелопа тоже «путешествует», но только во времени — сидя дома, она ткёт и распускает сделанное (ср. богинь судьбы: Парки прядут нити человеческих судеб и могут оборвать их — прекратить «процесс»). С ней сын Телемах. Они помнят об Одиссее и ждут его. Они борются с «женихами» и с безнадёжностью ожидания, по сути — со стихией времени. Все трое — семья, дом, надежда. 

«Улисс» Джойса строится на базе этой модели.

«Илиада» Гомера. 

Ссора богов и «провокационное» яблоко Геры (женщина как соблазн и «яблоко раздора», выбор Парисом Елены прекраснейшей — завязка повествования) делят богов на два лагеря (Гера, Афина / Аполлон); на два враждебных лагеря делятся и люди во главе с героями. Греки (Ахилл, Патрокл, Менелай и др.) противостоят троянцам (Гектор, Приам, Парис…). 

Это противоборство богов и богов, богов и героев, богов и людей, мужчин и женщин — и все это подвластно року, это война всех против всех до героического истребления («Пусть совершится судьба», — говорит Зевс). Аполлон направляет стрелу Париса, Ахилл погибает, как прежде Гектор. 

Всем знаком миф о Прометее. 

Но есть в мировой литературе и сюжетообразующая модель, которую можно назвать «Антипрометей». Она реализована в различных позднейших вариантах. 

Такова, антиутопия Дж. Оруэлла «1984» (она, кстати, с очевидностью вторична и основана на романе Евгения Замятина «Мы»). В «1984» используются и другие архетипы: библейский миф о Давиде и Голиафе. Однако миф «перевернут»: в обоих романах — и у Замятина, и у Оруэлла — побеждает Голиаф («Старший брат»), а не Давид. «Маленький человек» — один против огромной силы сообщества (Герой-Великан), один против тьмы (как Прометей — «освободитель», несущий свет людям). Одинокий герой-борец, с которым связаны идеи «любовь», «свет», «жизнь», «мир», «человек», побеждён социальным животным. Война поглощает всё. «Помощник» (О’Брайен) оказывается мнимым. Одиночество абсолютно.

«Над кукушкиным гнездом», роман Кена Кизи, похож на предыдущий по структурообразующей модели, хотя там появляется «Пятница» — глухонемой индеец, будто взятый прямо из «Робинзона Крузо». Вместо «Старшего брата» — «Старшая медсестра». Весь мир — психбольница. Поражение Старшей сестры — это и поражение героя, Макмерфи. Свобода, обретённая индейцем, не оставляет впечатления освобождения. Скорее «пейзаж после битвы», торжество смерти человечества. 

«Идиот» Ф.М. Достоевского — ещё один вариант сюжетообразующей модели «Антипрометей». Добавляется и евангельское повествование об Иисусе Христе и его крестном пути. Здесь герой («Христосик» из Швейцарии) — один против всех. Он вступает в борьбу с человеческим несовершенством и Антихристом — мировым злом, порождающим демонов в человеке, но вследствие изначальной телесной и умственной слабости объединяется со Злом (Рогожин, двойственная Настасья Филипповна), терпит поражение и погибает, будучи возвращён в швейцарскую лечебницу для душевнобольных.

Вариант евангельской сюжетообразующей модели: «Мастер и Маргарита» М. Булгакова — вариант «от противного» опровергнутой самим автором (преисподняя оказывается тождественной высшему миру, невинная Маргарита — ведьмой, добро и зло соединяются неразделимо). Кроме извечного мифообразующего сюжета (борьба богов и людей, богов посредством людей, власти рока, как в древних эпосах), сюжету служит ещё смысловая модель «Фауста» Гете. Сюжетообразующая модель Булгакова складывается из всех этих трёх компонентов.

«Старик и море» Э. Хемингуэя. Одинокий герой — старик (время уже победило). Последняя схватка с морем — а на деле — стихией времени и судьбы — приводит к победе над рыбой, но море превращает победителя в побеждённого. Меняется только исход: стихии — море и время — побеждает юная жизнь, любовь, человеческое тепло. Одиночество повержено. Давид — юный маленький герой — побеждает великана Голиафа (стихии). Появляется мальчик.

«Судьба человека» М. Шолохова очень близка повести Хемингуэя. Герой — победитель, спаситель родины, испытавший и превозмогший страдания, оказывается одиноким, бездомным. Горечь «победы» непереносимей страданий воина. Мальчик, усыновлённый одинокий ребёнок, а на самом деле — любовь, не убитая в сердце, побеждает все. В повести Шолохова это возможно, но сюжетообразующая модель — та же. Море Хемингуэя — испытание стихией — ничтожно в сравнении с озверевшим врагом — фашизмом. Здесь, как и у Кизи, самый страшный враг — не отвлечённая стихия (песок, море, время), а природа человека.

Итак, создавая фабулу, а затем и сюжет повести, романа, стоит подумать, к какой именно сюжетообразующей модели вы тяготеете. 

Определите основные оппозиции в расстановке героев и персонажей, подумайте, к каким архетипам и известным сюжетам они восходят. Так вам станет яснее, что именно вы хотите и можете выразить. Это поможет сделать и замысел, и сам сюжет прозрачней, структурней, лаконичней, а значит, поможет тексту стать легко читаемым, привлекательным, выразительным.