Солнечный Люцифер

Люцифер легко внушает трепет слабым духом одним видом, особенно приближаясь. Его клыки острее острого, его когти скрежещут по камню, он чёрен как смоль, а глаза протыкают насквозь, он идёт по следу, чуя запах страха и знакомиться с ним немного страшновато.

В Люцифере два года возраста, тридцать пять кило живого весу, пламенное неукротимое сердце, желание бежать отсюда и до куда хватит сил, а сил ему не занимать. Иссиня-чёрная переливающаяся шерсть аккуратно поделена с рыжевато-коричневыми оттенками шоколада, он купирован, где необходимо и явственно знает одно – он самый крутой кобель отсюда и до пока не встретит кого серьёзнее. 

И, да, когда, к вам, пыля ровно кавэскадрон на марше, несётся по просёлочной дороге радостно скалящийся молодой доберман - поистине это испытание воли, характера и ЖКТ. 

А всё началось давно, всё началось с Тайры, ибо Тайра являлась эталоном сплава собачьего интеллекта, доберманского характера, собачьей преданности, поистине изумительной силе мускулов с клыками и, конечно же, искренне приятному глазу экстерьеру с настоящей красотой. Тайра очаровывала взглядом, поведением и моментами, когда ложилась, скрещивая перед собой изумительно тонкие и сильные лапы, моментально превращаясь в натурального Анубиса женского пола, внимательно следящего за всеми вокруг. 

Тайра в семье моего друга появилась уже давно, когда наши дети только-только перешли с началки в средние классы. Тайра, потому как папа – Тайсон, а мама – Рада. Тайра не носилась сломя голову по полям, долам, пролескам, рощам и всей остальной природной красоте вокруг посёлка, где ей выпало жить. Тайра совершала моцион, внушая трепет статью, суровостью и вообще всем встречным-поперечным, а изредка пытаясь кошмарить даже кобыл с жеребятами и пасуя лишь перед явно оскорблённым жеребцом. На уличных собак чёрно-рыжая аристократка не обращала внимания, справедливо полагая, мол, шавки лают, настоящая собака занята своими делами и идёт куда требуется. С ней благополучно отпускали гулять детей и ничего ни разу с ними не случилось, хотя так-то, само собой, вообще здорово. 

Тайру отравили, явно не любя умных серьёзных собак, её не спасла вовремя вызванная ветеринар и пустоту от её смерти не смог заполнить даже хитрый, умный, сам себе на уме, обладающий склонностью к спонтанной агрессии, шелковисто-гладкий в детстве и благородно кудлатый в зрелости охотничий русский спаниель Егерь. Жена моего друга ухаживала за свалившейся напастью из-за охотничьей страсти, лечила, гуляла, кормила, всё такое и вспоминала свою чудесную чёрно-рыжую девчонку. 

Шли годы, зимы сменялись летом, куры-несушки суповыми фаверолями, индоутки уступали место православным крикливо-наглым гусям для вкусного Рождества, индюши трясли своими мясными серьгами и уплывали в прошлое под ор цесарок в расширяющемся курятнике. Откуда-то там, где в пору Тайры квохтали бройлеры, вдруг появилась белая красотка-коза, родом откуда-то с северной Африки, Егерь привыкал и не возмущался, и…

Два года назад, на день рождения, помня о любви к доберманам, в жизни такого вот Ноева ковчега появился Люцифер. Люцифер был молод, глуп, большелап, аллергичен и безумно любопытен. Он совал нос везде, где стоило и особенно куда бы точно не надо, грыз всё, поддающееся зубам молодого добермана, а им, сами понимаете, поддаётся всё подряд, пакостил из любви к искусству и бузил ради бузы, сводил с ума всех, кого мог, рвался гулять, не рвался учить команды, подрастал и гонял как сидорову козу бедолагу Егеря, нарывался и огребал от козы, нарывался и огребал от подкачавшегося в связи с постоянными нагрузками из-за юного организма Егеря, выучил как надо сидеть, лежать и не лезть в тарелку на столе, а также прочие необходимые для жизни за городом умения. 

- Устала от всего вот этого вокруг и хочу в лес! – как-то сказала Катя. Сложно было спорить, в лес порой хочется несмотря на наличие клещей, отсутствие автомобиля, глобальное потепление и кучу повседневно-рутинной обыденности, без коей никуда и что жрёт всех горожан с тура и до вечера, отпуская из мёртвой хватки лишь счастливых обладателей работы, на самом деле являющейся любимым делом. Ну, либо просто людей с баблом.

После этого «как-то» прошло сколько-то, но разум таки победил лень, тюленинг на выходных и нежелание надевать брюки после почти закончившихся летних шорт. И…

У нас вообще красиво. И не только в Жигулёвском заповеднике, на Мастрюковских озёрах или в сосновых борах в сторону Тольятти с Димитровградом. У нас осенью красиво почти везде, даже в степях у Черниговки или в распадках-оврагах где-нибудь на границе с Оренбуржьем. 

Лес оказался волшебным. Лес рыжел, краснел, желтел, золотился, зеленел, багровел, вписывался в кадр и волшебно синее небо, шумел ещё не опавшими кронами и шуршал сухим разнотравьем и всё ж таки сухими листьями, хрустел шишками, порхал десятками сверчков с кузнечиками, граял воронами и кружил коршуном на охоте, пылил под подошвами кроссовок, одуряюще пах чем угодно кроме смога с выхлопами и звучал сотнями звуков. 

Каково оказалось Лютику, носившемся то впереди «Нивы», то где-то вдалеке, Бог весть. Но что точно, так всем вышло здорово, и даже снятый с одежды и собаки десяток клещей, не говоря о забитой студентами с дачниками электричке, никак не помешали настроению. 

Вчерашний день так и остался в памяти запахом собачьей шерсти, вкусом купленных у трассы яблок, одуряющей дикой лиловой мятой, шелестом набранного веника из пампасной травы, красивых колючек и непонятного раскидистого сухого псевдоукропа и осенним тёплым солнцем, так и купавшем в своём прощальном тепле нас всех и совсем молодого красивого довольного пса по имени Люцифер.