Детокс по-русски

Я ехал на дачу, а в голове звучал бархатный голос коуча Всеволода Просветленного: «Аркадий, вы — забитая флешка. Пора делать форматирование». Этот Просветленный, с лицом Будды и прайсом сатаны, убедил мою жену Лариску, что все мои проблемы — от цифровой интоксикации. Не от ипотеки, не от начальника-самодура, а от вайфая. «Ваша аура пробита ментальными сквозняками!» — вещал он. Я кивал. Если бы он сказал, что у меня в ухе поселился гном, Лариска бы уже искала специалиста по выселению гномов.

Поэтому вот он я, еду в Горелово на принудительное слияние с природой. План: два дня без связи. Никаких телефонов, новостей, лайков. Только я, комары и три тома «Истории Византии» — лучшее снотворное, изобретенное человечеством.

На даче я первым делом провел обряд экзорцизма над смартфоном. Нажал «выключить». Экран погас. Всё. Абонент временно недоступен для здравого смысла и указаний жены. Я стал невидимкой. Призраком оперы, где в партере — крапива, а на сцене — колорадские жуки. Какое счастье!

Затем я обесточил телевизор «Рубин». Он даже в выключенном состоянии продолжал тихо гудеть, будто обиделся на весь мир и теперь ворчал себе под нос.

Вышел на крыльцо. Тишина. Густая, как кисель. Где-то за забором соседка Клавдия Петровна вела агрономический трибунал над огурцами:
— И чего ты не растешь, ирод? Всю душу в тебя вкладываю, а ты ни в лист, ни в корень!

Благодать. Впервые за годы я был не онлайн, не на связи, а просто — был. Захотелось закрепить эффект главным русским очистительным ритуалом — баней. Пока колол дрова и носил воду, наступил вечер.

А за забором, тем временем, тишина начала казаться подозрительной.

— Гляди-ка, Петрович, — сказала Клавдия Петровна своему глухому мужу, который служил ей эхолотом для мыслей. — Аркашка приехал, а из дома не выходит. И стекляшка его дьявольская не светится. Обычно сядет на крыльцо, как истукан, и пальцем в нее тычет, будто смысл жизни ищет. А тут — мертвая тишина.

Петрович издал звук, похожий на скрип несмазанной калитки.

— Третий час тишина! — паниковала Клавдия Петровна. — И не кашлянет, не чихнет! Человек-то городской, хлипкий. Может, он там отключился?
В ее устах «отключился» означало не телефон, а самого Аркадия. Логика была проста: если человек не подтверждает свое существование в соцсетях, его существование вообще под вопросом.

Не выдержав, она позвонила участковому, лейтенанту Сидорову.
— Але, лейтенант? Беда! Сосед, Аркадий, приехал — и всё! Признаков жизни не подает!
— Как не подает? — напрягся Сидоров, для которого «признаки жизни» — это геолокация и статус «онлайн». — Телефон?
— Отключен! — выдохнула Клавдия Петровна с трагическим надрывом.

«Отключен» — это был пароль. Для Сидорова это слово было синонимом слова «остыл». Живой человек не может быть вне зоны доступа. Это противоестественно.
— Выезжаю, — коротко бросил он.

Уазик Сидорова подревел к моему забору, как раненый мамонт. Участковый подергал калитку — заперто. Покричал: «Аркадий!». В ответ — тишина, которую я в тот момент считал целебной.

Он обошел участок, заглянул в окно и посветил фонариком. На столе — «История Византии». «Точно помер, — решил Сидоров. — Перед смертью всякое в голову лезет». Он набрал мой номер. «Аппарат абонента выключен». Это был контрольный. Участковый достал свой табельный смартфон и позвонил в Единую дежурно-диспетчерскую службу.

— Дежурный, лейтенант Сидоров. Горелово, Садовая, двенадцать. У нас тут объект не выходит на связь.
— Какой объект? Стратегический? — сонно уточнил диспетчер.
— Можно сказать, и так. Объект — человек. Предположительно, в состоянии нестояния. Лежит без движения.
— Понял. Тело?
— Ну, покойник пока еще не совсем покойник, потому что мы его не видели. Но потенциал есть. Дверь заперта изнутри.
— Так, записываю: «Попытка несанкционированного выхода из жизни». Требуется вскрытие и группа фиксации. Высылаю МЧС.

О, этот великий бюрократический язык, который может превратить банальное беспокойство в спецоперацию! Мой детокс определенно выходил на новый уровень.

В бане было божественно. Я хлестал себя веником и размышлял. У нас в стране одиночество — это не состояние души, а чрезвычайное происшествие. Чтобы побыть одному, нужно сначала собрать консилиум, получить справку, что ты не верблюд, и оповестить всех причастных. Уединение — это коллективное мероприятие, требующее согласования.

Когда я, красный, как флаг на первомайской демонстрации, в одном полотенце и с веником наперевес, вышел из бани глотнуть свежего воздуха, мой участок было не узнать.

Это был филиал апокалипсиса. У ворот — пожарная машина, «скорая» и уазик Сидорова. По участку, как на учениях, ходили люди в форме МЧС. Двое прилаживали к моей двери гидравлические ножницы, похожие на челюсти динозавра. Рядом разворачивали полевую кухню, и запах гречки смешивался с запахом дизеля от генератора. Собака-спасатель азартно гоняла мою кошку по яблоне. А над всем этим, разрывая ночную идиллию, висел вертолет. Его прожектор выхватывал из темноты то теплицу, то туалет типа «сортир», придавая ему вид стратегического объекта.

На крыльце стоял майор МЧС Громов в каске и с папкой. Он не кричал в мегафон. Он руководил.
— Так, Петров, составляй акт о вскрытии. Симаков, протокол осмотра места происшествия. Где потерпевший?
— Пока не обнаружен, товарищ майор! Возможно, самоликвидировался!

Клавдия Петровна у забора рыдала от полноты чувств: ее подозрения оправдались с таким размахом!

Я стоял посреди этого организованного хаоса и чувствовал себя главным экспонатом на выставке достижений народного беспокойства.

Все вдруг замерли. Взгляды скрестились на мне. Собака на яблоне удивленно тявкнула. Майор Громов опустил папку.
— Вы, простите, кто? — спросил он так, будто я нарушил какой-то пункт инструкции.
— Аркадий, — сказал я, пожимая плечами.
— Потерпевший? — уточнил он.
— Скорее, пострадавший, — признался я.
Наступила неловкая тишина.
— А мы думали, вы... того, — пробормотал участковый Сидоров. — Отключились.
— Я и отключился, — подтвердил я. — От телефона. Я детоксился.

Майор Громов снял каску, вытер лысину.
— Значит, детоксился, — задумчиво произнес он, глядя в свою папку. — Так... Вызов ложный. Это сколько же бумаг теперь переписывать... Акты, рапорты, списание ГСМ на вертолет... Ужас.
Он посмотрел на меня, на мой веник, на баню, из трубы которой все еще шел дымок.
— А баня... — он кашлянул. — Горячая еще? Нам бы с личным составом тоже... детокс. Отчетность снять.
Я посмотрел на свой тихий участок, превращенный в штаб спасения, и понял. В следующий раз для цифрового детокса я просто включу авиарежим. Так оно как-то спокойнее.

Потому что в России, чтобы по-настоящему отключиться, нужно оставаться на связи. Иначе тебя подключат принудительно. К общей системе всенародного спасения от самого себя.