Киберпроцессники

— Я тебе говорю: он целый день сидит и в кнопки тыкает!

Мать Люды, Валентина Петровна, говорила это с убежденностью онколога, обнаружившего метастазы. Она приехала погостить на выходные — три недели назад. С тех пор я живу под следствием: каждое мое движение фиксируется, анализируется и интерпретируется в мою немилость.

— Мама, он работает! Программирование — это работа! — Люда защищала меня вяло, как адвокат, знающий, что подзащитный виновен.

— Работа... — теща пережевывала слово, как резину. — В мое время Петр Ильич, царство ему небесное, вставал в пять утра, шел на завод, стоял у станка десять часов. Руки в масле, спина болит. Вот это работа. А твой муж сидит в кальсонах, в монитор пялится. Я вчера заглянула — там какие-то человечки бегают и друг друга убивают. Это что, работа? Это маньячество!

Человечки. Великолепно. Она видела тестовую версию «Метафизических лабиринтов» — игры, где экзистенциальные кризисы персонажей влияют на гравитацию. Чем больше персонаж сомневается в смысле жизни, тем медленнее он падает. Абсурд? Несомненно. Но этот абсурд приносит мне ежемесячно столько, сколько покойный Петр Ильич за всю жизнь у станка не заработал.

— Валентина Петровна, это не человечки. Это юниты искусственного интеллекта. Они проходят стресс-тестирование поведенческих паттернов.

— Юниты? — теща замерла. — Это из физики? Ты физик?

— Нет, я...

— Петр Ильич мечтал, чтобы дочь вышла за физика. Или за врача. А она за... за...

Она не могла подобрать слова. Для нее моя профессия находилась где-то между фокусником и мошенником. Причем ближе ко второму.

Люда вышла из комнаты со словами: «Мама, он нормальный», — но интонация была такая, будто она говорила: «Мама, рак неоперабельный».

Я познакомился с Артемом пять лет назад на конференции «Будущее интерактивных нарративов». Он выступал с докладом «Почему игроки должны страдать: гедонизм как препятствие для развития индустрии». Зал освистал его. Я подошел после и сказал: «Гениально. Давайте работать вместе». Он посмотрел на меня с подозрением: «Вы из психбольницы?» — «Нет, — ответил я, — но это не помешает».

С тех пор мы сделали четыре игры. Три провалились. Четвертая — «Метафизические лабиринты» — неожиданно выстрелила. Оказалось, людям нравится управлять депрессивными персонажами. Психотерапевты рекомендовали игру пациентам. Философы писали статьи. А мы зарабатывали.

Артем позвонил в самый неподходящий момент — когда теща читала мне лекцию о мужском достоинстве.

— Андрюх! — он орал так, что динамик телефона вибрировал. — Ты видел статистику? У нас в Японии продажи выросли на триста процентов! Японцы, понимаешь, ЯПОНЦЫ играют в нашу игру! Надо срочно обновлять серверную инфраструктуру!

— Артем, я немного занят...

— Занят? Чем занят? Слушай, вечером зайдем на сервер, обсудим новую механику. Я придумал гениальную вещь: персонажи, которые слишком долго не испытывали экзистенциального кризиса, начинают его симулировать. Понимаешь глубину? Фальшивое страдание как защитная реакция! Это же метафора современного общества!

— Зайдем куда? — встрепенулась теща.

— На сервер, — машинально ответил я, и понял, что допустил ошибку.

— АГА! — теща вскочила с кресла. — Значит, все-таки играешь! Я так и знала! Люда! Иди сюда! Твой муж опять собрался... в сервер! Это вообще что такое?

— Валентина Петровна, сервер — это не место. Это... устройство для обработки данных.

— Не ври мне! Я в интернете читала! Там люди в серверах целыми днями сидят, семьи бросают! У Нины Ивановны зять так сделал — ушел в сервер и не вернулся! Нашли его через три года в каком-то подвале, заросшего, как Робинзон!

Вечером я сидел на кухне в наушниках, экран ноутбука светился на минимальной яркости. Я был партизаном в собственной квартире, шпионом в тылу врага. Враг спал в гостиной под «Модный приговор», но мог проснуться в любой момент.

Артем был онлайн. Его аватар — Сизиф с ноутбуком — стоял посреди пустой локации.

«Ну наконец-то», — написал он.

«Моя теща считает, что серверы — это секта».

«А она не так уж далека от истины».

«Люда на моей стороне, но только публично. Наедине она спрашивает, почему я до сих пор не стал тимлидом в Яндексе».

«Скажи ей, сколько зарабатываешь».

«Не могу. Она думает, что я получаю шестьдесят тысяч в месяц. Если скажу правду, начнет спрашивать, почему мы живем в однушке и летаем в отпуск эконом-классом».

«А почему?»

«Потому что я боюсь денег. Они меняют людей. Помнишь Димона из универа? Он продал свой стартап, купил Tesla, начал ходить в качалку и встречаться с моделями. Через год у него случился нервный срыв. Сейчас работает в монастыре. Tesla продал».

Мы час тестировали новую механику. Персонажи действительно начали симулировать кризисы — падали на колени, смотрели в небо, произносили фразы типа «В чем смысл?». Выглядело смешно и грустно одновременно. Артем сказал, что это идеально.

— Андрей! — дверь кухни распахнулась. Теща стояла на пороге в халате, с выражением лица следователя, поймавшего преступника. — Я так и знала! Ты играешь!

Я захлопнул ноутбук.

— Работаю, Валентина Петровна.

— В два часа ночи? В темноте?

— Это называется овертайм. Сверхурочные.

— Не ври. Я видела. Там человечки на коленях стояли. Это что, молитва?

— Это... баг. Технический сбой. Я его исправляю.

— Баг, — она смаковала слово. — У Петра Ильича тоже были баги. Он их называл запой.

Наутро Люда поставила ультиматум. Либо я иду работать в офис, «как нормальные люди», либо она соглашается с матерью, что я не работаю вообще. Доказать было невозможно, не раскрыв всю правду. А правду раскрывать было страшно.

Я позвонил Артему.

— У меня проблемы.

— Серверы упали?

— Хуже. Теща.

— Предлагаю радикальное решение: зарегистрируем компанию. Официально. С офисом, печатью, сайтом. Чтобы твоя теща видела, что ты не какой-то там игроман, а Chief Innovation Officer.

— Chief Innovation Officer? Серьезно?

— А что? Звучит солидно. Лучше, чем «разработчик игр про депрессивных персонажей».

За две недели мы зарегистрировали ООО «КиберПроцесс», сняли крошечную переговорку в коворкинге (четыре квадратных метра, но с окном), заказали визитки и создали сайт с фотографией офиса Google (нашли в интернете, подписали: «Наш будущий офис — мы визуализируем успех»).

Я показал Люде документы. Она листала их с выражением археолога, нашедшего подозрительный череп.

— И сколько ты там получаешь?

— Шестьдесят тысяч. Пока. Но мы на стадии роста.

— На стадии роста, — она повторила с интонацией врача, диагностирующего хроническое заболевание.

Теща изучила сайт и нашла ошибку:

— Андрюша, а почему у вас на фотографии негры работают?

— Это не негры, Валентина Петровна. Это... аутсорсинговая команда. Из Индии.

— А-а-а. Ну если из Индии, тогда понятно.

Все изменилось в пятницу. Я сидел на кухне, когда позвонил Артем. Голос у него был странный — возбужденный и испуганный одновременно.

— Включай РБК.

— Что случилось?

— Просто включи.

На экране бизнес-канал. Ведущий с серьезным лицом: «Российская компания "КиберПроцесс" продала 70% акций американскому издателю Electronic Arts за двадцать три миллиона долларов. Это крупнейшая сделка в истории российской инди-индустрии. По информации источников, основатели компании — Андрей Серегин и Артем Колосов — получат по восемь миллионов долларов каждый после налогов».

Я уронил телефон.

Мы действительно вели переговоры с EA, но думали, что это шутка. Нас пригласили на Zoom, мы рассказали про игру, они смеялись. Мы тоже смеялись. А потом они прислали договор. Артем сказал: «Давай подпишем для прикола». Я подписал, потому что отвлекся на Люду, которая спрашивала, почему в квартире пахнет носками.

В дверь позвонили. На пороге стояла Люда (забыла ключи), теща (принесла котлеты) и, о господи, сосед Геннадий, который никогда раньше со мной не здоровался.

— Андрей Викторович! — Геннадий сиял. — Поздравляю! Я всегда говорил жене: этот парень далеко пойдет!

Теща смотрела на меня, потом на телевизор, потом снова на меня. Люда молчала, но губы у нее дрожали — не понять, от смеха или от ярости.

— Это... это ты? — наконец выдавила Люда.

— Технически да. Но я могу объяснить.

— Восемь миллионов? — теща побледнела. — Долларов?

— После налогов. До налогов больше.

— Ты богат? — Люда села на пол прямо в прихожей.

— Относительно. По меркам Силиконовой долины я нищий.

Геннадий продолжал стоять в дверях и улыбаться. Теща смотрела на меня так, будто я был инопланетянином. Люда сидела на полу и тихо смеялась — или плакала, или и то, и другое.

— Почему ты не сказал? — спросила Люда.

— Потому что боялся. Деньги все меняют. Люди начинают вести себя иначе. Смотреть иначе. Геннадий вот раньше не здоровался. Правда, Геннадий?

— Э-э-э... я просто... не видел вас... — Геннадий растерянно улыбался.

— А я думала, ты неудачник, — тихо сказала теща. — Петр Ильич говорил: если мужчина сидит дома, значит, он неудачник. Прости, Андрюша.

— Валентина Петровна, Петр Ильич был прав. Я и есть неудачник. Просто неудачник с хорошим доходом.

Но на этом история не закончилась. Вечером, когда теща уже уехала (напоследок она попросила денег на новый холодильник и получила), а Люда уснула в состоянии шока, мне позвонил Артем.

— У нас проблемы.

— Еще?

— Налоговая. Они считают, что мы занимаемся отмыванием денег.

— Почему?

— Потому что мы работали из дома в трусах, а продали компанию за двадцать три миллиона. Для них это подозрительно.

— Но мы же честно все заработали!

— Попробуй это доказать. У нас нет офиса, нет сотрудников, нет ничего. Только мы двое и игра про депрессивных персонажей.

Я посмотрел на спящую Люду. Потом на ноутбук. Потом в окно, где в соседней квартире горел свет — Геннадий, наверное, рассказывал жене, какой я молодец.

— Знаешь, — сказал я Артему, — я начинаю понимать наших персонажей. Вот они бегают по лабиринтам, ищут смысл, испытывают экзистенциальные кризисы. А потом выясняется, что лабиринт — это иллюзия, смысла нет, а кризисы были ненастоящие. И что дальше?

— Дальше игра начинается заново, — ответил Артем. — На более сложном уровне.

— Гениально, — сказал я. — Пойду спать. Завтра к налоговой.

Я закрыл ноутбук и лег рядом с Людой. Она сонно пробормотала:

— Андрей, а почему ты раньше не сказал?

— Потому что боялся, что ты начнешь любить меня за деньги, а не за то, что я в трусах на кухне играю в свои игры.

— Дурак, — сказала она нежно. — Я тебя за трусы и люблю.

Утром пришло письмо от налоговой. Они хотели встречи. Я позвонил Артему.

— Ну что, готов к новому уровню?

— Готов, — сказал он. — Только теперь босс будет посложнее, чем теща.

И я подумал: может, Петр Ильич был прав. Может, мужчина действительно должен вставать в пять утра и идти на завод. Но тогда кто будет делать игры про депрессивных персонажей? Кто объяснит людям, что жизнь — это лабиринт без выхода, но это нормально? Что можно зарабатывать миллионы, сидя в трусах? Что неудача — это тоже результат?

Наверное, кто-то должен заниматься этой важной работой.

И этот кто-то — киберпроцессник