Радость на выброс

Викентий прочитал книгу. Японскую. Там черным по белому, хотя и иероглифами, было сказано: если вещь не приносит радости — в утиль! Все просто. Взял в руки, прислушался. Дзинькнуло внутри — оставляй. Не дзинькнуло — на помойку.

Викентий оглядел квартиру. Квартира молчала. Вещи затаились.
Первым под руку попался носок. Левый. Викентий сжал его в кулаке. Закрыл глаза. Прислушался.
Тишина.
Никакой радости. Сплошная синтетика и дырка на пятке, напоминающая о бренности сущего. В ведро.
Взял правый носок. Та же история. В ведро.
Посмотрел на голые ноги. Радости нет. Но есть холод.
— Так, — сказал Викентий. — Это погрешность метода.

Он взял паспорт. Документ. Серьезная вещь.
Открыл на фотографии. Там на него смотрел человек с лицом, которое не то что радости, а даже желания дать взаймы не вызывало. Очереди в паспортный стол, госпошлины, прописка... Внутри не то что не дзинькнуло — там глухо завыло.
— Прощай, — сказал Викентий и бросил паспорт в мусорный мешок. Стало легче. Гражданская ответственность отвалилась вместе с обложкой.

Дальше пошло как по маслу.
Унитазный ершик. Радость? Какая радость? Это инструмент унижения! Вон.
Квитанции за ЖКХ. Боль, тоска, безысходность. Вон!
Сковорода с нагаром. В ней сгорело три поколения яичниц. Ни одной искры. В мусоропровод.

К вечеру квартира опустела. Но сомнения остались. А вдруг он, Викентий, недостаточно чувствителен? Вдруг он выбрасывает скрытые источники счастья?
Нужен был специалист. Профессионал.
В интернете нашелся «Консультант по резонансу души». Пятьсот долларов за визит. Дорого. Но счастье, как известно, бесценно, а пятьсот долларов — это всего лишь бумажки с портретами мертвых президентов. Какая от них радость?

Консультант пришел в черном балахоне и с камертоном.
— Где пациент? — спросил он, ударяя камертоном о косяк.
— Вот, — Викентий протянул молоток. — Гвозди забивать удобно. Но радости...
Консультант приложил камертон к молотку.
— Ля второй октавы. Слышите? Диссонанс с вашей аурой. Аура у вас рыхлая, как манная каша, а молоток — это агрессия. В нём нет дзен. Убрать.

Викентий послушно выкинул молоток в окно. Снизу раздался звон и радостный мат. Видимо, кому-то молоток принес-таки эмоцию.

Очередь дошла до унитаза.
— Керамика, — поморщился консультант. — Холод. Пустота. Символ уходящего. Вижу, вы привязаны к нему чисто физиологически. Это низменная привязанность. Радости в процессе смыва нет, есть лишь чувство утраты.
— Но как же... — попытался возразить Викентий.
— Вы хотите счастья или удобств? — строго спросил консультант. — Комфорт — враг просветления.

Через час унитаз был демонтирован и вынесен на лестничную клетку. Стало просторно. И как-то тревожно.
Они шли по квартире, как по минному полю.
— Холодильник. Гудит. Раздражает чакры. Вон.
— Кровать. Горизонталь подавляет волю. Спать надо стоя, как лошадь. Или в левитации. Кровать — это якорь.
— Люстра. Свет искусственный, лживый. Солнце — вот источник. Люстру снять.

В итоге в квартире остался только Викентий, Консультант и плюшевый медведь с оторванным ухом. Медведь был старый, пыльный, пах чердаком и детством.
Консультант занес камертон. Ударил.
— О! — сказал он. — Слышите? Чистое «Си». Резонанс ностальгии. Вибрация невинности. Это единственный предмет, который содержит искру.
— Медведь? — удивился Викентий.
— Медведь, — подтвердил специалист. — Оставляем.

Консультант получил свои пятьсот долларов (Викентий отдал их с радостью — избавление от денег вызвало небывалый прилив эндорфинов) и ушел.
Викентий остался один.

Пустая квартира. Белые стены. Эхо шагов звучит, как выстрелы. Ни стула, чтобы сесть. Ни стола, чтобы положить локти. Ни унитаза... об этом лучше не думать.
Посреди комнаты на полу сидел Викентий и обнимал плюшевого медведя.
— Ну что, — сказал Викентий медведю. — Радостно тебе?
Медведь молчал. Его стеклянный глаз смотрел с укоризной.
Викентий прислушался к себе. Искры не было. Был сквозняк. И очень хотелось есть. И не только есть.
Он прижал медведя к груди. Мягкий. Пыльный. Но, черт возьми, им нельзя укрыться! Его нельзя сварить! На нем нельзя пожарить яичницу!
— Вибрация невинности... — передразнил Викентий.

Живот заурчал. Громко, требовательно. Это была самая честная вибрация за весь день.
Викентий встал. Ноги затекли.
Он вышел из квартиры, сжимая медведя под мышкой, потому что оставить источник радости в пустой квартире было страшно.

В магазине хозяйственных товаров было людно. Люди покупали вещи. Безрадостные, тупые, утилитарные вещи.
Викентий подошел к прилавку.
— Дайте мне... мыло, — хрипло сказал он.
— Какое? С ароматом лаванды, орхидеи, морского бриза?
— Мне — чтобы мылилось.
Он взял кусок самого дешевого хозяйственного мыла. Коричневый брусок.
Взял алюминиевую вилку. Гнутую.
Взял самые простые синие штаны.
Взял ведро. Просто ведро, без всяких претензий на дизайн.

Он расплачивался и чувствовал, как внутри разгорается не искра — пламя.
Он схватил мыло. Оно было твердым, реальным и нужным. Им можно было помыть руки! Это было чудо.
Вилкой можно было есть! Штаны можно было надеть и не мерзнуть!
Викентий стоял посреди магазина, обвешанный пакетами с самой бытовой ерундой, и улыбался, как идиот.
Люди шарахались.
А он вдруг понял.
Радость — она не в самой вещи. И даже не в вибрации.
Радость — это когда у тебя нет ничего, вообще ничего, кроме плюшевого медведя, и ты покупаешь унитазный ершик. И в этот момент ты понимаешь: вот оно, счастье. Возможность им воспользоваться.

Он шел домой, прижимая к груди новый ершик, как букет роз.
Медведь торчал из кармана и, кажется, тоже улыбался. Наконец-то он был не единственным, кто тут нужен.