Осознанное родительство

Вадим проснулся от тяжелого взгляда.
Так смотрят коллекторы или совесть. Но это был сын Антошка. Ему год. Он стоял в кроватке, держась за бортик, и молчал.
В тишине квартиры это молчание звенело, как невыплаченный кредит.
— Чего смотришь? — спросил Вадим, натягивая одеяло. — Я сам знаю, что я никто.
Антошка нахмурился и пустил пузырь.
«Время идет, — читалось в его глазах. — Мне двенадцать месяцев. Цукерберг в моем возрасте уже планировал соцсеть. А я? Где мои акции? Где стартап?»

Вадима прошиб холодный пот. Вчера он видел сына соседей. Тот в песочнице не просто песок ел, а сортировал его по фракциям. Геолог растет. А его Антошка?
— Надя! — крикнул Вадим на кухню. — Мы упускаем время! Ребенок деградирует!
Голос жены донесся из-за шума воды:
— Он вчера «мама» сказал.
— «Мама» — это прошлый век! — Вадим вскочил, путаясь в штанах. — Это уровень примата. Нам нужен прорыв. Квантовый скачок!

Центр раннего развития «Индиго-Плюс» находился в подвале элитного дома. Вход стоил дороже, чем выход.
Администратор за стойкой напоминала снежную королеву, которая подрабатывает бухгалтером.
— Возраст? — спросила она, не глядя на Вадима.
— Год и две недели.
Она сняла очки. Посмотрела так, будто Вадим принес протухшую рыбу.
— Поздно.
— Совсем? — упавшим голосом спросил Вадим.
— Критические зоны мозга уже сформировались. Но... — она открыла журнал. — Есть одно место в группе «Форсированный гений». Китайский для подкорки, основы блокчейна на кубиках и курс «Лидерство в песочнице». Берете?
— А подешевле? — пискнул Вадим.
— Подешевле — это в дворники. Вы этого хотите сыну? Метлу в руки?
Вадим представил Антошку с метлой. Сердце сжалось.
— Пишите. Беру.

В зале на ковре сидели дети. Вид у них был такой, будто они только что сдали годовой отчет. Усталые, серьезные люди в подгузниках.
Педагог Изольда Львовна, дама с прической «взрыв на макаронной фабрике», ходила между ними с указкой.
— Тема урока: постижение пустоты через иероглиф «Му», — вещала она. — Дети, концентрируемся! Впитываем вечность!
Она сунула карточку под нос Антошке.
— Смотри. Это «Му». Повтори. Му!
Антошка посмотрел на тетку. Посмотрел на карточку. Набрал воздуха в грудь. Вадим замер в ожидании чуда.
— Прррр! — выдал Антошка и, для убедительности, сделал лужу.
Изольда Львовна отпрыгнула, спасая туфли.
Вадим покраснел до корней волос:
— Простите... Это он волнуется. Переизбыток информации.
— Это протест! — торжественно подняла палец Изольда. — Он отвергает догмы! У мальчика врожденный нигилизм. Будущий критик или депутат. Гениально! С вас штраф за ковролин.

В магазин развивающих игр Вадим зашел как на эшафот.
Продавец, молодой парень с глазами, в которых плескалась мировая скорбь, молча положил перед ним корзину.
— Мне бы... — Вадим достал список Изольды. — «Ядерную физику для самых маленьких».
Парень кивнул и, не глядя, швырнул в корзину книгу.
— Еще «Как управлять холдингом, сидя на горшке».
— Закончились, — меланхолично сказал продавец. — Раскупили родители из Госдумы. Возьмите «Инвестиции на памперсах». Тоже бестселлер.
— А что-то... душевное? Сказки?
— «Колобок»?
— Да! — обрадовался Вадим.
— Есть «Колобок: Путь самурая». Он там не от лисы уходит, а делает харакири, чтобы сохранить честь. Очень поучительно.
Вадим вздохнул и протянул карту. Терминал пискнул жалобно, как раненый воробей. Деньги ушли. Гениальность осталась.

Вечером квартира напоминала лекционную аудиторию. Антошка сидел на высоком стульчике, размазанный кашей по уши.
Вадим, с книгой в одной руке и ложкой в другой, читал:
— Электрон, сынок, имеет спин. Повтори: спин. Это как юла. Только не жужжит.
Антошка молчал.
— Ам! — Вадим сунул ложку.
Ребенок открыл рот, съел кашу, а потом внимательно посмотрел на отца.
И плюнул.
Каша полетела веером. Прямо на график падения котировок в учебнике.
— Спекулянт, — прокомментировала вошедшая жена. — Фиксирует прибыль.
— Ты не понимаешь! — горячился Вадим, вытирая лицо. — Он ищет выход энергии! Это же будущий Курчатов!
— Это будущий засранец, если мы его на горшок не посадим, — отрезала жена. — Заканчивай с лекцией. У ребенка режим.

Ночью Вадим не мог уснуть. Ему снился Менделеев, который гнался за ним с таблицей элементов и кричал: «Где шестой период? Где?!».
Вадим встал попить воды.
В детской было тихо. Ночник отбрасывал слабый свет.
Антошка спал, раскинув руки, блаженно улыбаясь. Ему не снились электроны. Ему снилась теплая булка и мама.
Вадим наступил босой ногой на что-то твердое.
Чертыхнулся. Нагнулся.
Неваляшка.
Старая, советская, красная. С глупым, но счастливым лицом.
Вадим поднял её. Поставил на пол. Толкнул пальцем.
Кукла накренилась почти до пола, но тут же, с веселым перезвоном — дзынь-бом! — вернулась вертикально.
Вадим толкнул сильнее. Дзынь! Опять стоит.
Ее бьют, ее гнут, а она стоит. И улыбается. Без коучей, без тренингов личностного роста, без японского языка.
— Устойчивость, — прошептал Вадим.
Он сел на пол.
Вот нас, взрослых, жизнь как бьет? Цены вверх — мы падаем. Начальник наорал — мы лежим. Жена ушла — мы не встаем. А эта пластмассовая дура... она знает секрет.
Центр тяжести. У нее центр тяжести в правильном месте. В заднице.
— Вот где правда, — сказал Вадим неваляшке. — Чем ниже тебя жизнь опускает, тем устойчивее ты должен быть.
Он посмотрел на учебник «Инвестиции на памперсах», лежащий на столе. Взял его. И аккуратно положил в мусорное ведро.

Достал телефон. Три часа ночи. Нашел контакт соседа по лестничной клетке — того самого, у которого сын гениальный.
Набрал сообщение. Стер. Набрал снова.
«Коля, спишь? Есть идея. Открываем мужской клуб. Никакой водки. Только неваляшки. Будем учиться падать и вставать. Взнос — 500 рублей. Неваляшка своя».

Ответ пришел через секунду:
«Вадик, ты гений. Я уже иду. У меня есть две. Одна без глаза, но звенит громко».
Вадим улыбнулся. Лег на ковер рядом с кроваткой. Попробовал качнуться с боку на бок.
Получилось.
Плечо болело, пол был жестким, но на душе было удивительно спокойно.
— Дзынь, — тихо сказал он в темноту. — Бом.