– Смерть, Айла, всегда загодя стучит, чтобы ушёл человек с миром, чтобы злое отпустил, да врагов простил, у богов милости успел просить. А если глух человек, то и уходит он глухо. А там с него ведь спросят, почему он с камнем в душе и на сердце пришёл…
– Девочка, ты хочешь быть ведьмой? – спросил де Рэ тихо и его голос прозвучал так спокойно и так уверенно, что Каталина тотчас поверила ему во всём. Спокойствие, которого не было в её жизни, было теперь близко. И помощь. И ещё, быть может, магия, но сами слова и тон голоса были тоже магией, которая, как оказалось, не подчиняется даже магам и ведьмам.
– Укусы в плечо у всех троих, – напомнил Квинт. У него было странное ощущение, что его пытаются высмеять, но он не поддавался на провокацию такого рода. – Перекусали друг друга. На спор! – предположил Томаш с серьёзным видом.
– Из угла? – я, без особенных предисловий, указываю на ближайший угол. Келли вздрагивает и нервно смотрит в угол, хотя в нём нет ничего криминального, ну, паутина под потолком. Впрочем, пауки тоже смотрят – считается? Или они слепые? Надо спросить у Волака.
– Чувак стоит на крыше! – Роджер фыркнул, – какое, к чёрту, рациональное решение? Ты спроси его, не холодно ли, во что он одет, что ел или пил, пока пробиваешь адрес. Держи его на связи, пока пробиваешь адрес и пока бригада едет. Дальше уже не наше дело. Не ругай, не хвали, не отговаривай.
И как тут не поразиться в очередной раз наивности сухопутных душонок? Неужели ни у кого из них не возникло ни вопроса, ни тени его, ни сомнения малого? Неужели никто не подумал: а почему вдруг Море сокровищами своими делится? Да ещё и с кем? С землёй?!
Келли живая. У Келли может быть семья, друзья, карта в винном супермаркете, психиатр, а у призраков кто? Я! Ну ещё Волак иногда, когда соизволит выйти из кабинета, да пара негодяев из числа моих коллег, тоже, к слову, живых и понятливых на уровне клиентов.
– Не смей! – столешнице, наверное, больно, жаль, я не могу спросить что она почувствовала, когда ладонь Ричарда хлопнула от всей широты магической души по ней. – Не смей так, Магрит…
– Я сделаю всё, что нужно, – но не тебе, дорогой ты тяжеловес, а несчастной душе, что из твоей пропаренной, пропитанной запахами пота, пива и жареного масла комнаты деться не может. – Только мне нужна полная свобода действий. Иными словами – свалите-ка, неуважемый клиент, подальше!
– Есть хотя бы предположения, что это могло быть? – Томаш спрашивал без всякой надежды. – Рыбы, бревна, водоросли? Всё это были стандартные версии для работы с явлениями в воде – нередко так и оказывалось, то, что было принято за длинную змею в воде, оказалось всего лишь раздвоенным бревном, а вот то, что в Индии… Впрочем, насчёт Индии они даже проверять сильно не стали. Наврали в отчётах так, что двуглавая водная змея оказалась всего лишь водорослями. Себастьян тогда ещё удивился, что не испытывает никаких угрызений совести по поводу откровенной лжи.
На взгляд Конрада, это не было ценной информацией. Это было его работой. И работа начиналась с того, чтобы определить, что с жертвой не так: есть в ней злая сила, есть в ней болезнь или это просто попытка привлечь внимание?
– Вертикальная лужа! – Франческа находит сочетание, которое кажется ей оскорбительным. Карлини с трудом успевает скрыть лёгкую полуулыбку – до «вертикальной лужи» она уже громыхнула магией собственных слов по комнатёнке… ох, вот завтра будет веселое занятие, упокой, магия, тех, кто перепутает завтра хоть один ингредиент из приготовленных.
Блаженки! Две блаженки! Почему забывают слова предков? Их предки, в лес ступая, всегда старались одеться неприметнее – серое или коричневое, а на худой конец – зелёное. И знали, что желтому да красному в лес нельзя!
– Неправа, – буркнула ведьма, теряя интерес к Каталине. В самом деле, зачем ей девчонка, которая и самого простого заклинания, как оказалось, даже сотворить не может? – Но права, да. Просто говорить это тебе не хотелось. Так вот – самая главная проблема у ведьм, знаешь какая? – Алкоголизм? – предположила я, даже сама не зная, шучу я или нет. – Дура ты! – фыркнула Франческа, – это только недоучкам проблема.
– Ну…говорят, что на них напал какой-то очень плоский субъект. Как шкура. Малкольма сразу перемололо, а Ользену только ногу зажевало. Ну, ногу ещё непонятно – восстановим или нет, другие по разъездам или вообще зелёные. Вот и скажите мне, братья-сёстры, кого я послать должен? – Начальство, – предложил Томаш насмешливо, – в твоём случае надо посылать начальство.
Остатки моего, ещё неосквернённого предательством моря, взметнулись, требуя её покарать. Но я не откликнулся на этот зов. У неё были причины меня ненавидеть. У неё были причины считать мой трон своим. Мы были оба дети Морского Царя – пена ему вечностью.
– Кха-а-ар! – затем рванула в небо, взбеленив вокруг себя крылами серое облако пыли. Девочка закашлялась. Птица её напугала. Или обругала. Кто этих птиц знает?
Кровавое солнце – вот беды, Что обещаны были за грех... *** Я слабость твою скрываю, Всё беру на себя без опаски. *** Ты мятежник готовый, хоть нет мятежа, Ты не боишься ни упрёков, ни взгляда. *** Так зародились жизнь и смерть, Пустыня и море, пропасть и твердь, Так Боги пришли и люди, Среди них преступники и судьи… *** "Мы запомним, мы не забудем" - мы? Кто эти "мы" и почему не я? Чья воля? чьи решают умы Всё обо мне, но в обход меня? *** Покинь меня, Изида, покинь, сестра, На мне гниющий смрад Дуата...
– Откуда…– шипит Сигер, и глаза его, чужие, отравленные совсем не нашей магией, сверкают опасно и страшно. Откуда-откуда! От ершового супа! Сигер, ты идиот, если у тебя есть ещё какие-то сомнения. Сигер и сам чует настрой. Он знает, что должен встать на защиту своих родных волн, но бесится: как же это некстати, как же это невовремя! Ну? Сигер? Он смотрит на меня, а я мрачна. Что он хочет прочесть в моём взгляде? Покаяние? Сигер, я пошла на то, чтобы одну из сокровищниц моего Царства разграбили, неужели ты думаешь, что я покаюсь?
– Вы могли бы рассказать мне. Знаете, словами… – я усмехаюсь. Горечь выпитого поднимается во мне, делает безрассудной. – А ещё я мог бы сброситься со скалы, но не сделал этого! Магрит, ну в самом деле – ты бы мне поверила? Ага, догнала бы и ещё три раза поверила.
– Да, ты прав, – Агата спохватилась, – короче, задача простая – поймать упыря, но не убить, а доставить в Город живьём. Э, то есть, не мёртвым. Тьфу. То есть, не до конца мёртвым. – Мы поняли, – заверил Себастьян.
А что он хотел? Уведомления, что у него в шкафу сборная по баскетболу по ночам тренируется? Призраки, они, граждане, явление такое – постоянно-непостоянное. Они постоянно есть, но не постоянно в силе. Я, пожалуй, не знаю ни одного дома, где не было бы даже тени от ушедшей души.
– Я смотрю не на тебя, – Хэйди смеётся, ей весело, ей всегда весело, но эта веселье особенное – в нём нет ничего, кроме связанной в плотный непрожёвываемый узел тоски, усталости, привычного одиночества… Аманда вздрагивает. Она ещё не понимает, но это ничего – Хэйди весело, и она хочет, чтобы Аманде тоже стало весело. – Я смотрю тебе за спину, – объясняет Хэйди и указывает пальцем на меня.
По мнению Томаша, никто из составителей краткого пособия никогда не был в полевых условиях, иначе не писал бы заведомой ерунды и не предлагал бы тащиться на бой с оборотнем с рукомойником или платьем.
– Сколько князей пережил каждый из вас? – долго готовился этот вопрос. Сначала было желание спросить так: «сколько князей, считая моего отца, пережил каждый из вас?» – но эта формулировка была слишком мрачной и должна была сразу сгустить духоту зала до отчаянной точки и дать понять, что всё кончено.
Когда она пришла устраиваться в это серое, совершенно неприметное здание, скрытое за невзрачной вывеской «Мир подушек», она была точно такой же как сейчас. разве что более радостной. Нет, мир подушек тут и правда был. Разные по мягкости и объёму, они образцами покоились на прилавках, но больше прозябали картинками в каталоге. Всё это было на деле фасадом, за которым скрывалось совсем не желание какого-то доброго человека принести гражданам спокойный сон.