Попытки догнать дуновение ветра. Роман Джеффри Евгенидиса, фильм Софии Копполы

София Коппола сняла фильм. Я этот фильм посмотрела. Довольно давно. И совсем не удивилась, увидев на обложке книги Джеффри Евгенидиса кадр из него. А потом стала удивляться, читая. Обложка забывается сразу. Да и фильм подзабыла я изрядно, оказывается. Основную сюжетную канву помню, актеров, хорошо сыгравших, помню. И помню атмосферу, пропитавшую фильм – правильный, точными каплями отмеренный, тянущий душу аромат и вкус — ностальгии и юношеского томления, как ручьи, что не впадают в море выводов, а сходят на нет, увязая в песках. Сюжет без разгадки. Хотя в самой книге разгадок много. Предположительных разгадок. И ни одна не достигает большой воды понимания. И это тоже томит, как стихающий долго звук струны. Которую иногда хочется оборвать, чтоб звучание смолкло.

(одна из "настоящих" обложек)

Американский городок двадцатилетней давности. Семья Лисбон, в которой подрастают пять дочерей-погодков. Будто присланные откуда-то, нежданно и, в общем-то, нежеланно прелестные, из-за этого с обычными родителями никак не связанные.
Что может ждать их в жизни? Именно их – ничего..

Младшая девочка – Сесилия, тринадцати лет, покончила с собой. А через год то же самое сделали остальные девочки.
Роман Евгенидиса о том, что вместил в себя этот год. Не изнутри. А – глазами соседских мальчишек, которые, конечно, в девочек влюблены – во всех сразу, почти и не разбирая, кто из них кто.
Вот и все о сюжете. Потому что пересказывать его – медвежья услуга читателям. Хотя этому роману и пересказ подробностей не повредит. Роман очень хорошо написан. Достойно переведен. Читать его – всякий раз выходить из тех дверей, что описаны автором, считая те же ступени, смотря на те же деревья и газоны. И это наслаждение. Наслаждение присутствия себя – там.
Роман многогранен и многослоен, как всякая очень хорошая проза. То, что описано, казалось бы, вскользь, укореняется в памяти и после приходит, касаясь уже моих жизненных впечатлений. Начинает расти. И я стою среди этих ростков, вертя головой, ухватывая взглядом одно, другое, третье. И думаю в разные стороны.
Роман не социален. Все попытки пристегнуть чудовищные события одной семьи к одной причине вызывают у автора грустную улыбку. Не пристегивается. Он говорит об этом, потому что попытки, конечно же, были. Читатель въедливый может аккуратно классифицировать все-все возможные причины, автором упомянутые. Думаю, станет ясно, что ничего-то он не упустил.
А ведь мы так любим объяснения, причины, поводы. Это способы защиты. Если я буду точно знать, что надо делать, а о чем даже и подумать нельзя, то чаши сии минуют меня… Евгенидис показывает безжалостно и одновременно с огромной жалостью к людям – не минуют. Знания всегда не достаточно. Можно закрыть глаза на мелкое, которое в наши схемы знания укладываться не хочет, взять да и отпихнуть мелкое ногой. Нет его. Но угасание пяти сестер, стоящих на самом пороге расцвета – не мелочь. Притвориться – не выйдет. Забыть – не получится. Загнать в рамки и схемы – не удалось. Остается – попытаться помнить. А ведь это трудно. Когда никто не ведет за руку, когда ручьи, обессилев, не находят дороги к морю, а просто теряются в сухом песке, память ласково гладит бывшее, укрывает и прячет.
Это очень хорошо описано Евгенидисом. Это знают все, кто имеет дело с долго и тяжело болеющими людьми. Человек еще здесь, события еще происходят, а память уже все прячет, переводит из реальности в мир символов. Подменяя живых людей бледными тенями собственных и выслушанных впечатлений и воспоминаний.
Еще один слой повествования – люди с разным прошлым, живущие рядом, по соседству. Страна эмигрантов собирает на одной улице, в почти одинаковых домах – мафиозного итальянского босса, среднего школьного учителя, греческую старуху миссис Карафилис, на глазах которой когда-то гибнет после пыток и страданий почти вся ее семья. И вот эта старуха, которой наплевать на маленькие американские горести – нестриженый вовремя газон, угон подростками автомобиля – лучше всех понимает девушек. Хотя, казалось бы, именно она должна свысока отнестись к их неумению выжить. Но они тоже «читают письмена страданий, начертанные в облаках старой миссис Карафилис». И она сострадает…

Я написала лишь о малой части мыслей, возникающих при чтении романа. И мне остается лишь повторить, что написан он очень хорошо. Он из книг, что состоялись. В литературе и в душе читателя. Особенно читателя, который умеет думать и хочет от текста большего, чем просто плотная сюжетная канва.

«Мы твердо знали: Сесилия совершила самоубийство, потому что не сумела приспособиться к жизни вокруг нее, потому что потусторонний мир звал ее к себе. Мы знали, что ее сестры, оставшись одни, тоже услышали этот зов. Но, даже понимая это, мы ощущали комок в горле, поскольку это была одновременно и правда, и ложь. Столько было написано о сестрах Лисбон в газетах, столько разных слов переброшено через заборы, столько признаний сделано в кабинетах психотерапевтов, что теперь мы уверены только в одном: нам недостает проверенных сведений, чтобы сделать выводы. Наши объяснения ничегошеньки не объясняют»

Вот так…