Субботний отрывок. Любовь
Автор: RhiSh
Ура, субботний отрывок) Наконец-то он завершён. Безмерно уважаю создателя флешмоба Марику Вайд и всех тех, кто выкладывает новые отрывки каждую субботу, к такой продуктивности стоит стремиться…
– начало здесь –
Вовсе не размышляя, что делаю, я взял её руку и коснулся губами тонких пальцев, едва не выронивших чашку. Но мне лишь хотелось совершить для неё что-то тёплое, донести всю бескрайность любви: друга, брата, спутника на пути менестрелей, а быть может, и кого-то ещё, но об этом думать не стоило, уводить её у Вила я уж точно не собирался.
– – –
Но если честно, то главной причиной благодарности и поцелуя был вопрос, который она не задала. Она спросила только о мыслях, и поэтому я смог не соврать. Как соврал Вилу насчёт его чувств во время их близости… которые были и моими тогда, все до единого. Не ощущения тела, слава Мерцанию, но мне хватило и эмоций. И сказать это Вилу было выше моих сил. Проронить ложь с усмешкой оказалось так просто. Но Аль я не стал бы обманывать, просто не сумел бы. В конце концов, моя к ней любовь была столь же настоящей, как та, что у них с Вилом, как серен. Разные, но суть — одна.
И от этой сути мне хотелось то ли спрятаться, ещё найти бы такое место, то ли мысленным подобием кинжала отсечь все странные глубокие связи, и мы отлично проживём без серен — я уж точно, а как мне жить с отражением его чувств, терпя бурю и пламя, что овладевают им в её объятиях… я не знал. Тогда я очень старался разозлиться — на себя, конечно, а не на друзей — и заставлял себя заняться делом, выбрав работу погрязнее и потяжелей. Чтобы отвлекала. Но огонь Вила бился во мне, прорываясь наружу, и по-настоящему хотел я одного: пойти к ним. И приблизиться. И ощутить всё то же наяву.
Но такие признания меняют слишком многое, а этого я как раз не хотел. Совершенно. И когда Аль с неясной улыбкой отняла руку и кивнула на дверь, я с облегчением улыбнулся тоже и сбежал. Пока она всё-таки не догадалась и не решила уточнить.
На второй этаж я почти взлетел — возможно, из-за всех этих мыслей серен пробудилась и звала, тянула всё сильнее — и рывком распахнув дверь, с внезапным смущением замер, глядя прямо в глаза Вила. Он сидел на краю кровати, настороженный, застывший в порыве ко мне навстречу, свесив одну ногу и обхватив колено другой переплетёнными пальцами. Что его волновало, я понять не мог. Сам я в этот миг ощутил полный и абсолютный покой, тишина стала мягкой и пахла черёмухой. Выучился ли я хоть как-то ощущать кружева или снова отражал его? Моего эт’серен.
— Я думал, ты спишь.
— Без тебя не получалось, — серьёзно отозвался он. — Зря я с тобой не поехал. В этот раз всё острее, заметил?
Я заметил, но вопросительно поднял брови: хотелось сперва услышать его.
— Тогда я почти спокойно без тебя тут просидел полтора знака. А сейчас кошмар какой-то. Сперва просто жалел, что отпустил одного. А пару часов назад почувствовал… ну, похожее было в эллине.
— Боль?!
— Нет. То есть, да, в глубине. Не в Сумраке. В эллине ты звучал горечью, тёмной печалью. И потом она тебя затянула, даже Хет не вытащил. Ну и здесь я поймал что-то сходное. — Он нахмурился, переводя взгляд куда-то за моё плечо. — Думал, тебя встретил Мейджис.
— Среди ночи-то? Я нарочно так время выбрал, чтобы убраться до рассвета. — Я помолчал, прислоняясь к двери и скрещивая на груди руки. Он выглядел как-то уж очень встревоженно, но вот сейчас мыслей его я не улавливал, и обсудить это мне хотелось куда больше, чем Мейджиса. Но по-моему, ему — наоборот. Да и открытие моё было слишком важным, чтобы молчать.
— А встретил бы, и что? Вил, я в свой замок имею право приехать в любое время. А для эт’серен запретов вовсе нет.
— И всё же нарочно выбрал время, чтобы убраться до рассвета.
В его тоне звучала ирония, но ощущал я лишь серьёзность, тревогу, вопрос.
— Я спешил, вот и всё. И не хотел влипнуть в длинную беседу с упрёками. Но что он сделал бы мне? Успокойся. В следующий раз мы придём не тайком во тьме, а днём, открыто. И если пожелаем остаться, никто не запретит нам.
— Ты хочешь этого, да? Не Лив, а Эврил?
Столь быстрой реакции я не ожидал. Хотя и не удивился. Ну, так даже лучше.
— Да. Уезжая оттуда, я сказал: не вернусь. И это было искренне — в тот миг. А сейчас кажется глупым. Но я сделаю, как выберешь ты. Всё равно без визита в Лив не обойтись. А тебе будет спокойнее вдали от Каэрина.
— Мне спокойнее, когда я понимаю тебя. — Он помедлил, знакомым жестом накручивая на палец тонкую прядь. — Раз не Мейджис, то кто? Энт, я знаю, мне не показалось, у вас там что-то произошло. Это было яркое ощущение. Кто ранил тебя?
— Никто… Ой, ладно. Не надо так смотреть, — я невольно рассмеялся, отклеился от двери и устроился на полу, в гнезде из одеял. — Ранил и я сам. Всё было на равных, но если бы я мог повернуть время, то переиграл бы. Но всё это ерунда. Не рана, так, пропущенный выпад. Забудь. Давай лучше подумаем о том, как барьеры создавать. Нельзя же реагировать на любое волнение и любую боль друг друга.
— Можно. Почему нет? Мы и без серен так делаем, это ведь и значит — друзья. А от ответа ускользать не очень-то честно, ми’эрин. Чей выпад ты пропустил? И почему насчёт Лива передумал?
Я тихонько застонал и прикрыл глаза ладонью, глядя на него сквозь пальцы. Он фыркнул:
— Верю-верю. Энт, хватит, а? Ты обещал не молчать. И я не шучу, в замок ты без меня ездил в последний раз. Да и вообще куда-то. Проще тебя одного не пускать, чем ставить барьеры.
— Джерин хотел поговорить о том, что произошло в эллине.
Вил сузил глаза. Меня обожгло внезапным порывом пламени, едва не вырвав вскрик.
— О. На равных, значит? Хорошо. Вот приедем туда вместе, поговорим. Ты что, из-за него переживаешь? Ну, знаешь… и давно? Холод в эллине и тьма предательства — это он? И ты снова не сказал мне…
Он порывисто встал с кровати, подошёл к окну и прислонился к стеклу виском, словно пытаясь охладиться. По ощущениям, не очень-то у него получалось.
— Мало мне было Мейджиса, который доводил тебя до слёз просто потому, что видите ли, он эт’серен твоего отца. Теперь ещё давай грустить, что не простил того, кто избил тебя до полусмерти.
— Он не эт’серен моего отца.
— А кто же тогда?
— Мама. А он, конечно, знал, кем я считаю его, и не открыл мне правду. И этот человек ещё меня упрекал в нарушении заповедей. Дурак я был, что верил… хотя все верили, но я-то ощущал… ну не дурак?
— Умнее многих, — хмыкнул Вил. — К счастью, до тебя дошло. Я готов рыдать от восторга. И кому сказать спасибо за дивное открытие? Неужто этот… Джерин?
— Нет. Я понял сам, когда Кер сказал, что папа был джан’нэл. И я подумал: тогда Мейджис а’эрен, как я… но папа не смог бы поступить так с ним. С тем, кто чувствует всё, что и он, а без него останется в ужасающей пустоте, заполненной лишь виной без края. Ведь вот ты не ушёл бы от меня, если бы Альвин…
Я запнулся: пламя взвилось до небес. Потянуться к нему прохладой ветра — бездумно, не отдавая себе отчёта, как я делаю это, — но у меня вышло, огонь угас. Я выдохнул.
— Извини. Это всего лишь вопрос. С нами такого не случится! Но если вдруг… ты не стал бы?
Его взгляд был тяжёлым, далёким и алым, как недавнее пламя, как лепестки арилий, как кровь.
— Нет. К одному горю добавить второе — каким надо быть равнодушным уродом без сердца. И кстати, спокойненько жить после того, как твой эт'серен сделал такое, — тоже. Джан'нэл или нет, неважно.
— Ты тоже думал, что это не Мейджис?
— Тоже? А кто ещё?
— Аль, — у меня вырвался неловкий смешок. — Вашей тактичности нет равных… а ты мне говоришь о молчании!
Он вдруг совершенно остыл и тоже усмехнулся смущённо:
— Ну, мы похожи… как иначе возникла бы серен! Но я понятия не имел, как тебе сказать. Да и пришло мне это в голову всего день назад. Когда ты спросил, что если бы ты… ушёл, оставив ребёнка. Я бы стал жить только для него — чтобы не свихнуться. Забаловал бы, наверное. Но между вами было что-то другое. Холодное, чужое. У обоих.
Это «у обоих» вдруг задело меня, и я не мог понять, почему мне так важно возразить, оправдаться.
— Я любил его… старался. Особенно первую пару лет. Мне хотелось с ним быть почаще, это же значило — быть ближе к папе, хоть его и нет. Серен сплетает две души воедино. Я всё время искал в Мейджисе душу папы. Высматривал. И не мог себе простить, что я такой слепой и бесчувственный: не вижу. И не замечаю, что Мейджис тоскует о нём… как я тосковал. Мне казалось, он тоже ощущает это. И потому меня отстраняет. Потому что я не способен узнать тень Чар собственного отца. Какой тут свет и белоснежность — безмерно далеко от света… — я вдохнул, собираясь с силами для главного: — Я думал, дело в том, что мама погибла из-за меня, а папа за нею, значит, снова я виноват. И все знают это, все думают так. И в первую очередь — он. Сияющий. Его слова — истина, его презрение способно уничтожить. А гнев… ну, гнев лучше безразличия, верно? Гнев его я вызывал часто.
— Нарочно? — тихо проронил Вил.
— Наверное, да. Сейчас кажется так. Тогда я просто… шёл за желаниями. Что ещё я мог делать? Смириться с тем, что сияющим не буду, — пусть, мне и не хотелось, но быть тем, кого сияющий не замечает вовсе, я не собирался. Сердить его, спорить с ним, быть смелым… неудержимым. Пусть мне не дано видеть его сияние, но все увидят меня. И всё же…
— Всё же? — выдохнул мой эрин чуть слышно, почти не размыкая губ.
— Мама и папа умерли из-за любви ко мне. Кто подошёл бы близко? Кто осмелился бы стать другом, любить? Я не надеялся. И не настаивал, когда тот, кого я уже считал другом, отстранился так же, как Мейджис. Предсказуемо. Но я не был готов в тот момент… и не смог простить. И хотел не быть там больше. Убежать.
— Джерин? — Вил сел рядом на смятые одеяла, не сводя с меня глаз. — Так вы дружили, а не враждовали… и он ранил тебя ещё раньше… до того, как мы встретились?
— За три дня до того.
— Теперь понимаю.
— Что?
— Почему ты так взъерошивался, когда я шутил, что ты во мне нашёл предлог сбежать из замка. Прости. Я не стал бы смеяться. И говорить, что дома тебе жилось роскошно, не стал бы.
— Я знаю.
— И мне ты мог верить… потому что я не думал всякую ерунду о твоих родителях, да? Но я другую думал, — он невесело усмехнулся. — Если так посмотреть, то я был не сильно лучше твоего Джерина… и тоже делал тебе больно.
— Он не мой. А ты после эллина имел право думать об мне хуже, чем есть. Тем более, я тоже делал тебе больно. Не раз. И я ведь в самом деле использовал тебя как предлог. И важно было не то, что я мог верить, — я вздохнул. — Важно, что ты мог верить мне. Не зная о пожаре. А я не собирался рассказывать. Никогда.
С какой стати я ждал, не изменится ли его взгляд и тональность чувств, слышная мне из-за серен, — но ждал так, словно от этого зависела жизнь, не меньше. А он легко уронил:
— Ну и правильно не собирался. Не вываливать же первому встречному всё подряд. Вот потом — да. И ничего ты меня не использовал. Кто поймал Лили? И убрал из мира серые краски, и по-настоящему слушал мои песни, и дрался за меня, и отдал Книгу. Кто ещё кого использовал! Глупо… А этот… не-твой Джерин, почему он тебя волнует, Энт? Ты его послал? Ну и отлично. А я бы там был — послал бы не словами. Ты мне сколько раз говорил: Рыцарь делает лишь то, что хочет. Ну так он в эллине с тобой сделал то, что хотел. И всё. Что с ним после этого творится — не твоя забота. Он сделал — пусть платит. Мне он тоже кое-что должен. И этот долг я не собираюсь прощать.
Я растерялся: тут было слишком много злости. И не огненной, как чуть раньше, а холодной, жёсткой беспощадности. И мне это не нравилось.
— Просто взять и простить никто и не просит. Но выслушать-то стоило. Шанса заплатить заслуживают все. Даже те, кто нарушил заповеди.
— А первую? Он и убить тебя мог, знаешь ли. — Вил сухо улыбнулся. С искривлённым ртом выглядело это жутковато. — И ты хочешь вместо Лива опять ехать в Эврил, только чтоб его выслушать? Дать шанс? Воистину сияющее дитя Света.
— Не только. И не в нём дело. — Я поморщился, подбирая слова: — Мейджис. Он всегда был… недосягаемой звездой. И увидеть его одобрение удавалось редко. По-настоящему — лишь когда я поймал минелу. Поэтому я не сомневался, что на Путь ушёл вовремя и всё делаю правильно. Но дальше столько изменилось, а он снова смотрел сквозь меня и говорил о чести Ордена. И конечно, был неправ, но эт'серен отца — почти отец, а сияющие видят суть, залитую Светом… я не мог просто отбросить его голос, его взгляд. Хотел убедить, доказать… добиться той улыбки, с которой он провожал меня на Путь. А теперь всё будет иначе. Не только я стал эт'серен, но и он не сияющий, а обычный человек. Я почувствую рядом с ним… не знаю, что. Но мне надо узнать. Разрушить неправду — полностью стать собою. Найти себя. И его. Понимаешь?
Он задумчиво кивнул.
— Важнее не показать ему себя-нового, а чтобы он показал истинного себя. Так? И сыграть на равных. Освободиться.
Будь мы младше, я не удержался бы и обнял его — от радости и благодарности, что он и вправду понимает меня.
— Но если сам он не испытал серен, то может и не поверить нам. Вернулись к началу, да?
— Поверит, конечно. Он видел серен у отца. Знает признаки. Не говоря уж о том, что я всё-таки Рыцарь, — у меня вырвался смешок: — Думаешь, станет судить по себе? Но сам себя он эт'серен не называл. Вроде бы. А мы ведь можем и доказать. Достаточно мне себя поранить, и любые сомнения, что ты мой джан'нэл, исчезнут.
— Но станет ли он защищать нас от Луча?
В этом я здорово сомневался. Я просто не знал. Освободиться… пока поддельное сияние прятало настоящего Мейджиса — мальчишку по имени Джейс, лучшего друга моего отца — я не мог предугадать, как он поступит. Поможет, откажет, даст совет… выберет быть вторым отцом или Лордом Трона — или никем? Любить или предать… вопрос вечный.
— Куда же нам отправиться завтра, Энт? Сперва в Лив — или сразу в Эврил? — он глянул в окно на пробуждающийся рассвет: — Уже сегодня…
— Не могу решить, — признался я, пряча в ладони зевок. — Устал. Ты давно не спал? Дольше меня наверняка, а я пару дней точно… Давай отдохнём. Замки не убегут, а Луч вряд ли именно сегодня потеряет терпение.
— А вдруг? — следом за мной Вил зевнул и потёр лоб: — Пока теряются только мысли… и путаются в тумане. Ладно, ты прав. Пока не поспим, никаких решений. Надеюсь, мне не приснится очень недовольный Луч в обнимку с Мейджисом!
Когда кто-то забарабанил в дверь, оба солнца заливали комнату столь ярким светом, что оставалось загадкой, как он не разбудил меня. Вставать сил не было. Может, если подождать, то уйдут? Будь что-то срочное, пришла бы Аль, а ей не надо стучаться… Я покосился на стенные часы — полдень давным-давно миновал — и с головой накрылся одеялом. Кто-то заботливый решил принести обед. Спасибо, не надо. Я лучше посплю до ужина…
Но зачем-то встал Вил и пошёл к двери. Забыл, что у Аль есть ключ? Или выспался… я печально понял, что вылезть из-под одеяла и окончательно, прямо сегодня, сделать выбор из двух замков всё-таки придётся, но затаился: вдруг поверит и до вечера оставит меня в покое?
— Доброго дня, милорд, — жизнерадостно прозвенел голос Ньяра, младшего из служителей, весёлого паренька, который всем моим орденским песням каждый вечер подпевал и даже переписал слова, бурно жалея, что не сумеет наиграть их мелодии на минеле. — А вот сьерина Альвин просила ровно в три занести записку, она-то по делу отлучилась. Ну я пошёл, милорд, а вам покушать принести? А, ну ладно, вы тогда сами спускайтесь, там суп с грибами, вкуснющий!
Замок негромко щёлкнул, закрываясь. Зашуршала бумага. А в следующий миг я рванулся с постели к Вилу — не понимая, не думая, лишь стремясь заглушить дикий крик, зазубренными пилами раздирающий в ошмётки мои чувства и рвущийся наружу, в Сумрак: отчаянием, ужасом, ураганом. И успел в него вцепиться со спины, одной рукой притиснув к себе, а рукавом другой попросту зажав ему рот — рискуя, что из такого ненадёжного захвата он вывернется, а что он может сделать в ярости, я отлично знал… но держал изо всех сил, умоляюще шепча: тише, тише, тише. И это было не только о крике: в его кружевах бушевала буря, которой до Поля оставались, кажется, секунды. И все вэй услышат нас…
А как успокоить его в кружевах, я не представлял. Только нырнуть вглубь, в средоточие нашей серен, и потянуть его следом, глубже, дальше, миг назад, час назад, покой и тишина, танец пылинок в лучах солнц и запах черёмухи… Буря медленно начала стихать, и я рывком развернул его к себе и обнял покрепче, висок к виску, узор к узору, продолжая шептать что-то ласковое и бессвязное. Бумажка выскользнула из его пальцев и легла на пол у моих босых ног. Почему-то замёрзших так, словно я стоял на льду, а не на тёплых ромбах паркета. И всего меня едва не трясло от холода. Жарко было лишь рукам, сцепленным в замок на талии моего друга. Даже дыхание леденило рот, а зубы заныли. Что это со мной… плевать, что это с ним?!
— Пусти, — слово упало в точности как листок: сухим неживым шелестом разрезав воздух. И потом: — Прочти.
Я отпустил его просто потому, что он бы заметил, как я дрожу, а это было сейчас лишнее. Стоять стало сложновато; я уселся на пол и подобрал письмо. И минуту или две смотрел на него, вспоминая, как линии и завитки складываются в слова, а те в послание, имеющее смысл… не тот, что в сознании Вила: конец всему, обрыв, чёрные воды, осколки, смерть.
«Вил даэн, не надо пугаться и сходить с ума, поскольку я-то с него не сошла. Хотя от любви, говорят, это случается, а от твоей — почти неизбежно… ох, даэн, я шучу. Поверь мне, Вил, просто — поверь. Помнишь, мы говорили о том, что ты не умеешь доверять? Это было возле эллина, это было здесь. Ты сказал: я верю тебе. Так верь мне сейчас, ми тайфин: я знаю что делаю. Я ушла не навсегда, не думай глупостей. И нет, я не собираюсь страдать и платить за тебя собою, это чересчур мрачно — ты же знаешь, я люблю счастливые финалы песен! Я ушла не к твоему магистру, а лишь поговорить с ним — и вернусь так быстро, что ты не успеешь заскучать. И не надо бежать за мною — я уехала на рассвете, и сейчас, когда ты читаешь, Кусака уже принесла меня к нему. И выбрось из головы ерунду, что там клубится! Он не обидит и не удержит меня. Я всегда права, помнишь? И вижу путь ясно. Не бойся, даэн. Без риска нет шэна, но эту партию я выиграю, как Энт тогда, я просчитала все ходы, и мои камушки лягут точно в свои ямки. Не бойся и не пугай Энта. Спроси его, он наверняка понимает, какую атаку я решила сыграть. Энт, объясни ему! И успокой. Погуляйте в лесу или идите в замок, Хет всюду найдёт вас и скажет, где встретимся. И не надо ссориться. И бояться. И волноваться. Энт эджейан, ты-то, надеюсь, веришь мне? Посмей только подумать, что нет! Вил, я люблю тебя. И я вернусь».
Я осторожно положил листок, словно он мог разбиться, и поднял глаза на друга. Тьма в его чувствах неуклонно окрашивалась пурпурным, золотым, алым — всполохами огня.
— Ты знал?
Его голос и вправду мог обжечь. И взгляд, казалось, вот-вот взорвётся яростью.
— Конечно, нет. Я бы её удержал. И спать бы лёг не тут, а в конюшне возле Кусаки.
Он несколько секунд глядел на меня сверху вниз. Почти упал на колени рядом, будто ноги отказались держать его, и закрыл руками лицо.
— Она не вернётся, — слова падали вязко и тяжело, как камни в глину, и от них хотелось тоже заслониться. — Она знает и просчитала. Бред. Она открытая, и на её памяти сеть. Луч её не выпустит. Подождёт, пока приду и я. А куда денет её дальше, зависит от сети. Если она чья-то ученица, отдаст назад. Учителю. А нет, оставит себе. Получив сразу двух послушных нас: ради неё я выполню все его приказы. И она для меня тоже. Вот это будет жизнь, — у него вырвался резкий злой смех, слишком похожий на рыдание. — И это всё я. Она видела… я не сумел скрыть, примириться… Энт, какое тут подойдёт искупление? Скажи. Сделай. Или я сейчас что-то сделаю сам. Хотя не всё ли равно. Вот теперь в самом деле всё кончено.
Проклятие Звёздного Тигра. Том I – Путь Круга