Но уверяю вас: Пол Оуэнс умер не от сердца, не от какого-то приступа или чего-то подобного; он умер от тоски. Более того – он готовился умереть и не скрывал этого в разговоре со мной, состоявшемся в комнате Великого Ожидания.
Кощей скривился. После Яги любил ли он кого-нибудь? Не любил. Не смог. Пару раз пытался украсть себе жену, так за одной жених пришёл с мечом-кладенцом, а другая такой истеричкой оказалась, что Кощей её в ковёр завернул и обратно очередному царю вернул. –Съел? – ехидно спросил царь, глядя на шевелящий ковёр. –Забери, добром молю! – взмолился Кощей. –Ну беги, беги…– разрешил царь, со вздохом принимая дочь в ковре.– Не кричи, Настёна, попытаем мы счастья ещё.
Как назло – у Клодин талант. К тонким длинным пальцам прилагается ещё хватка и природная ловкость. Как назло, она быстро учится, и, хотя обещает себе, что не будет лучшей, обещания не сдерживает. Уж очень хвалит госпожа Пажо, очень уж блестящее будущее прочит, говорит и про знакомства с графинями, и про визиты к самой королеве
Мыслей было немного. И они как-то сообщались между всеми сотрудниками: часть из них думала об увиденном весьма в нецензурной форме, ещё часть думала об увольнении (мысль была сиюминутной, но она была), а конструктивно в такой ситуации размышлять было крайне сложно.
Персефона больше не просит, а Аид больше не спрашивает. Круто повернувшись, он уходит прочь от неё, оставляя её в заточении, сам оставаясь в незримом плену своего поступка.
Они не спрессовывали мятежные души в наказание за сопротивление в ужасный, шевелящийся брикет, чтобы послать этот ужасный кусок в Подземное Царство, где грубые руки и лапы низших демонов дробили бы эти спрессованные души по своему усмотрению, отрывая куски от одной души, приставляя их к другой, и спаивая и сшивая грубыми нитками мироздания за одну только попытку выпросить покоя.
Фонсо был сладкоежкой и уже этим выделялся среди колдунов своего ковена. Нет, если бы он был ленивым, или злоупотреблял бы вином, или даже бы носился с мерзким хихиканьем по полям, то ему никто и слова бы не сказал и не одарил бы косым взглядом. Но для лени Фонсо был слишком мечтателен, для вина слишком праведен, а для плясок по полю – слишком скучен.
Надо было даровать утешение Гожо, но Эмос был ещё мал, и не научился лицемерить, и не научился сдерживать свои эмоции, а потому, пока он спускался, утешение превратилось в недоумение: зачем Гожо это сделал?
Добро пожаловать в Маару! Закон здесь творит Секция, состоящая из трёх Коллегий: Коллегия Дознания, Коллегия Судейства и – самая малая, но самая презираемая – Коллегия Палачей. В Коллегии Палачей для главной героини властвует стабильность, свою работу она принимает как должное, пока не понимает, что она ничего не знает о настоящей Мааре, которая уже очень скоро изменится. Этот сборник рассказов можно отнести к «мостикам». Вселенная Маары существует в двух моих романах: «Тени перед Чертой» и «Гильдия Теней» (в свободном доступе), здесь же – просто больше историй.
Устав «Центра» гласил, что каждая встреча и каждое свидетельство должно быть проверено. Но тут речь шла о совсем безумных вещах: мыслимое ли дело, чтоб в позабытой деревушке, в местной речке встретили кракена
Если бы я был ангелом, у меня была бы терапия на каждое третье и пятое посещение Людского Царства, двенадцатичасовая рабочая неделя и пара кожаных ботинок!
Я должна, должна быть сильнее, Чтоб испуганным пеплом не стать. *** Ту лестницу магическая сила От несведущих и яростных скрывала *** Не могу понять: у нас был полный дом, Но почему тепла так мало? *** Замок– это не смерть, Это лишь долгий путь… *** Мы с ней не умели сказать, Но это теперь пустое *** Сон сбережёт от боли, Он сохранит беспечность. Тебе нет слёз, но нам есть горе, У тебя замок в облаке и вечность.
Добро пожаловать в первую часть сборника «Их (обугленные) крылья – 1». Здесь есть ангелы и демоны самого разного образца: алчные; яростные; знакомые с милосердством; стремящиеся к людям или бегущие от них. В этом сборнике двадцать рассказов. Вселенная дополняется, следующие рассказы войдут уже во вторую часть.
–Ты хуже продажной девки! – шипит Мегера, но замахнуться не решается, хоть и очень хочет. Но прекрасно знает Мегера – рука у Алекто тяжёлая, и стоит схлестнуться с нею раз, как приобретёшь себе вечного врага. Алекто не прощает. Потому и шипит Мегера – ничего больше сделать она не может. –Думаешь, они тебя признают? – Тисифона заходит с другого края. – Да они скорее сожгут весь мир!
Раньше для этого ему приходилось носиться за ними по пустыням, искать крупицы надежды среди чумных госпиталей или пробиваться через толпу стражников, а вот в эти дни ему достаточно было вести тренинги и семинары
«А может…убить?» – ещё одна спасительная, почти паническая мысль. В конце концов, у него уже есть дети! И сыновья, и дочери – выбирай! Или лучше сказать, что ребёнок был один – Ариадна?
–Что ж, значит, я повзрослела, – кивнула Моргана, – отлично. Радости в её голосе не было. Ланселот не стал играть в угадайку и спросил напрямик: –Что не так?
–Ваш политический статус? – она по-прежнему не смотрела на него, записывала. Через строки познавала человека, которого забудет. Тобиас заморгал. Он не знал такого. Имя знал. Род знал. Чем занимается – тоже. Но политический статус?..
–Надо действовать! – Азазель едва не вскочил. – Они же…это же люди! И он их сам создал. И ангелов создал, чтобы служили те людям. И теперь?.. мне передали, что он был семь дней в трауре по созданному ему миру, что так разочаровался в людях, увидел их разврат… –А нас не пригласил посмотреть, – усмехнулся Элигор.
Шесть столбцов – это всё, что остаётся у меня записано о каждой душе. Шесть столбцов, которые никто у меня никогда не проверяет. Шесть столбцов, которые я заполняю не то для бога, не то для дьявола.
Или имя «Мерлин». Оно не вяжется с тихим и мирным поваром таверны – и в этом наметка Судьбы. Мерлин это не тот, кто приготовит вам курицу! Это тот, кто сначала будет вмешиваться во все дела подряд, а потом, под усталость и закат буйных лет, начнёт усиленно вмешивать других.
Дальнейшее было нелепостью, которую захмелевший мозг Сезара не мог сообразить. Не мог он догадаться, что слово «выстрел» для него и для Этана означает разное.
Пятнадцать ударов забрали все силы Рудольфа, он упал со скамейки в слезах, скуля и дрожа всем своим тельцем. Он не был похож сейчас ни на короля, ни даже на человека. –Раны заживают, – отец бережно помог ему подняться с пола, поправил одежду, ласково провёл по щеке, стирая слёзы. – Все раны заживают, остаются лишь уроки.