Anna Bogodukhova

–К погребению? – королева в изумлении воззрилась на него, – зачем вам хоронить моего мужа, моего Филиппа, моё солнце?
–Он же…– в горле непрошенный мерзкий комок, но куда деваться? – он умер. Он мёртв. Мы скорбим о нём.
Она в раздражении дёрнула плечом и повернулась к почившему всё с той же страшной нежностью.

Война между Церковью и Цитаделью Магии идёт слишком долго, различия в методах борьбы становятся всё прозрачнее, а вдобавок появляются и общие враги, например Абрахам - тот, который был рождён магом, затем предал Цитадель и стал церковником, а теперь избрал третий путь...

–Держи своих кровососов в узде! – злится Доверенный Инквизитор, но злится он абстрактно. На ситуацию, не на Дракулу. Он знает – Дракула уже, вернее всего, покарал потерявшего бдительность вампирёнка. да и потом – убей Дракулу, кто будет после него?

Если бы это было возможно, Делмар вообще бы не ступал на берег. Но он был человеком, он нуждался в земле, по которой ходил неуверенно.

Но ничто не вечно под луной. Однажды наступает день, когда вожак сдаёт, и всё недовольство им и его решениями, копящееся годами, трансформируется в откровенную ненависть и самый сильный из оборотней бросает своему вожаку вызов.

У Золушки закончилось пламя в печке, и она обратилась ко всем:
–Дрова нужны!
–Сделаем! – вызвались два бравых Дровосека, и поспешили в свою иллюстрацию, где был кусочек их леса. По пути бравые молодцы подмигнули Серому Волку, и тот на всякий случай напомнил:
–Я из другой сказки!

Вертиция проводила её взглядом. Обвинять девочку в умышленном вреде она не могла – ребёнок! А сердце чуяло: змея, хоть и молодая. Но Вертиция только проводила её взглядом – бог судья тебе, Агнешка!

– Поэтому тебя и посылаю. Все предыдущие инспекции не смогли…
Он не закончил, криво усмехнулся. Но заканчивать было и не надо. Слово было некрасивым, хоть и точным. И всё-таки Азазель не отказал себе в лёгкой мести:
–Придраться?

Аплодировала Вена,
Мюнхен ждал, встречал Милан.
Но ты попался в эти стены,
Телом тут, а духом там!
***
Друг мой, я мог бы тебе помочь,
Если б видел тебя, а не тень,
Если не был бы сломан.
***
Моя жизнь – плетение мук,
Из-за Бога, что стал ангелом смерти!
***
К тому же слух, но я ему не верю,
Мол, Людвиг пытался сманить
Музыкантов Сальери!
***
Сегодня всякой верой ослабел,
Все думают – смеюсь,
А я бесслёзно плачу.
***
Прости меня, Боже,
Я смешон и ничтожен.
А думал, что велик…

–Значит, я в самом деле умерла? – Она осталась всё такой же спокойной. Честно говоря, мне пришло в голову, что Она принадлежит к породе «заторможенных» – как мы называем негласно тех, кто сначала держится спокойно и ровно, а потом прорывается в крики и в истерику, нередко пытаясь навредить и кому-нибудь из нас.

За лет двадцать до описываемых событий родился в этой семье человек с железной волей и каменным сердцем, пожил в своей семье до совершеннолетия, да и сбежал на войну – сил не хватило. Там, говорят, и умер – одни считают что от пули, другие, что от восторгов семейных, ибо и на войне покоя юноше не дали – посылали письма с милыми и нежными стихами, описывали храбрость его и геройство.
–Боги, какая пошлость! – будто бы вскричал юноша, получив от семьи сравнение с бездарном (в то время считалось, что настоящий поэт должен быть злоязычен, уметь реагировать на происходящие события и отличаться остротой пера) героем – Самсоном.

–У меня нет тапок…– от такой наглости Вельзевул даже растерялся.
–Я тебе подарю, обращусь в кошку и нагажу в них, – не растерялся Астарот. – Займись лучше…
–Я не хочу просто кошку, – объяснил Вельзевул с раздражением, – я хочу Кошку. Которая будет умная, с характером, которую можно погладить.
–Можешь погладить моих пуделей, – предложил Мефистофель...

– Откуда, мой царь, возьмётся хоть какой-то опыт у твоего сына, если тень его отца не даёт ему выйти к солнцу?

–Шестьдесят единиц, – спокойно ответил целитель. – Двадцать за визит. Ещё сорок за то, что я не выдам властям информацию о том, что два контрабандиста, бежавшие с Земной Станции, прославленные работорговлей и грабежом, находятся на Церонтирре.

–Не знаю ни одного порядочного дознавателя! – Арахна упрямилась. – Все они...жалкие трусливые псы! Дикари!
–Они не справились, – Регар решил не обращать внимания на её гнев.

–Это не самая лучшая планета для краж, – продолжала Аманда, наблюдая на Орасом, но не упрекая его безрассудность. – Здесь принимают всех одинаково, и карают тоже одинаково. Даже если бы за вас кто-то с Земли заступился бы, это бы вас не спасло.
–Я не хотел! – самое глупое восклицание сорвалось с губ Ораса, он бросился на койку, его худые плечи дрогнули…

–А кинжал куда дел?
Это смутило Огюста. Но он нашёлся:
–Так ведь это…граф всегда был человеком талантливым.

Вернулась домой в слезах, ответа родным никакого не дала, лишь в гневе расцарапала себе ногтями лицо, чтоб никогда уже не быть красивой, да волосы срезала почти наполовину – срезала бы и больше, да сёстры ворвались. Боролись с нею, насилу отняли нож, насилу уложили в постель.

–Пошла вон! – он швыряет в меня кубок. Нас в шатре двое – моя забота. Я легко уворачиваюсь, на мгновение выцветаю, и появляюсь у него за спиной. Если честно, предпочла бы сесть за стол для пущего эффекта, но у него в шатре нет стола, поэтому довольствуюсь малым.

–А вот сейчас обидно было, – заметила Афина, – Гера, ты, конечно, великая, и жена Зевса, но, строго говоря, это тоже не делает тебя прекраснейшей.

Хирон хочет донести очень простую мысль: «Ахиллес должен биться с большим разумом и с меньшим сердцем», но Фетида слышит: «всё плохо».

–Я не мой отец! – Роман твердил это себе, сжимал руки сильнее. Его клыки удлинялись против его воли и, о странное дело – чесались, требуя плоти, требуя тёплой, мягкой, опьяняющей крови.

Жрец качает головой:
–Не мальчик он, а жертва великим Стихиям, что хранят наш край от чумы короны и трона. Стихии есть закон, есть высшая воля и нарушать её нельзя никому. Даже в великой любви…

все по опыту уже знают, что демоны в большинстве своём – сладкоежки, да и вообще большие любители хорошо поесть и выпить в людском мире, если представляется такая возможность, и писать про них подобные заметки уже просто неприлично. Это равнозначно тому, что демоны в своих отчётах будут указывать про ангелов, которые направляются в лавки с обувью при первой возможности – ведь всем хорошо известно, что ангелы очень любят ботинки и туфли.

Духи мёртвых на безумной тьме живут,
Коцит-река полна обмана.
***
Откуда эта тишина
В моей душе да в доме?
***
Дочь моя из дома крадётся,
Я сделаю вид, что не слышу.
***
Почему они смотрят так,
Словно она из света?
***
И странное счастье во мне
Птицей рвётся.
***
Река плача, река гнева
Жизнь и юность низвергает.
Трусом был ты или смелым -
Река того не разбирает.

–Это всё, что можно было сделать, – сказал целитель, которого до этого дня Элеонора уважала.

–Свет тебе, мирянин! – разумеется, Сельдфигейзер, он же отец Рамон, он же – предатель обыкновенный, он же отступник от демонов, не рад встрече с привилегированным слугою Люцифера.

–Ты всегда поступал как мой друг. Ты привечал меня, был добр, давал долг, не требовал его…– голос Алонэ дрожал от непривычности речей.
–Ну что ты! Как же иначе! – возмутился Маэл, – мы, как ты верно заметил, друзья!
А про себя подумал: «наконец-то, и с этого польза!»

–Да подарок нашёл. Орехи в меду. Настоящие.
–Потрясающе…– с непередаваемым издевательством отозвался Люцифер.
–Правда! – заверил Азазель, как будто бы Люциферу было важно.
–Не отрава? – продолжал издеваться тот. – Тебе вреда не будет, но побегать с отравлением по нашим лазаретам…

–Ты Бакхус? – спросил он, поднимаясь, наконец, с колен. Даже в полный рост он был ниже меня, но да ладно, я не переломлюсь и голову слегка склонить.
–Аз есмь.